Европейский выход из кавказского тупика

Руссский Журнал: Что проявилось в ходе этого кризиса в работе дипломатов? Действительно ли виноваты дипломаты, в том числе и политическое руководство, в том, что конфликт дошел до такой эскалации?

Владислав Иноземцев: Вполне возможно, что лучшим определением поведения дипломатии, причем не только российской, в российско-грузинском конфликте является слово "кризис". Современная дипломатия либо не пытается, либо пытается, но весьма неэффективно, предотвращать региональные кризисы. При распаде Югославии, в Восточном Тиморе, в ряде африканских стран дипломаты всегда следовали событиям, а не предвосхищали их.

В ситуации с Абхазией и Южной Осетией было достаточно времени, чтобы найти дипломатические методы решения конфликта. Но ни дипломаты, ни лидеры государств, заинтересованных в поддержке той или другой противостоящих сторон, в том числе и российские, не попытались найти компромисс и предотвратить эскалацию конфликта. Между тем сам факт существования "непризнанных государств" на территории Грузии испытывал терпение грузинского руководства

Бездействие и Запада, и России отчасти можно объяснить приверженностью принципу территориальной целостности Грузии, который в последнее время никто вроде бы не отрицал. В результате возникала видимость отсутствия конфликта и предмета для дискуссии.

В действительности же, давно следовало бы отойти от принципа территориальной целостности Грузии. Международному сообществу необходимо было признать, что в новых условиях сохранение унитарного грузинского государства невозможно. Осознав эту проблему, стоило провести серьезные международные консультации по определению либо дальнейшего статуса Абхазии и Южной Осетии, либо изменения внутреннего устройства Грузии в сторону конфедеративной структуры. Вместо этого на фоне молчания международного сообщества американские власти активно контактировали с правительством Саакашвили, как с лояльным США режимом, а российские - налаживали взаимодействие с Южной Осетией и Абхазией. Так, в начале 2008 года Россия фактически разморозила экономические отношения с Абхазией и провела еще ряд акций, которые не могли быть одобрены руководством Грузии. Ранее Россия без всяких на то оснований начала паспортизацию абхазского населения, бросив серьезный вызов основам международных отношений. Подобное поведение США или Европы в Косово представить затруднительно.

Кроме того, российско-грузинский конфликт оказался заложником противоречий вокруг Косово, общего обострения отношений между Россией и Западом и "топорной" игры южно-осетинских и грузинских политиков.

РЖ: Традиционный русский вопрос: что делать?

ВИ: В приложении к конкретной ситуации с Абхазией и Южной Осетией разрешению конфликта могло бы способствовать европейское посредничество в регионе. Европейская дипломатия всегда занимала позицию посредника в двустороннем конфликте, в то время как российская и американская идентифицировали себя с одной из сторон. Европейцы вполне могли добиться успеха, если бы позиции российской и американской сторон были более гибкими. Так, при условии самоустранения российской и американской дипломатии в этом регионе на период действия европейских инициатив по выработке формулы взаимодействия между Грузией, Абхазией и Южной Осетией попытки ЕС стабилизировать ситуацию имели шанс стать успешными. В реальной же ситуации нагнетания напряженности российской и американской сторонами и попытки Штайнмайера, и попытки французов были обречены на неудачу.

Сегодня у нас есть некие данности, которые никто не в силах изменить: вначале было признано независимым Косово, а теперь Абхазия и Южная Осетия. При этом нужно понимать, что Европа не была столь рада признанию Косово, как американцы. Настоятельная позиция США по признанию Косово была порождена целых комплексом обстоятельств: их отношениями с исламским миром, стремлением поставить точку в югославском кризисе, в котором США приняли активное участие и т.д. У Европы не было подобных причин настаивать на признании независимости Косово и радоваться этому событию. Точно также Европа не испытывает особо радужных эмоций по поводу Абхазии и Южной Осетии.

Постоянное размывание государственного суверенитета и напряженность в отношениях между отдельными субъектами различных государств является одним из основных глобальных процессов. Более того, этот процесс будет важнейшим в первой половине ХХI века. Дробление государств, начавшееся в 1990-х годах, продолжится в Европе, Африке и, возможно, Азии.

РЖ: Какова потенциальная роль России в международном сообществе в связи с этим?

