Экономика свободы

Свобода, как ограниченный ресурс

Поколению, созревшему в период русской "либеральной революции" начала 90-х, хорошо знаком ставший символом эпохи клич: "Возьмите свободы столько, сколько сможете проглотить!" Тогда мало кто обращал внимание на то, что при всем либеральном пафосе, из этого призыва однозначно следует как раз наличие пределов свободы. Оказывается, свободу можно и не проглотить, и даже ею подавиться. Несварение свободы ? это именно то, что и произошло вскоре, заставило посадить "больного" на диету и ограничить свободу танками: в Москве, а затем в Чечне.

Непрекращающееся в мире чередование периодов революций и реакций дает основание считать, что уровень свободы лимитирован риском разрушения порядка, будь это порядок в школьном классе или политический режим. Лимитируется ли он искусственно жесткими мерами власти по ограничению свободы в страхе перед разрушением системы или общество гибнет вместе со своими свободами ? это уже частности. Из всего этого, однако, следует, что свобода ? ресурс ограниченный. Пускай даже этот ресурс - возобновляемый и расширяемый, в каждый момент он все-таки ограничен, а значит, за обладание свободой приходится вести борьбу точно так же, как за любой другой ограниченный ресурс.

Естественно, что на практике не всякая свобода ограничена: свобода дышать пока не ограничена, если не считать Киотский протокол началом попыток урезать и ее. Но уже свобода распоряжения своей собственной жизнью часто ограничена уголовным правом государств и религиозными запретами. Несвобода, облеченная в ризы политики, есть власть. Властвует тот, кто контролирует ресурс свободы, тот у которого имеется свобода ограничивать свободу других. Власть есть синоним контроля над ресурсом свободы.

Один из главных источников личной свободы ? экономический. Однако, демаркация между политическим и экономическим возникает тогда, когда выясняется, что политический ресурс ? ресурс свободы и право ее ограничивать ? обладает способностью замещать любой экономический ресурс, в то время как обратное верно далеко не всегда.

Асимметрия видна уже на уровне логического конструирования. Действительно, обладание любой другой ценностью, любое отношение собственности можно переформулировать в терминах свободы. Например, если вы купили автомобиль, это означает, что вы стали СВОБОДНЫ его использовать. Деньги ? эквивалент товара, но не в полной мере эквивалент свободы. Свобода выше денег, поскольку обладание деньгами не трансформируется автоматически в свободу их использования. Действительно, быть полностью СВОБОДНЫМ в использовании ценности или суммы денег по определению означает фактическое обладание ими, наоборот же бывает не всегда. Для того чтобы вы могли пользоваться вашими собственными деньгами по своему усмотрению необходимы дополнительные условия: по крайней мере, вы не должны сидеть в тюрьме.

Логические конструкции в данном случае являются подкреплением реальности, судьба олигархов уже научила нас разделять свободу и капитал. Притом, что деньги, согласно Марксу, ? это "отчеканенная свобода", никакой капитал, в том числе и символический, не может быть сведен простой редукцией к "свободе рук" или к власти. Можно приобрести капитал ? и в результате потерять свободу. С другой стороны, неподсудность депутатов и властителей, даже ушедших на пенсию, ? подтверждает особый статус "политического капитала" по сравнению с капиталом экономическим. Выходит, экономический капитал обладает лишь ограниченной ликвидностью при попытке его конвертации в свободу. Свобода, даваемая владением капиталом, - условна. Свобода, завоеванная политически, - окончательная, безусловная свобода.

С точки зрения современного понятия об экономике, это ? область, занимающаяся проблемой распределения ограниченных ресурсов для удовлетворения интересов различной степени важности. Одни ресурсы, кроме того, можно обменивать на другие. Но свобода ? тоже ресурс, которым можно обмениваться, ведь она предстает в разных формах, поскольку предполагает ответ на вопрос "свобода чего именно?". Собственно, реальная политика в этом и заключается: в актах обмена между политическими акторами некоторых объемов свободы, происходящих в результате политического торга. Это означает, что свободой можно торговать точно так же, как любым другим ресурсом, превращаемым в товар, однако полноценной валютой для покупки свободы может быть только свобода.

Классическим примером подобного торга являются парламентские соглашения, когда одна партия соглашается лишиться свободы голосования по одному вопросу в обмен на согласие другой партии отказаться от свободы голосования по другому вопросу. Другой пример ? межгосударственные переговоры. Поэтому, а также в связи с тем, что свобода ? ресурс ограниченный, в определенном смысле можно говорить о политике, как об " экономике свободы".

