"В 1997 году я был свидетелем того, как несколько человек, узнав о назначении Михаила Задорнова министром финансов, начали материться: юмориста, мол, назначили. Как выяснилось, это был другой Задорнов, но сам факт, что можно было поверить и в такой нелепый вариант, много говорит об уровне профессионализма и адекватности тогдашнего государственно-политического процесса. От власти ждали любых сюрпризов", - писал я полтора года назад, перечисляя отличия "нулевых" от 90-х. Ну вот и...
Наверное, на этом можно было бы закончить комментарий к новому составу правительства и казусу Мединского - Холманских, но есть еще одно обстоятельство, которое несколько усложняет картину. Последние дни многие по понятным причинам вспоминали о коне Калигулы, а мне приходит на ум другой эпизод древнеримской истории. Как пишет Тацит, после смерти Нерона была раскрыта тайна императорской власти: выяснилось, что стать императором можно не только в Риме. "Тайна императорской власти" – очень условный перевод, точный эквивалент выражения arcanum imperii вряд ли может быть найден, более того, сами римляне не вполне отчетливо представляли себе соотношение слова imperium с императорской властью. Тем ценнее для нас тацитов инсайт. В самом деле, после правления Тиберия и Калигулы трудно было вообразить, чем еще император может удивить римлян, ну какие тайны могли открыться после смерти Нерона? А вот поди ж ты. И через сто с лишним лет, когда Дидий Юлиан купит верховную власть на импровизированном аукционе, это тоже будет отмечено современниками – Дионом Кассием и Геродианом как что-то небывалое. Диона потрясает, что государство пошло с молотка "словно на каком-то рынке или аукционе", Геродиан говорит о зародившемся в сердцах преторианцев презрении к "священному сану императора". За три месяца до этого эпизода был убит Коммод – император, поправший, казалось, все мыслимые нормы. Что еще ужасного можно натворить на таком фоне? Загадка. Похоже, надо просто согласиться, что современникам виднее.
И вот я сейчас тоже говорю, что с властью случилось нечто небывалое, и говорю это, хотя цитата, с которой начинается мое рассуждение, вроде бы свидетельствует об обратном. Да, такое запросто могло случиться совсем недавно, каких-то 15 – 20 лет назад (впрочем, для Тацита, Диона и Геродиана речь и вовсе шла о нескольких месяцах), но ведь была полная уверенность, что все эти "рокировочки" и "сильные ходы" отошли в прошлое не просто хронологически, а логически, то есть отвергнуты, осмеяны и осуждены навеки.
М.Ю.Соколов, один из главных идеологов российского охранительства "нулевых", говоря о начавшихся в государстве волнениях, процитировал слова, сказанные Явлинским в октябре 1993: "Власть нельзя трогать руками". Дело тут не в охранительстве и вообще не в политических взглядах. Властный механизм может быть различным, но он должен работать безупречно. При слабой государственной власти и при сильной, при левом правительстве или правом все должно работать одинаково хорошо. Независимо от того, слабый или мощный двигатель установлен на автомобиле, правый или левый руль – все механизмы обязаны функционировать исправно. Это все понятно. Другое дело, что в России почему-то нельзя не только лезть руками в работающий механизм (кто бы спорил), но и задавать вопросы чужому дяде, который неведомым образом оказался за рулем. Нас, вечных пассажиров, путешествующих на глазах удивленной Европы то привязанными к сиденью, а то и вовсе в багажнике, постоянно обвиняют в попытке мешать управлению нашим собственным автомобилем. Власти говорят, что такой порядок введен для нашего же удобства, и что к светлому будущему смогут отвезти только профессионалы. Это не моя точка зрения, но допустим мы приняли это условие, расписались в неспособности управляться самостоятельно и в очередной раз повторили то, с чего и пошла русская государственность: "приходите княжить и владеть нами". Тем более, что сейчас и приходить никому не надо – все уже и так на месте.
Очевидно, что при такой модели власть обязана поддерживать представления о своей сакральности, четко отгораживать себя от профанного поля. Государственная служба – священна и скрыта от непосвященных, между водителем и пассажиром – пропасть. Повторю: лично я не согласен с моделью "водитель – пассажир", но если мы ее принимаем, то она должна выглядеть так и только так. Унаследованное с царских времен и закрепленное за годы советской власти четкое отделение администратора от пользователя остается необходимым условием функционирования государственного механизма, его секретом, arcanum imperii, что применительно к нашему случаю грешно не перевести как "государственная тайна". И вот теперь власть внезапно решила разгласить эту тайну, решила провести свою десакрализацию и показать, что у руля государственной машины могут стоять не просто слабо подготовленные, а как бы помягче сказать – вовсе неожиданные персонажи. А вот это уже катастрофа.
Дело в том, что приписываемая Ленину фраза о кухарке, которая то ли должна научиться, то ли уже может управлять государством, на самом деле в оригинале имеет совершенно противоположный смысл. "Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством.. Но мы [...] требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, т. е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту", - писал Ленин. Как к Ильичу ни относись, но механик он был экстракласса, разобрать и собрать государственную машину мог с закрытыми глазами. Поэтому нелишним будет вспомнить, что процитированная статья называется не абы как, а "Удержат ли большевики государственную власть?".
С тех пор ситуация сильно изменилась. Износился и пришел в негодность механизм, страхующий государство от ошибок. Он больше не работает, и с этим обстоятельством обществу надо как-то сообразовывать свои дальнейшие планы. Между тем народ к управлению так и не допустили – ни при советской власти, ни через 20 лет после ее падения, при том, что водители и механики, как видно, перевелись. И тут возникает неразрешимое в рамках системы противоречие: право на очевидную некомпетентность власть имеет только при демократическом правлении (механизмы сменяемости так и работают – за счет перекрестного и конкурентного выявления "плохих" узлов), при авторитарном это недопустимо. Ломается руль, отказывают тормоза – а мы не можем ничего сделать. Мы – пассажиры. Доверие к водителю резко падает, начинается паника (уже началась). При этом возможности повлиять на управление у нас нет, его можно только перехватить. Рады бы не трогать власть руками, но иного варианта спасения в экстренных ситуациях система не предусматривает. Чем это все кончится, я не возьмусь предсказать, поскольку государственное управление вошло в стадию турбулентности, ясно одно: с каждым днем растут риски самого неблагоприятного развития событий.