Фундаментальный подарок

Пастернак в 11 томах

Выпущенное издательством "Слово" собрание сочинений Бориса Пастернака в одиннадцати томах представляет очередной замечательный результат работы Евгения Борисовича и Елены Владимировны Пастернак, которые с 1960 года кропотливо собирают и публикуют разнообразное творческое наследие замечательного поэта ХХ века.

Первый том собрания открывает вступительная статья самого авторитетного специалиста по творчеству и биографии Бориса Пастернака Лазаря Флейшмана, озаглавленная "Свободная субъективность". В этой статье обозначены важнейшие особенности существа пастернаковского творчества и его жизненного пути: семья, где вживую "делаются" живопись и музыка; учеба, сперва музыкальная, а затем философская. И с музыкой и с философией он расстался, уже достигши высоких результатов, но и та и другая оставались важными составляющими его литературного творчества.

Тщательно прослеживаются определяющие точки литературного пути Пастернака - от взаимоотношений с поэтическими группировками 1910-х, появления третьей книги стихов "Сестра моя - жизнь", в 1922 году обеспечившей ее автору общее признание, - до публикации в Италии в 1958-м, а затем во всем мире "Доктора Живаго", тиражи которого в конце 1950-х отставали во всем мире только от тиражей Библии.

Флейшман подробно описывает все перипетии отношений Пастернака и советского государства, попытки поэта найти свое место в системе управляемого искусства. Роман "Доктор Живаго" и его публикация показаны Флейшманом не только, как литературное свершение Пастернака, но и как поступок человека, проложившего дорогу другим инакомыслящим в искусстве. Замечательно, что в этой биографической, по сути, статье автор практически полностью избегает всего того, что можно отнести к "интимной" стороне жизни поэта.

Поэтические тексты нового собрания 1-2 практически известны читателям - за исключением нескольких черновых редакций и, может быть, одной стихотворной надписи. Отличаются они исключительно подробным комментарием, где кроме данных о вариантах и публикациях, пояснений реалий сообщается множество биографических и бытовых реалий, стихотворения помещены в богатый контекст тщательно подобранных цитат из писем, прозы, статей Пастернака.

Практически то же можно сказать и о двух томах художественной прозы - "Доктор Живаго", "Детство Люверс", "Охранная грамота" опубликованы вполне традиционно.

Много нового внимательному читателю может дать пятый том, куда вошли статьи, анкеты, рецензии, стенограммы выступлений и мелкие записи. Здесь представлены материалы, как не входившие в отдельные издания статей и прозы Пастернака, так и печатавшиеся ранее.

Анкеты, рецензии и в особенности стенограммы выступлений на разнообразных литературных собраниях 1930-х годов показывают - это документы поиска свободной и ясной позиции, основанной на ответственности за поступки и слова. Часто потомкам кажется, что люди того времени слишком легко позволяли собой манипулировать. Подобные упреки раздавались и в адрес Пастернака. Но его выступления (стенограммы сохраняют отчасти и особую манеру его речи) свидетельствуют как раз об исключительной стойкости и смелости, с которой он упорно продолжал держаться важных для него принципов. И часто его позиция, вопреки всему, оказывала влияние на окружающую обстановку.

Так в 1936 году на "дискуссии о формализме", которая была, по сути, разгромной акцией, затеянной с целью еще более подчинить композиторов, писателей и режиссеров управлению партийных чиновников, Пастернак своим выступлением сумел фактически остановить уже набравшую обороты кампанию.

Записи - во многом ключ к пониманию стихов и прозы Пастернака. Многих современников, к примеру, коробила строчка "Что же сделал я за пакость" из "Нобелевской премии". На 394 странице мы находим заметку "Между прочим о Фаусте": "Черт с Карамазовым все говорит "пакости". А у меня это слово вымарывали в репликах Мефистофеля. А между тем я в своих "странностях" всегда подчиняюсь каким-то забытым примерам и преемственности, которой сам не осознаю". Не менее важным подарком для любителей отыскивать эту преемственность будут и записи 1956 года о стихах 1930-х: "стихотворение обыгрывающее "В надежде славы и добра" ... и стихи о Кавказе, обыгрывающие Мцыри". Пожалуй, никто из поэтов пастернаковского поколения не признавал так открыто своей "интертекстуальности".

VI том отдан стихотворным переводам, собственно, переводам лирики (и небольших поэм Шевченко и Пшавела) - для остального потребовалось бы больше места. Пастернак переводил европейскую поэзию от Горация до поэтов ХХ века и "восточную" от Тагора и до грузинских поэтов, с которыми дружил Пастернак - Тициана Табидзе, Паоло Яшвили, Георгия Леонидзе. Пастернак много переводил в самые разные годы. Переводы часто бывали главным средством к существованию, но при этом в переводах он всегда оставался верен принципу делать из поэтов других эпох и стран русскую поэзию. Приведем здесь один не самый известный перевод Пастернака ляшского поэта Ондры Лысогорского.

Венецианские мосты

Как будто кот за мышкой алой
Бросается из темноты,
Над тихою водой канала
Подскакивают вверх мосты.

Их выгибы бросают тени
Горбатой каменной резьбы
На затонувшие ступени

И на причальные мосты.

Кормою лодки вдоль балкона
Проскальзывает гондольер
И пропадает, озаренный,
Под аркой, как во тьме пещер.