Продолжая эту параллель, заметим, что политика, как и экономика, существует как бы в двух ипостасях. С одной стороны, политика как наука, ? это область, занимающаяся задачей распределения особого сверхресурса ? ресурса свободы. Мы однажды уже давали определение политики, как "алгебры интересов". Следовало бы отнести эту дефиницию прежде всего к политике как учению. Практическая же политика, очевидно, отличается от политики-науки в той же степени, как экономическая наука отличается от бизнеса. Если экономист занимается решением задач распределения ценностей, то бизнес ? борьбой за обладание этими ценностями и их эквивалента ? денег и капитала. Таким образом, практическая политика ? это искусство борьбы за ресурс свободы. Это искусство зависит от умения применять достижения политических наук, но не только от него.

Итак, и в случае экономики, и в случае политики, речь идет о задаче распределения ограниченного ресурса. Но при всем сходстве задач экономики и политики, между ними нет ни тождественности, ни отношений равноправия. Это следует из особого положения свободы в ряду других ресурсов. Из неравного положения предметов политики и экономики вытекает и неравное отношение их между собой: если политика имеет основания претендовать на господство над экономикой, то обратное неверно.

Свобода и безопасность

Известное высказывание Бенжамина Франклина, ставшее одним из постулатов классического либерализма, построено на оппозиции этих двух понятий: "Тот, кто готов отдать свободу ради безопасности, не достоин ни того, ни другого". Реальность, как мы могли наблюдать, вносит в лозунги свои поправки: постулат превратился в апорию, когда после событий 11 сентября в США и после серии взрывов в лондонском метро, в США и Великобритании встал вопрос об ограничении различных гражданских свобод.

Теперь одни по-прежнему заявляют, что между свободой и безопасностью есть только один достойный выбор ? свобода. Другие считают, что средний человек не стремится к свободе, а просто хочет личной безопасности. Однако, если разобраться, противопоставление свободы и безопасности, как понятий конкурирующих, неверно в принципе, ведь на практике речь идет об одном и том же. Действительно, безопасность ? это прежде всего защищенность права на жизнь, свобода оставаться живым. Противоположное безопасности состояние есть лишение человека жизни вопреки его желанию, то есть ограничение свободы жить.

Личная безопасность в широком смысле ? это защищенность наиболее базисных прав человека. Защищенность прав чаще понимается как юридическая защищенность, но этот термин нам ничего не говорит о других препятствиях к осуществлению прав, таких как экономические, географические и инфраструктурные. Защищенность прав в максимально широком смысле ? это и есть фактическая, а не виртуальная свобода, предоставляемая обществом личности в пользование. То есть понятие "личной свободы" можно рассматривать как обобщение понятий "защищенности" и "личной безопасности", а последние два ? как обозначающие частную проблему реализации личных свобод. Как заметил Франклин Делано Рузвельт: "Настоящая индивидуальная свобода не может существовать без экономической безопасности и независимости".

Итак, под свободой следует понимать актуальную возможность человека пользоваться провозглашенными правами. Что же на деле происходило в России? В результате либеральной революции был провозглашен ряд либеральных "свобод", которые, однако, для большинства населения остались лишь в весьма слабо актуализированном виде. С другой стороны, в результате развала государства народ потерял ряд свобод, таких как свобода пользоваться прилично работающей системой здравоохранения и образования. Свобода передвижения, также провозглашенная в качестве одного из главных достижений "нового времени", на деле была сильно ограничена для большинства граждан из-за введения новых границ и роста цен на билеты при одновременном обвале доходов.

Насколько неадекватен был такой обмен виртуальных "прав" на реальные свободы, можно понять, учитывая не только количество "номинаций свободы", но и "коэффициент актуальности" той или иной личной свободы. Так, право поездок в США актуально лишь для небольшой части граждан, в основном - для элиты, в то время как реализация права на передвижение внутри страны стала неподъемной для огромного большинства населения.

Не следует преувеличивать и степень расширения свободы слова, наступившей после либеральной революции, ибо после любой революции свобода слова временно увеличивается. Это еще не говорит ничего о долгосрочном тренде. То, что в России свобода слова, альтернативного либеральному, так и не была до конца задушена ? не заслуга постсоветской власти, а признак ее имманентной слабости, "недоработок в сфере СМИ", а также следствие появление новых технических средств, таких как Интернет, которые "либеральные большевички", занявшиеся судебным самоедством, так и не успели "взнуздать" до момента своего фактического отстранения от власти. Не считать же действительной свободой слова право олигархических телеканалов прославлять западный стиль жизни и его российского "гаранта"?!

