Убийство в среду 15 июля известного правозащитника Натальи Эстемировой, несомненно, уже стало политическим событием, которое сконцентрирует на себе все обычные и необычные сценарии, подвязываемые под отечественный гражданский мартиролог. Но несомненно и то, что все эти сценарии, развертываемые с момента убийства - как внутриполитические, так и международные, как связанные со средой правозащиты, так и с их критиками, - в каком-то смысле, могут реализовываться скорее как уход в сторону от тех целей, которые ставила сама правозащитник Эстемирова, как нечто внешнее им или наносное. Поскольку тот, кто боролся за то, чтобы достоинство человека было сохранено при любых обстоятельствах, и чтобы человек никогда не использовался как средство (чьей-либо "безопасности", "благосостояния", "стабильности", "комфорта" и т.п.), сам после смерти - уже как имя, запись в мартирологе, упоминание в мировой прессе - неизбежно становится, по крайней мере частично, инструментом: аргументом за и против, обвинением, поводом для инсинуаций или прославлений и т.д.
Парадокс убийств активистов по правам человека - и, к сожалению, можно говорить именно об убийствах во множественном числе, совершаемых и в России, и в других странах (Кения, Афганистан, Турция - перечислять можно долго) - коренится уже в том, что именно тот, кто занимался - профессионально ли, время от времени, или даже раз в жизни - защитой прав человека, преследовал, обычно, цель устранения тех действий (и поддерживающих их институтов), которые сами вовсе не иррациональны, не свидетельствуют о какой-то человеческой злобе, порочности, "неправильности" и т.д. Нарушения прав человека всегда более чем "прагматичны", они всегда представляют человека в качестве инструмента для достижения каких-то целей, поставленных какими-то другими людьми. Например, кто-то может стать средством для получения каких-то сведений, после добычи которых инструмент выбрасывается за ненужностью. Права человека нарушаются, прежде всего, там, где контекст "эффективности" и "прагматичности" не ограничен ничем, где, к примеру, для выведывания военных тайн и жизненно-важных (тем же военным) сведений, можно пойти на пытки, а для сохранения "спокойствия" можно часть людей без суда заключать в тюрьмы. И, конечно, правозащитник - это тот, кто, прежде всего, пытается ограничить это полное превращение человека в инструмент (неважно - инструмент других людей, организаций, власти, общества в целом или чего-то еще). Конечно, это лишь одна сторона проблемы "защиты прав человека", поскольку в иных ситуациях сами права человека могут рассматриваться как нечто инородное и не до конца принимаемое (что не является случаем России, где, по крайней мере официально, права человека не оспариваются). Но именно инструментализация человеческого - главная и, что важно, именно современная угроза правам человека, с которой и борется институт активистов-правозащитников, прежде всего посредством наблюдения за этими правами.
Но момент убийства правозащитника - это абсолютная победа инструментальности, контекста эффективности и прагматичности. Более того, убийцы - это еще и те, кто хотят "взломать", на манер хакеров, собственно саму логику правозащиты, заставить других правозащитников, да и все общество в целом, пойти по пути необузданного инструментального использования, усреднения человека (в данном случае - уже погибшего) как всего лишь винтика, аргумента, бомбы. Поскольку с момента насильственной смерти правозащитник сам становится, хотим мы того или нет, именно инструментом, пусть даже самого благого, святого дела. И прежде всего, мертвый правозащитник - это средство для выстраивания сценариев, список которых, в общем-то, достаточно ограничен, но которые безграничны именно в собственной прагматичной изобретательности. Там, где правозащитник умирает от насильственной смерти, общество оказывается втянутым в оргию абсолютной прагматики, противиться которой крайне сложно.
Нам не известен прагматический контекст убийства Эстемировой (его определение - дело следствия), но нам уже и до всякого следствия известно, что правозащитника убили по каким-то прагматическим соображениям. Но, что еще хуже, убивают правозащитника дважды - как человека, и как "дело", пытаясь сделать так, чтобы уже после смерти его "имя" стало лишь инструментом в политической или какой-то иной борьбе. Его не только убивают, но и пытаются использовать как инструмент для "взлома" института прав человека в целом. Даже если цель, для которой начинает служить имя погибшего правозащитника, идеальна - таково продолжение дела защиты прав людей в разных точках нашей страны, - все равно она накладывает определенные, вполне объективные, не зависящие от чьих бы то ни было намерений ограничения на идеал и смысл правозащиты, поскольку сам факт смерти, будучи вписан в определенную трагическую историю многих иных смертей, уже работает как мощнейший инструмент, в том числе и риторический - в споре за и против (за и против определенных позиций властей, самого консенсуса или "практик" внутри коммуникации властей разного уровня - в данном случае, федерального и регионального; и т.д.).
И это при-смертное и посмертное становление правозащитника "всего лишь" инструментом, всего лишь средством для того или иного политического действия, лишь "пунктом против" одной политической системы и "пунктом в защиту" какой-то другой - именно оно является действительным поражением прав человека, которому нужно противостоять, причем это задача не только для представителей "корпорации" правозащиты, членов или волонтеров специальных организаций или НКО, не только для государства и его правовой системы.
Поэтому почтить память Эстемировой - это, прежде всего, не допустить именно "двойного убийства", превращения физического убийства правозащитницы, уже вписанного руками убийц в тот или иной прагматический контекст, реальный (если убитая мешала кому-то так, что ее решили убить) или же спроецированный, наведенный (в качестве, например, некоей возможной атаки на те или иные позиции власти), в повод для превращения имени правозащитника в разменную монету политики, политики "подведения счета", "составления рейтингов" (той же демократичности) или, скажем, "международного отклика". Отменить физическое убийство мы не в состоянии, реально ишь - не допустить убийства идеи и дела. Помнить о правозащитнике - значит не допускать взлома самой системы прав человека и ее осуществления.
Источник: http://liberty.ru/Themes/Natal-ya-Estemirova.-Dvojnoe-ubijstvo-pravozaschitnika