Любопытная дискуссия об "Отделе" у Надточего.
http://farma-sohn.livejournal.com/517464.html#comments
В споре упоминается и мое имя, не вполне основательно. Фильм я не видел, однако, вся дискуссия хорошо ложится в мои нынешние размышления о судьбе "культурного поколения", и протеста против этого поколения людей, шедших вслед за ним.
Характерно, когда само это поколение и протест против него оказываются воплощены в одном лице.
Возникает поразительное, исключительное раздвоение личности, и не эта ли беда настигла моего давнего друга и ныне злобного противника Дмитрия Барама, когда-то руководителя нашего кружка "Летописец" на кафедре истории русской философии в МГУ, а ныне - постоянного комментатора в РЖ. Человек всю жизнь мечтал о Касталии, почитал Гессе чуть ли не как Священное писание,и при этом когда Горбачев в целом по стране и Кувакин с Павловым конкретно в МГУ попробовали подарить ему эту Касталию, на определенных условиях, конечно - он от души проклял все это. Причем, ему было все равно, с какой позиции проклинать - он то любил Лигачева, то поддерживал Ельцина, даже как-то сам написал об этом вполне искренне. Что он всегда честно ненавидел - так это горбачевский "либеральный социализм".
Фармазон пишет о "полицейском патернализме" и простодушно приписывает мне эту позицию. Я понимаю, какие мои слова могли привести его к мысли, вполне, впрочем, ошибочной, что лично я сторонник такого "просвещенного полицеизма", своеобразного нового славянофильства. Интеллигенции - свобода чтения и свобода творчества, партии и правительству - свобода властвования. И что вот я ностальгирую по тем временам, когда это было еще возможно. Это не так, конечно, ни о чем таком я не ностальгирую, я лишь фиксирую, что люди в этом самом "Отделе" и за его пределами и в самом деле именно так рисовали свое идеальное будущее. И сами от него отреклись ровно в тот момент, когда это будущее было им гарантировано, когда требовалось только чуть чуть повременить с требованиями и претензиями, чуть чуть потерпеть...
Но терпеть то не хотелось, потому что терпеть означало соглашаться, означало смиряться, означало признавать мудрость отцов. Фармазон выражает это в данном случае абсолютно точно, он и его друзья пришли в ИФАН, чтобы бунтовать, бунтовать против "сладкой жизни" последних людей Империи. Менее всего на свете им хотелось бы, чтобы "сладкая жизнь" работников Отдела продолжалась.
Бараму оказалось гораздо легче уйти из философии вообще, чем примириться с кафедрой и факультетом. Его уход в торговцы тканями в 1991 году вполне сродни уходу Кнехта из Касталии, притом что сам Барам всю жизнь считал, что Кнехт совершил трагическую ошибку, если и не преступление против Ордена и его идеалов. Но он был не один, в Провинции никто не остался (отдельная история - Вадим Цымбурский, который если за что и боролся всю жизнь, то именно за Касталию и злился, что его никто не понимает). Фармазон совершенно зря сражается с ветряными мельницами "ностальгии по просвещенному Совку", обнаруживая только вместо злого волшебника Фельтона исключительно меня грешного. И он не может упорно обнаружить на стороне врага более никого, поскольку решительно все "культурное поколение" покинуло боевой пост и стройными рядами перешло на сторону противника.
А кое кто даже уже и не знает, с кем борется и в каком он стане. И я просто любовно, перечитывая сегодня всего Гессе, вспоминаю это "культурное поколение", его привычки, атмосферу его жизни, его идеалы, его быт, сознавая, что всему этому прекрасному миру бескорыстного творчества и духовной полноты никогда не суждено быть воплощенным в жизни, что все это не более, чем сон людей, все менее привязанных к жизни и все более равнодушных к политике. Удивительно не то, что этот сон кому-то снится, удивительно то, сколь много людей самых разных убеждений - либералы, ельцинисты, сталинисты, путинисты и т.п. - готовы без колебаний признать его кошмаром. И вот в этом мне кажется таится что-то странное и зловещее: пугает не то, что людям снятся эротические сны, пугает то, что люди искренне говорят, что боятся ложиться в кровать, страшась увидеть во сне что-нибудь эротическое.