Свобода слова и политический плюрализм начали потихоньку прорастать только в последние годы, в эпоху наступившей относительной политической оттепели, после того, как новая номенклатура оказалась ослабленной межфракционной борьбой и судебными репрессиями в приступе обычного постреволюционного самоедства, а новое руководство страны начало осознавать преступность прежнего курса.

Эпоха так называемых "демократических свобод" оказалась эпохой тотальной несвободы большинства населения за исключением новой "капиталистической" номенклатуры при формальном провозглашении прав ? ситуация, отсылающая нас к временам сталинской конституции. Вместо победы свободы в ельцинской России победила либеральная тоталитарность. На этот раз тоталитаризм маскировался под свободу и политический плюрализм при помощи новозаимствованной (опять же с Запада, как и марксизм) поверхностной либерально-демократической риторики.

Несвобода граждан была усугублена предательством элит. Страна потеряла свободу в тот момент, когда либеральная номенклатура обменяла суверенитет страны на возможность держать награбленное в западных банках, подальше от глаз своего народа, которому эти богатства принадлежат по праву суверена.

Образовательная безопасность

Что же позволило новой элите, манипулируя словами, буквально обобрать народ как в денежном плане, так и в плане реально доступных для граждан свобод? При ретроспективном анализе выясняется, что отсутствие у широких масс элементарной политической - и шире - гуманитарной образованности позволило узкой прослойке манипулировать народом столь длительное время.

Давно замечено: чтобы не потерять свободу, надо прежде всего осознавать ее ценность, чтобы не отказаться от нее по собственному недомыслию или коварному наущению. Франклин Делано Рузвельт как-то заметил: "Единственной гарантией свободы является наличие сильной власти, способной защитить интересы народа, в сочетании с народом достаточно сильным и хорошо информированным, чтобы осуществлять суверенный контроль над властью". Ирландский политик и юрист Джон Филпот Курран еще в конце 18 века отмечал, что человек ленный частенько становится жертвой бодрого и что "условием, при котором Бог дал человеку свободу, является постоянная бдительность", и если это условие нарушается, порабощение не заставляет себя ждать. Но чтобы справиться со своей задачей, бдительность должна иметь своим другом понимание.

Отсюда первая и важнейшая форма безопасности: образовательная. Действительно, тот, кто недостаточно образован, ? при этом имеется в виду, естественно, не техническая образованность, а исключительно гуманитарная - не может полностью осознать ценности свободы, и значит, может ее потерять по своему собственному недомыслию. Как заметил Гете, "никто не бывает столь безнадежно закрепощенным, как тот, что ошибочно считает себя свободным".

Не обладая достаточным уровнем образования, легко потерять деньги, здоровье, юридическую свободу и даже жизнь. К ней примыкает безопасность информационная: дезинформированное пропагандой и недобросовестной рекламой общество теряет свободу в ее различных формах: денежной, медицинской. Ну, а когда вы больны, ваша свобода действий ограничена болезнью. Сейчас стало модным подкреплять свое мнение статистикой. Так вот, выяснилось, что смертность людей с высоким уровнем образования в несколько раз ниже, чем малообразованных. Ну, а мертвые теряют свободу, - во всяком случае, в нашем мире.

Если копать глубже, связь образования и свободы заметили уже древние: "Мы не можем принять точку зрения, согласно которой только свободный человек может быть образованным. Скорее, правы философы, которые считают, что только образованный человек является свободным" (Эпиктет. "Дискурсы"). Русский философ Алексей Федорович Лосев высказывался по этому поводу еще более радикально: " Рабом человек делается потому, что он раб в своем собственном сознании, раб по душе, потому что у него рабская душа и недоступны ему переживания свободы. Не стоит, бессмысленно освобождать такого раба. Всякую свободу он все равно обратит в рабство" (Лосев А. Ф. "Дополнения к диалектике мифа"). Конечно, образованность ? это всего лишь необходимое условие свободы, а отнюдь не достаточное, и свобода мыслить ? не единственная свобода: Эпиктет оставался рабом значительную часть своей жизни, а Лосев часть своей провел в лагерях.

Воспроизводство свободы в обществе может быть гарантировано на государственном уровне, но для расширения свобод усилий государственной машины недостаточно. Здесь нужны гуманитарные инновации ? плод интеллекта свободных членов нации, который расширяет горизонты возможного, а значит, увеличивает степень свободы. Что же мы видим на деле?

