Романов, Петр. Преемники: от Ивана III до Дмитрия Медведева. - СПб.: Амфора, 2008. - 365 с. - тир. 7000. - (Серия "Политическая карта").
Книга историка П.Романова представляет читателю ряд исторических портретов. Автор попытался показать своих героев в ровном свете, чтобы из виду не скрылись их помощники, те, на кого они рассчитывали и опирались. П.Романов сразу переходит к внутренним намерениям каждого из своих героев, и эта решительность исследователя, несмотря на вынужденную краткость изложения, не дает книге превратиться в сборник исторических анекдотов. Собрания исторических курьезов, восходящие к эпохе почитания "характеров", конечно, могут показывать и наблюдательность, и остроумие, и даже понимание событий переломных эпох. Но дробность рассказа не могла бы разъяснить непростой вопрос, в чем состоит преемничество в России.
Биографии в книге Романова не выглядят как законченные очерки об отдельных лицах. Историка не меньше правителей интересуют и те, кто привел "преемников" к власти. Такие люди размыкают любую завершенную картину истории, и даже самое успешное (или провальное) правление оказывается неоднозначным. Помощники показаны в книге не как рычаги исторических судеб, не как исполнители своей или чужой воли, а как равноправные игроки на политическом поле. Вдали от торжеств они делают свое верное и строгое дело. Противопоставление "героического" и "делового" чуждо книге, даже когда рассказывается о тех моментах истории, когда создание символов было едва ли не важнее, чем преобразование реальности.
У книги П.Романова есть сквозной сюжет: неожиданность назначения преемника. Оказывается, что сам российский правитель часто рассматривал назначение преемника как нечто неожиданное, странное и непривычное, нарушающее веками узаконенный ход событий. А как раз преемник, даже если он страшился бремени власти, не хотел брать на себя непомерную ношу и всеми силами сопротивлялся высокому долгу, знал едва ли не с самого начала, что на нем остановится выбор. Это позволяло ему относиться к воле властителя без каких-либо чувств, без боязни и тщеславия.
Изложение истории российского преемничества начинается в книге Романова с Ивана III. Этот первый русский самодержец создал дворянство и издал судебник, расчертив действительность строгой мерой закона. После издания судебника московская жизнь получила не только экономическое, но и юридическое закрепление. Но инерция оказалась сильнее любого, пусть самого радикального, преобразования. П.Романов показывает, что ни Иван III, ни его грозный внук не смогли справиться даже с удельной системой, хотя она никак не отвечала их намерениям; для них важнее были символические знаки царствования, которые могут дипломатически компенсировать недочеты системы.
Но за незамеченные недоработки приходилось платить смутным временем. Эпизоды провальные, предшествующие Смуте, начиная от Феодора Иоанновича и кончая эпохой застоя, П.Романов изображает не как системный кризис, а как передышку перед новыми испытаниями. Очевидно, что для исследователя важны не только экономические, но и моральные испытания, к которым тоже нужно готовиться, хотя бы отдыхом перед страшными событиями.
В центре внимания книги оказывается неожиданным образом не позитивная динамика развития, а драматическое претерпевание своей исторической судьбы. Так, прежде чем сказать о пути Романовых к престолу, об их соперничестве с Пожарским и внезапной поддержке казаков, автор книги много говорит о страданиях этого рода при Годунове. Годунов расчетливо отправил их в ссылку, при этом в точности попав в то будущее, которое определит профиль страны на три столетия.
Петр I в книге дан с некоторым подозрением. Конечно, нет ни одной реформы, к которой бы автор отнесся критически, и он предельно далек от замшелой критики петровского дела. Но П.Романов чувствует какую-то тень на делах Петра: слишком случайным выглядит приход Петра I к власти, что он смог обмануть Софью, думавшую вместе со своим советником Василием Голицыным об отмене крепостного права. И как-то не очень закономерно, после азовских неудач, Петр I смог восстановить свою репутацию случайными демонстративными действиями. Вспоминая ассамблеи Петра I, автор приходит к выводу, что логике характера, мнениям и пристрастиям Петра I издевательство над стариной не отвечает. Для П.Романова - это странный эпизод, посеявший недоверие народа к власти.
Можно вспомнить, что в народе дворянский образ жизни вообще вызывал недоверие и осуждение, это не раз отмечалось в русской литературе. Школа притворства с детства, многие условности светского этикета - честным людям из народа это казалось диким. Но кажется, что Петру I в книге предъявлено обвинение только для того, чтобы показать, что даже самодержавный властитель не всевидящ, а его советники могут быть разумнее.
Именно эпохой разумных советников представлено все послепетровское время. Даже такие одиозные персонажи, как Остерман или Бирон, оказываются скорее рабами дурных привычек, чем временщиками, использующими власть в своих целях.
Екатерине II приписано прежде всего сильное воображение: именно путем воображения она пыталась охватить Россию, налаживая отдельные стороны хозяйства. Она пыталась единым взором, выстроив умозрительную модель, постичь механизмы власти. Совершенно другим оказывается последний император: Николай II тоже о многом мечтает, но всем его мечтам уже придана готовая форма. Поэтому он оказывается неразборчив в людях - это объяснение историка кажется более убедительным, чем легкомысленные ссылки на недостаточную образованность или другие качества, тенденциозно приписываемые Николаю II. Мечта не позволяет разграничить политическую и хозяйственную сферы и приводит ко все большим сбоям в работе государственной машины.
Советское время изображается у Романова как время не мечты, а, напротив, чрезмерной хитрости. Именно самонадеянная сообразительность советских властителей, их мысль о том, что если они поставили диагноз, то они владеют всем положением дел, привели к тому, что их наследники, и Горбачев, и Ельцин, стояли иногда как завороженные, не зная, как совладать с ситуацией, которая явно сильнее начинаний отдельных людей.
Завершается книга политическими портретами Путина и Медведева. Это, как пытается доказать П.Романов на примере первого и второго срока Путина, прежде всего люди свободные. Они действуют не как герои, пестующие свой героизм, а как люди, которые могут позволить себе свободно, без спешки и пафоса вникнуть в проблему. Ведь слишком поспешная ломка ситуации привела бы на этот раз не к революции, а к коллапсу управления и экономики, не к саботажу извне, а саботажу изнутри. Слишком неуправляемой была эта ситуация последние два десятилетия (ситуация, заложенная гораздо раньше):
Старая российская болезнь бюрократизма с появлением Путина никуда не исчезла, и ничего принципиально нового, чтобы ее устранить, президент #2 не придумал, он лишь за счет своего динамизма, как мог, смягчал негативные последствия этого явления.
Национальные проекты лишены романтического налета "построения нового общества". Они стремятся поставить современную ситуацию глобальной экономики на службу важным для социальной жизни страны решениям. Преемник Ельцина с самого начала занял зоркую позицию деятеля мирового масштаба, и в этом П.Романов видит едва ли не главную разгадку народной поддержки: зоркость более убедительна, чем непоследовательное (и на поверку популистское) решение отдельных вопросов, предлагавшееся политическими соперниками Путина. Негативная риторика, которую употреблял Путин по отношению к давним противникам в последний год президентства, - это не столько пропаганда, сколько действительное отрешение от мечты, столь часто подводившей страну.
Преемник Путина, считает автор, узнал как явные, так и скрытые механизмы государственной политики и теперь может выстроить целую стратегию исторического развития. Открытость рынка, открытость политических механизмов - главное условие современного развития страны. Это современное развитие требует расстаться с грезами о настоящем, с якобы радикальными, а на самом деле фрагментарными преобразованиями и видеть реальные возможности, которые предоставляет каждый наступающий день.