Кому назначено свиданье?
Но утаит их имена
Аккорда звук под аркой зданья,
И отзвук волн, и тишина.

А из дворцового подполья
Выныривает стая крыс,
И на швартовочные колья
Герб у портала смотрит вниз.

Что стережет он, как привратник?
И почему вы не коты,
Чтоб ринуться в сырой крысятник,
Венецианские мосты?

Лысогорский, годы войны проживший в СССР, наверное, посвящая Пастернаку это стихотворение 1943 года, мог знать и его знаменитую "Венецию", и даже венецианские главки его "Охранной грамоты". В итоге же русский читатель получил "еще одно венецианское стихотворение Пастернака" (по замечанию М.Л. Гаспарова). Так происходило со многими переводами Б.П., становившимися, по существу, еще одной частью русской лирики.

Столь тщательно и подробно стихотворные переводы Пастернака, как сделано это в настоящем издании Е.В. Пастернак и А.Ю. Сергеевой-Клятис, никогда ранее не собирались и не комментировались.

VIII-X тома отданы письмам. Это, наверное, самое разительное отличие 11-томника от 5-томника 1989-91 годов. Там в пятом томе было около 500 писем, здесь их - 1675. Сверх того еще около 300 писем большими фрагментами приведены в примечаниях. Здесь нужно отметить несомненно выигрышное решение - помещать комментарий к каждому письму сразу после текста. В результате эти тома превращаются в чрезвычайно насыщенное представление жизни Пастернака на фоне густо начиненной событиями эпохи. За 15 лет, разделяющих два собрания сочинений, были опубликованы сотни писем Пастернака, в том числе отдельными книгами вышли важнейшие многолетние переписки - с Мариной Цветаевой, с родителями и сестрами, с женами - Евгенией Владимировной и Зинаидой Николаевной, письма Сергею Боброву и многим другим. Немало писем публикуется в этих томах впервые (Г.Г.Суперфину, И.Д.Рожанскому, Я.Э.Голосовкеру). Собранные все вместе в единой хронологии, они производят совсем другое впечатление, чем в отдельности. Досадно, но четыре тома не вместили всех изданных, и даже входивших в пятый том 1991 года, писем.

К письмам Пастернак всегда относился как к важной части плодотворного существования. В них формулируются оценки явлений окружающего мира, творчества предшественников и современников, собственные задачи - "жизнь в том...чтобы успеть сказать главное и не оставить ничего в неясности в это наше, державшееся на одних двусмысленностях и недосказанностях время". Из писем нередко удается понять те законы пастернаковского мировосприятия, его поэтического языка, логику связи жизни и слова, которые помогают лучше понимать его же стихи. Многие письма позволяют представить принципы связи его творчества и событий жизни, его окружавшей. Об этом применительно к стихотворениям свидетельствуют обильные цитаты из писем в комментариях к томам лирики. Приведу здесь два примера, иллюстрирующих это явление в отношении "Доктора Живаго". 14 февраля 1940 года Пастернак в письме к отцу рассказывал, как провел свой день рождения в доделывании перевода "Гамлета" для МХАТа: "Свой день рожденья ... я провел необычайно и вне дома. Я удрал из дому в Камергерский с рукописями и весь день провел в директорском кабинете, дописав, наконец, что мне было нужно, тут же в театре...". Напомню читателям "Доктора Живаго", что в комнату, снятую для него Евграфом в Камергерском переулке (где и располагался МХАТ) сбегает из дома герой Пастернака (не зная, что эта та самая комната, где когда-то жил Антипов и т.д.) и дописывает там свои стихотворения - в частности, наверное, и "Гамлета".

В каждом образе романа преломлялись в том числе и впечатления от людей, с которыми сталкивала Пастернака судьба. Он вспоминал в автобиографической прозе своего университетского приятеля Дмитрия Самарина - отпрыска славянофильской аристократической семьи, от которого впервые услышал о Марбурге. В конце 1930-х годов писательский дачный поселок Переделкино оказался выстроенным бок о бок с бывшей усадьбой, где прошло детство Самарина. Это пространственное "скрещение судеб" отразилось в военном стихотворении "Старый парк". Читатели романа и автобиографического очерка "Люди и положения" разглядели сходство судеб Юрия Живаго и Самарина. В письме 1959 года брюссельскому профессору Альберу Деману Пастернак подтвердил правильность догадок: "Прототипы героев "ДЖ" действительно жили на свете, но герои сами по себе - видоизменения этих моделей. Ваше замечание о Дмитрии Самарине очень тонкое и точное. Его образ был передо мной, когда я описывал возвращение Живаго в Москву".

Но, пожалуй, главное ощущение от писем Пастернака, как 1920-х, так и 1950-х годов, что они воплощают блистательное преодоление искусственных границ - "поверх барьеров" железного занавеса продолжают свободное общение со всем миром, частью которого стала смелая публикация в Италии романа, запрещенного на родине, который Пастернак считал главным делом всей своей жизни.

Последний XI том включает воспоминания современников о Пастернаке.

Указатели, драматические переводы, биография Пастернака, написанная сыном, Евгением Пастернаком, фотографии и записи голоса помещены на прилагающемся к изданию компьютерном диске. Работа завершена, проект закончен. Для нас выход одиннадцатитомника - долгожданное культурное событие.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67