Андрей Горохов. Дыра, прикрытая глянцем. - М.: Ad Marginem, 2006. 86 с.
Три года назад в "Ad Marginem" вышла книга Андрея Горохова "Музпросвет", которую составили материалы одноименной передачи, идущей на "Немецкой волне". Несмотря на подчеркнутый "максимум возможного неуважения" к року и преувеличенные восторги по поводу диджейской культуры, "Музпросвет" остается среди немногих книг о поп-музыке, которые имеет смысл читать. В планах издательства выпустить "испр. и доп.": есть в природе и старые заметки автора, и накопившийся новый материал. При всем нетипичном интеллектуализме проект "Музпросвет" выполняет задачу информационного ресурса. Это значит, что с обобщениями не разгонишься, формат не позволяет. Похоже, именно таким путем появилась на свет книжка "Дыра, прикрытая глянцем" - манифест, балансирующий между заявлением потерпевшего и обвинительным приговором.
Ценность этого эссе уже в том, что таких сейчас не пишут. Они то ли исчезли, то ли их никогда и не было. Глянцевой журналистике комфортнее придерживаться второй версии. Мы живем в вечном сегодня, посвящая будни борьбе с рефлексией. Под подозрением находится даже информация как потенциальный источник рефлексии. Вне подозрений только реклама и светская хроника. Так что остается подавать голос с окраин - то есть ad marginem. Было бы кому. В этом отношении книжка Горохова пугающе уникальна. При всей тривиальности своих утверждений. Их объединяющая тема - всеобщий кризис поп-музыки. Кому-то уже смешно?
В музыке плохо все. Компании звукозаписи не могут адаптироваться к техническим новшествам, пытаются бороться с виртуальными носителями и терпят закономерное поражение. Журналы, как на подбор, гонят волну восторгов по поводу любого изданного звука в дизайнерском оформлении. Новый альбом "Franz Ferdinand" и очередная фотосессия Мадонны, попадающие в одни и те же издания, не могут удержаться в фокусе внимания, так как на них напирают следующие альбомы и фотосессии каких-то вовсе непонятных людей. Но это и не важно. Электроника, которая построила свой успех на отрицании инновации как таковой, превратилась в приют для графоманов. Кризис охватил весь универсум поп-музыки, будь она хоть "творчество", хоть "бизнес". Четыре главы книги соответствуют четырем измерениям кризиса - звукоиндустрии, музыкальной журналистики, мейнстрима и электроники. Этот эмпирический, не слишком строгий набор ярко свидетельствует о травмах и пристрастиях автора.
В 1979 году Горохову довелось услышать Оливье Мессиана. Это способствовало резкому охлаждению к группе "Pink Floyd". Позднее будущий автор "Музпросвета" все больше убеждался в том, что основной массив музыки представляет собой "малоубедительную церемониальную муть". Прозрение привело к смене ориентиров. Горохов понял, что написание музыки и ее исполнение на инструментах - отстой и ретроградство, надо смаковать звук как таковой и заниматься его организацией. Собственно, в этом же направлении двигалась вся сколько-нибудь заметная поп-музыка, все чаще отказываясь от гитары в пользу "вертушки". Задним числом об этом говорится в книге "Музпросвет" - единственной в своем роде русскоязычной апологии саунда. России с ее огнеупорной духовностью не привыкать к радикальному формализму: в начале XX века уже было "слово как таковое". Безнадежный гитарный рок с упором на тексты был в сравнении с рафинированной звуковой комбинаторикой чем-то вроде стихов из подвала губернской газеты рядом с альманахом футуристов. Так продвинутый молодой художник и математик (Горохов одно время учился у "нового хронолога" Фоменко) стал адептом электронной музыки. Сохраниться можно до смерти. Тогда это маленькое личное счастье, как у фанатов "Ласкового мая". Но если мозги все-таки есть, неизбежно разочарование.
Этот эффект сродни смерти, только возможностей чуть больше. В середине первого десятилетия нового века стало окончательно ясно, что эксплуатировать идею новизны больше не имеет смысла. Тем более если речь о популярной музыке. Ее так называемый кризис обнаруживает изначальную зависимость от нормативной эстетики и слабость механизмов инновации. Горохов рано перестал слушать рок, потому что там "ничего не происходило", теперь выяснилось, что и прогрессивные антагонисты рока ничем не лучше. В книжке констатируется, что электронная музыка - сплошная графомания, сопоставимая с фотографированием при помощи мыльницы. Автор не может скрыть досады, ведь еще каких-то десять лет назад "только электронная музыка отвечала духу сегодняшнего дня". Характерный грамматический парадокс: глагол прошедшего времени - и слово "сегодня". Описывать произведение массовой культуры в терминах новизны и значит культивировать мифологию общества потребления, предлагающего разные упаковки с одинаковым содержимым. Искать нечто "по-настоящему" новое, противопоставляя его тому "ненастоящему", что продается на каждом углу, просто глупо. Это недавнее открытие неприятно удивило автора. Теперь, как он считает, лучше вовсе ничего не делать. Заняться самосозерцанием. В крайнем случае - сыграть диджейский сет на презентации книжки по многочисленным просьбам читателей. Или не сыграть.
Удивление влечет за собой пусть легкое, но раздражение. Популярную сцену поразила стандартизация, хотя пора бы уже и догадаться, что это ее имманентное свойство. Автор же кипятится по поводу как раз имманентных, структурных свойств поп-музыки и способов ее презентации в СМИ.
"... Вообще, это желание непременно вписаться в схему, встать в линию, попасть точно в саунд, в стиль, сделать настоящий жирный хип-хоп или true black или минималистический этнотранс, показать, что "я такой, какой вам надо!", просто убивает, нет сил это видеть".
Крик души, однако. Недалеко и до пафоса, на корню сгубившего рок-н-ролл в глазах прогрессивного человечества. Это опять-таки смахивает на стенания о кризисе литературы и, шире, словесности. Не так давно в передаче "Школа злословия" гостил обаятельный сетевой писатель Николай Данилов, больше известный под именем Норвежский Лесной. В ответ на заявления ведущих о кризисе российских СМИ он справедливо заметил, что кризис по определению не может настичь газеты "Шесть соток", "Зятек" и "Жизнь". Равно как и сборники сканвордов. Здесь царит вечное счастье. Почему поп-музыка должна быть исключением?