ВИ: Сейчас у России есть шанс стать активной силой в международном процессе кодификации законов и правил мировой политики ХХI века. Очевидно, что нужна выработка единых правил игры по отношению к новым сецессиям, к новым сепаратистским движениям, которые уже существуют и обязательно будут возникать в ближайшем будущем. В первую очередь, необходимо поставить на обсуждение вопросы, каким образом относиться к такого рода конфликтам, когда в них можно и когда нужно вмешиваться, кто имеет право на такое вмешательство, какие последствия это будет иметь, насколько можно проецировать ситуации в Косово, Абхазии и Южной Осетии на Судан, Ачех и т.д.

Если Россия стремится к серьезному разговору, мы должны обсуждать проблему в глобальном масштабе, вынося результаты наших дискуссий на уровень ООН. В случае, когда возникает серьезное сепаратистское движение, вызывающее реакцию со стороны правительства, когда существует угроза серьезных гуманитарных последствий, геноцида с одной стороны или этнической чистки с другой, правильно было бы не признавать их в качестве независимых государств как это было с Косово, а теперь с Абхазией и Южной Осетией, а объявлять их протекторатами ООН, ЕС, ОБСЕ или другой международной организации, которая готова взять на себя ответственность. Но право стать главой суверенного государства не должно маячить перед элитами сепаратистских регионов в качестве возможной - и достижимой - цели.

Есть еще один немаловажный аспект российско-грузинского конфликта: проблема Грузии и ее сепаратистских республик, по большому счету, - это подтверждение полного провала Россией проекта СНГ. Мы изначально повели дело к этому. Внутри СНГ не было динамики в развитии отношений.

СНГ существует 17 лет. На 17-й год существования ЕС в него постучалась Великобритания. Россия же потратили 17 лет на абсолютное разглагольствование. Она пытались доминировать в каждом органе СНГ. Так, при организации таможенного союза Россия запросила 57 процентов голосов в Совета Таможенного союза. Это невозможно представить в случае с ЕС. Сегодня никакой интерес к низким ценам на нефть и газ не может удержать постсоветские государства в рамках СНГ.

В отличие от ситуации с Косово, которое, скорее всего, в ближайшие 10-15 лет войдет в ЕС, как и Сербия, Россия не может предложить Абхазии и Южной Осетии войти в состав СНГ, минимизировав тем самым конфликт, потому что СНГ как образование в принципе никого не интересует. И это проблема нашей дипломатии.

У провала проекта "СНГ" есть и свои объективные причины, причем причины психологического свойства. Любой руководитель России изначально обретает ощущение исключительности России в рамках близлежащего пространства. Даже сегодня мы не осознаем Восточную Европу, нашего бывшего союзника по ОВД, как объективную часть ЕС, пытаясь сохранять в этом регионе отношения на двусторонней основе.

По отношению же к СНГ у нас всегда была покровительственная политика и отсутствовала дипломатия равенства. Ее нужно было изначально пересматривать. И, что самое удивительное, мы имели на это право. Мы помогали Таджикистану выходить из гражданской войны, мы помогали Киргизии, мы имели договор о стратегическом партнерстве с Арменией, мы строили союзное государство с Белоруссией, мы поставляли ресурсы по низким ценам.

Но мы пытались строить непропорциональный обмен - обменивать отдельные гуманитарные операции, как в случае с Таджикистаном, или льготные условия торговли на глобальные политические уступки. Мы не понимали, как можно торговать с Украиной газом по 300 долларов, но иметь равное количество голосов в таможенном союзе. А возможно, у Украины было бы гораздо больше оснований смотреть на восток, а не на запад, если бы мы продавали ей газ по мировым ценам, но имели одинаковое с ней право вето в рамках таможенного союза и других институтов СНГ.

У нас есть два огромных комплекса: Россия как правопреемница СССР и как сверхдержава, которая должна огладываться на другую сверхдержаву. Но сегодня в мире нет сверхдержав. Это справедливо и для США в Ираке, где они не достигли ни одной цели, потратив колоссальные суммы. Ни Россия, ни Китай, ни Европа не являются сверхдержавами в том смысле, который вкладывался в это слова во времена «холодной войны». Сегодня нет ни одного государства, которые могло бы вести опрометчивую политику, не только не испортив себе репутацию, но и элементарно не навредив себе.

Именно поэтому трудно ждать радикальных последствий от признания Россией независимости Осетии и Абхазии - никто не будет реагировать на это событие как на шаг сверхдержавы.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67