Заметки на полях одной дискуссии

Д'Анджело С. Дело Пастернака: воспоминания очевидца / Пер. с итал. О.Уваровой. Послесловие и комм. Е.Б.Пастернака. - М.: Новое литературное обозрение, 2007. - 192 с.

В мае 1956 года сотрудник итальянской редакции радио "Москва" Серджо Д'Анджело узнал о существовании романа "Доктор Живаго". Воскресным утром он приехал в Переделкино, рассказал Борису Пастернаку об издателе Фельтринелли, поручившем ему отслеживать новинки советской литературы, - и получил от автора объемистый пакет с рукописью. Спустя неделю Д'Анджело встретился с Фельтринелли в Западном Берлине и передал пакет ему. Ровно через полтора года "Доктор Живаго" вышел в итальянском переводе и начал триумфальное шествие по свету.

Участие Д'Анджело в "деле Пастернака" не ограничилось этим эпизодом. Он неоднократно встречался с Пастернаком и с Ольгой Ивинской, а в 1960 году организовал нелегальную пересылку в Советский Союз части пастернаковских гонораров. Первый транш получил автор, второй после его смерти был доставлен Ивинской, которую вскоре арестуют и осудят по обвинению в незаконных валютных операциях.

За период с 1957-го по 1965 год доля Пастернака и его наследников в доходах от изданий и экранизаций "Доктора" составила более полутора миллионов долларов - то есть около девяти миллионов по нынешнему курсу. В середине 60-х Д'Анджело, после безуспешных попыток договориться с Фельтринелли, подает на издателя в суд, претендуя на половину этой суммы. По его словам, он был уверен, что советские власти никогда не разрешат ни детям писателя, ни тем более Ивинской получить гонорары за "Доктора", а отсуженные деньги намеревался потратить на учреждение премии Пастернака. О доказательствах, которыми Д'Анджело пытался подтвердить исковые требования, речь пойдет ниже, пока заметим лишь, что советская власть оказалась гибче, чем предполагал итальянский журналист: в 1967 году сыновьям Пастернака и Ивинской все-таки разрешили воспользоваться накопившимися на иностранных счетах гонорарами, которые, однако, находились под арестом из-за продолжавшегося судебного процесса. С этого момента ситуация изменилась - Д'Анджело противостоял уже не издатель, а законные наследники. Суд тем не менее тянулся еще несколько лет, после чего дело было прекращено, а между сторонами заключено мировое соглашение. Наследникам Пастернака пришлось оплатить Д'Анджело судебные издержки - за семь лет набежала немалая сумма.

Едва ли мы ошибемся, предположив, что именно желание объяснить свою довольно-таки двусмысленную роль в том процессе и послужило одним из решающих импульсов к написанию нынешней книги, где воспоминания чередуются со ссылками на архивные документы, опубликованные в последние годы. Впрочем, первые статьи и публикации Д'Анджело о "деле Пастернака" появились в итальянской прессе в самом начале 60-х годов - тогда, пытаясь выручить Ивинскую, он доказывал, что Пастернак сам санкционировал нелегальную пересылку части гонораров в Союз.

Дополнительный интерес книге Д'Анджело придал смелый, чтоб не сказать авантюрный, жест издательства НЛО, сопроводившего ее полемическим послесловием Е.Б.Пастернака. Несмотря на уверения последнего в отсутствии у него намерения обидеть человека, "которого любил его отец", автор все же обиделся. И немудрено: Е.Б. подверг сомнению б ольшую часть аргументации итальянца, оспорил едва ли не все звенья той фактической и логической цепи, которая была призвана скрепить его оборонительные построения. В результате Д'Анджело перешел в контрнаступление, распространив на презентации книги свой 13-страничный "Ответ Евгению Пастернаку".

В чем же суть полемики? Если отбросить мелкие фактические уточнения, она сводится к трем основным пунктам.

Д'Анджело утверждает, что КГБ разрешил наследникам писателя получить гонорары за "Доктора", испугавшись его намерения учредить на отсуженные у Фельтринелли миллионы премию имени Пастернака. Звучит довольно наивно, но мотивы отечественных спецслужб тоже зачастую бывали вполне примитивны. Е.Б. связывает полученное разрешение с общей либерализацией и наметившейся реабилитацией Пастернака - версия более вероятная, но доказательства в архивах, а они закрыты.