Если обратить внимание на так называемую "попсовую" эстраду, бросается в глаза, насколько убоги солисты и насколько хорош кордебалет. Причина проста: солисты претендуют на своего рода "блатные местечки", в то время как на вторые роли, в кордебалет не попадают "по блату", чтобы туда попасть, надо "пахать" и иметь бескорыстную любовь к искусству.

Аналогичная ситуация ? в области гуманитарных дисциплин. В таких ее областях, как, например, компаративная лингвистика, где надо "пахать", где нет перспектив для коррупционной карьеры и куда, поэтому не стремится "блатняк", ? налицо мировой уровень науки и подготовки студентов. На тех же факультетах, которые традиционно служили для воспроизводства номенклатуры, как, например, факультеты права, журналистики, и контингент соответствующий, и преподавание на таком же уровне, потому как откуда же преподаватели?!

Выпускники таких факультетов понимают, что они обречены на прозябание без непотизма и возможности брать взятки, в условиях строгой законности, честной конкуренции и справедливо распределенной свободы. Поэтому, вступая в жизнь, они автоматически становятся самыми верными псами либеральной несвободы, злобно облаивая всех, на нее покушающихся. Это, наверно, способ самозащиты и самовоспроизводства коррупционной системы: готовить недоучек, воспитанных в понимании своей интеллектуальной второсортности и полностью зависящих от сохранения системы. Такая система позволяет завоевавшей власть новой идеологической номенклатуре, вышедшей из рядов "советской интеллигенции", извлекать напрямую прибыль из своего "культурного капитала", который в более здоровых условиях немедленно обесценился бы.

Пока в стране не подрастет новый, самостоятельно мыслящий и широко-образованный слой, в стране будут господствовать экстенсивные методы воспроизводства свободы, сводимые, в основном, к ее очередному "распилу". Любая попытка внедрить здесь западные технологии расширения свобод также обречена на провал. Страна и без этого превращена в настоящую "свалку токсичных интеллектуальных отходов" Запада, медленно, но неотвратимо ведущих общественный организм к гибели. Как же нам поступить со всем этим ворохом надменных поучений? Выражаясь по-булгаковски: "Немедленно в печку!" У России ? свой особый обмен веществ, и западные лекарства ей не подходят, и народ по-прежнему ожидает своих собственных целителей.

Экспорт безопасности

Когда-то Эдвард Марроу ? один из известнейших американских журналистов, наблюдавший своими глазами "чудеса" Маккартизма, заметил: " Невозможно защищать свободу за рубежом, подавляя ее у себя дома". Но возможно ли обратное: свобода в одной отдельно взятой стране при тотальной несвободе в остальном мире? Западная политическая мысль, озадаченная госзаказом на "лоховскую разводку дикарей", придумала массу всевозможных эвфемизмов, чтобы прикрыть экспансию с целью "перекачки" мировых ресурсов свободы, переключения их в исключительно западное пользование. Среди лживых лозунгов и "экспорт свободы", и "экспорт демократии", и "цветные революции". Вся эта риторика, однако, на деле сводится к прикрытию грабежа свободы граждан других стран при активном содействии подкупленных элит.

Что можно этому противопоставить? Вместо лживого "экспорта свободы" Россия может предложить миру экспорт безопасности. Многополярный мир ? это прежде всего кластеры безопасности. Страна может претендовать на роль "полюса" в многополярном мире только в том случае, если способна создавать и поддерживать свой самостоятельный кластер безопасности. Учитывая неразрывную связь между свободой и безопасностью, можно также сказать, что, экспортируя безопасность, Россия играет роль реального источника свободы.

В наиболее явном виде экспорт безопасности представляет собой экспорт вооружений и военных технологий в сочетании с политикой союзничества. Однако забота о мировой энергетической безопасности ? это тоже аспект экспорта безопасности, если имеется в виду экспорт технологий альтернативной и ядерной энергетики, а не экспорт невозобновляемых энергоносителей, недостаток которых нация сама ощутит через несколько десятков лет. Между тем, можно подумать не только об экспорте военной и энергетической безопасности, но и об экспорте других видов безопасности: информационной, транспортной. Здесь России также есть, что предложить, и немало.

