Российская общественность изголодалась по дискуссиям. Причем по таким, которые представляли бы собой не просто экспертные перепалки, но отражали реальный конфликт властных интересов. Во второй срок путинского правления, когда происходил процесс консолидации власти, серьезные дискуссии как-то приутихли. Отдельные «лоялисты» дискутировали с отдельными «несогласными», причем внутри как одного, так и другого лагеря царило почти ничем не нарушаемое единство. Даже первый год медведевского правления не предъявил обществу ни одного серьезного внутривластного раскола: опасаясь осложнений отношений между членами правящего тандема, властный аппарат и поддерживающая его «экспертократия» демонстрировали на публике еще большую сплоченность.
Все несколько изменилось в 2009 году, когда Россию и весь мир застал врасплох экономический кризис. Вначале выяснилось, что разные группы экспертов, так или иначе завязанных на Кремль, Белый дом и Старую площадь, неодинаково понимают слово «модернизация». Одни считают его аналогом «мобилизации», другие – «либерализации». Третьи вообще полагают, что кризис перечеркнул актуальность каждого из этих понятий-лозунгов.
Затем почти спонтанно возник спор о политической системе: те, кого социолог Ольга Крыштановская назвала «пессимистами», настаивали на том, что наша система не подготовлена к кризису, а те, кого она же охарактеризовала как «оптимистов», продолжали делать ставку на ее надежность и устойчивость. От этого спора как-то сама собой отделилась полемика о «перезаключении общественного договора» между властью и населением.
Между тем подходил к исходу март, тот самый март, с которым многие «пессимисты» связывали свои самые мрачные «надежды» – на волну безработицы, огромный экономический спад, социальные потрясения. Оказалось, что не без гигантских издержек, но от пропасти удалось отступить.
Некоторое затишье на финансовых рынках стало поводом для нового спора в верхах: удалось ли миновать наиболее острую фазу кризиса или она только ожидает нас в конце 2009 года, когда реальному сектору придется отдавать взятые кредиты? Спор между представителями двух партий – как их стали называть обозреватели, «долгого кризиса» и «короткого кризиса» – немедленно выплеснулся в печать. Журналисты стали высказывать некоторое смущение по поводу того, что разные деятели государства, не сговариваясь, высказывают по поводу одного и того же предмета нечто прямо противоположное.
Было бы неправильным видеть в этом споре исключительно аппаратный конфликт. Отказавшись от марксистской методологии, отечественные аналитики перестали видеть в тех или иных спорах если не в прямом смысле классовую, то социальную подоплеку. Очевидно, что в правительстве, равно как и в правящей партии («партии всего народа») и президентских структурах, имеются представители разных социальных групп. Одни из них жизненно заинтересованы в масштабных расходах государства – в том числе по спасению финансового сектора, другие считают, в том числе по вполне либеральным соображениям, что государственная помощь в условиях кризиса вредна и бесперспективна.
С либерализмом вообще получается закавыка, само это слово требует сегодня уточнения и переуточнения. Одни либералы полагают, что для того, чтобы сохранился некий широкий экономический класс, независимый от государства, нужна государственная же поддержка. Другие либералы, скептически относясь к факту такой поддержки, произвольно или, скорее, непроизвольно играют на руку тем, кто стремится осадить политические амбиции бизнес-класса. Этот любопытный аспект нынешней полемики (наряду с другими) вскрывает новое интеллектуальное расследование Кирилла Бенедиктова, который скрупулезно снимает слой за слоем в своем анализе заявлений наших диспутантов, равно как и их конкретных действий и решений.
Четыре года назад на сайте АПН мне довелось вместе с философом Андреем Ашкеровым начать дискуссию об «экспертократии». Речь тогда шла о том, что претензии экспертов на неангажированное знание призрачны, более того, они скрывают стремление бюрократии к свободе от всяких политических обязательств. Сегодня кризис «экспертократии» налицо, в ситуации глобальной экономической неопределенности почти невозможно, высказывая те или иные прогнозы и рекомендации, остаться «над схваткой». Поэтому сегодня нет более важной задачи для интеллектуала, чем описание данной «схватки» с ее проецированием на все более расходящиеся интересы различных классов и групп, составляющих наше общество.