Автор послесловия считает Д'Анджело косвенным виновником ареста Ивинской и ее дочери. Скупка рублей на черном рынке, их перевозка в багажнике автомобиля через советскую границу, доставка сумок с купюрами на квартиру Ивинской действительно были по условиям времени и места беспрецедентной авантюрой. Однако оценивать степень опасности естественнее было бы самой Ивинской, знавшей систему изнутри, а не сколь бы то ни было осведомленному и проницательному иностранцу. Между тем Ивинская, которую, как верно замечает Д'Анджело, "многочисленные суровые испытания" должны были бы "научить осмотрительности", после обнаружения подслушивающего устройства в своем переделкинском доме обследовала московскую квартиру и, не найдя там жучка, успокоилась. В результате все "валютные" переговоры велись в Потаповском переулке открытым текстом. Зачем при такой "конспирации" еще и стукачи, настойчивыми поисками которых заняты как Ивинская, так и Д'Анджело, - совершенно непонятно.

Наконец, третье и главное. Д'Анджело в подтверждение правомерности своих претензий на половину пастернаковских гонораров ссылается на следующий эпизод. Через месяц после выхода первого издания "Живаго" и накануне своего отъезда из Союза, 25 декабря 1957 года, он заехал к Ивинской в Потаповский, где в последний раз встретился с Пастернаком. Тот передал ему для Фельтринелли книгу стихов Мандельштама (на предмет возможного перевода) и письмо, где заявлял, что дарит Д'Анджело "половину и даже больше" своих доходов от романа. Недоумевающий итальянец вывел рядом с этой фразой "жирное и решительное "нет". "Глупый вы человек, - заметил ему на прощание Пастернак, - но вы продолжаете мне нравиться". Через несколько лет именно на основании этого письма Д'Анджело подаст в суд на Фельтринелли и потребует 50% от авторских гонораров.

Как же развивались события на том процессе? Ответчик, вначале утверждавший, что дар Пастернака не имеет юридической силы, через некоторое время заявил, что письма, о котором идет речь, никогда не существовало, - Д'Анджело спутал его с другим письмом, написанным месяцем раньше, где Пастернак просил Фельтринелли: "Удержите из суммы, которую вы считаете нужным сохранить для меня на будущее, значительную часть в пользу С. Д'А., такую, какую вы сочтете нужной, и удвойте ее". Это письмо, существование которого Фельтринелли, по словам Д'Анджело, до того времени скрывал от него, представили в суд; напротив слова "удвойте" на полях было написано "нет".

Е.Б.Пастернак уверен, что Фельтринелли прав: Д'Анджело просто перепутал слова "удвойте" и "половина". Причина этой путаницы - не слишком хорошее знание им французского, на котором велась переписка Пастернака и Фельтринелли, и его "неадекватное состояние" накануне отъезда в Италию в конце 1957 года. Проще говоря, автор послесловия полагает, что предвкушавший скорое возвращение на родину Д'Анджело в свой последний визит в Потаповский был пьян.

Доказывая это, Е.Б. ставит под сомнение факт передачи его отцом стихов Мандельштама для миланского издателя, но эта часть послесловия крайне неубедительна. Более существенен другой аргумент: письмо от 25 декабря противоречит всей логике дальнейшего поведения Пастернака. Во-первых, поэт никогда об этом даре не вспоминал, во-вторых, сходясь в последние годы жизни с другими иностранцами ближе, чем с Д'Анджело, он никому из них столь щедрых подарков не делал. И если первую часть этого дуплета можно объяснить тем, что после отказа Д'Анджело Пастернак посчитал эпизод исчерпанным, то на вторую возразить нечего.

Но точно так же нечего возразить и на аргументы Д'Анджело, который уверяет, что никакой путаницы нет, а его почерк на письме от 25 ноября подделан. Во-первых, показания в его пользу дали сотрудники издательского дома Фельтринелли, подтвердившие на суде, что им было известно и о письме, где Пастернак передавал Д'Анджело половину своих гонораров, и об отказе последнего. Во-вторых, впервые эту историю Д'Анджело изложил в статье, напечатанной в итальянском журнале "Vita" в 1961 году, и никаких опровержений со стороны Фельтринелли не последовало. Как уже говорилось, не опровергал ответчик факта существования письма от 25 декабря и на первой стадии судебного процесса. Наконец, психологически маловероятно, чтобы Д'Анджело объявил войну Фельтринелли, не будучи уверен в силе своих доказательств (этот аргумент, впрочем, снимается контраргументом об искреннем заблуждении истца)...

Конечно, каждой из высоких спорящих сторон хотелось бы, чтобы убедительнее звучала именно ее версия. Но на самом деле обе они выглядят вероятными в равной степени, и в той и в другой есть свои сильные и слабые места, и та и другая окончательно недоказуемы. А значит, у воспоминаний Д'Анджело открытый финал. Как у большинства хороших книг.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67