Например, в свете создания Объединенной авиастроительной корпорации (ОАК) теперь высказываются надежды на то, что такой шаг сможет помочь "обеспечению безопасности и обороноспособности страны". Очевидно, речь идет, кроме всего прочего, и о транспортной безопасности. До сих пор при обсуждении этого вопроса в печати доминировали так называемые "экономические соображения": подсчитывалось, сколько процентов мирового рынка можно завоевать и сколько прибыли получить. Со временем стало очевидным, однако, что вопрос создания ОАК и выбора "линейки самолетов" ? это прежде всего не вопрос экономической целесообразности, а вопрос безопасности. Теперь политическому руководству приходится думать не о том, как поддержать экономически наиболее выгодный проект, а, наоборот, о том, как проекты, наиболее необходимые для обеспечения безопасности страны в самом широком смысле, сделать экономически целесообразными и таким образом ? осуществимыми в нынешних условиях.

Чем грозит России утрата производства, скажем, межконтинентальных пассажирских лайнеров, производство которых в России совсем недавно собирались прикрыть из-за низкой рентабельности и высокой конкуренции со стороны западных авиагигантов? Страна станет зависима от доброй воли американцев и европейцев.

Следует учитывать, что любые большие сделки с западными компаниями ? всегда неравноправны уже потому, что они остаются односторонними. Фактически, они обязательны только для противоположной стороны, в то время как любое внешнеторговое обязательство, скажем, американской фирмы может быть немедленно отменено санкцией конгресса США. Это делает американцев и их союзников по НАТО, связанных с ними дисциплиной экспорта технологий и стратегических товаров, крайне ненадежными партнерами, если только вы заранее не соглашаетесь с закрытыми глазами принять любые политические требования США, которые могут возникнуть в будущем.

Такой стратегический товар, как самолеты, ? вообще случай особый? В этом случае страна становится хронически зависима от поставок импортных запчастей, которым не может быть адекватной замены и которые могут быть прекращены в любое время, если только какой-нибудь сенатор "встанет не с той ноги". Пример Ирана, самолеты которого регулярно падают из-за эмбарго запчастей и который поэтому предпочитает самолеты российского и украинского производства, вероятно, кое-чему научил и Кремль. Похоже, наверху стали осознавать опасность того, что парк импортных самолетов в один прекрасный день может превратиться в груду металла, а Россия - в огромное кладбище подержанной западной авиатехники.

Нынешние возможности России по обеспечению стратегической транспортной безопасности, в частности, поставками дальнемагистральных самолетов, - это большой плюс к российской конкурентоспособности на международной арене. Ведь на внешнем рынке имеет смысл предлагать целые "пакеты безопасности", включающие поставку вооружения, средств обеспечения энергетической безопасности, транспортных средств и союзнических отношений, как это делают США. С одной стороны, имеется возможность настаивать на внесении в пакет гражданского компонента, тем самым поддерживая отечественного экспортера. С другой ? отсутствие в пакете безопасности одного из компонентов обесценивает весь пакет. Так, если страна не в состоянии предложить решения для обеспечения транспортной безопасности страны-клиента, ценность союзнических отношений с такой страной снижается. Как, впрочем, и наоборот: если страна не может предложить определенный уровень союзнических отношений своей международной клиентеле, конкурентоспособность ее самолетов падает.

Таким образом, в этом пункте Россия вполне способна стать третьим полюсом мировой транспортной безопасности наряду с ЕС и США, а те, кто утверждает, что у России нет шансов завоевать более 2% процентов мирового рынка, ошибаются. Вкусив "прелести" американского глобализма, небедные страны стали все настойчивее стремиться к диверсификации ради самой диверсификации ? с единственной целью сократить свою зависимость от крупнейших мировых игроков. Главным критерием для многомиллиардных заказов во многих случаях становится не топливная эффективность или модный дизайн, а уверенность в том, что сделка будет "sanction proof" ? другими словами, надежно защищена от возможности санкций. Преимущество России, как экономического партнера, в том, что, будучи постоянным членом Совета безопасности, она предельно свободна в своих действиях, поскольку может предотвратить наложение любых международных санкций, если того потребуют ее интересы.

Такая свобода завоевана русскими в жестокой борьбе, и она дорого стоит. Однако воспользоваться ее плодами, как и плодами всякой другой свободы, может только тот, кто обладает для этого достаточной ВОЛЕЙ. Свобода, как давно замечено, ? это вообще не то, что тебе кто-то предоставляет, а то, чего тебя никто не способен лишить. Границы свободы не устанавливаются законами, а, наоборот, законы являются разметкой, формой признания границ свободы.

Политический субъект рождается в тот момент, когда начинает претендовать на перераспределение свободы и изменение ее границ. Витальность любого политического субъекта демонстрируется его усилиями по проверке установленных границ свободы на прочность. Поэтому "пограничная война" за перераспределение свободы в мире происходит постоянно. Не следует терять бдительность!

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67