Винзавод, Стрелка, Флакон

Творческие кластеры в больших городах

От редакции. РЖ продолжает серию бесед с российскими и зарубежными специалистами по городской постиндустриальной экономике. Ранее мы беседовали с Ольгой Карповой, Чарльзом Лэндри. С директором Института культурной политики Михаилом Гнедовским мы поговорили об истории и перспективах «творческих кварталов» в зданиях бывших промзон.

Михаил Гнедовский – Директор Института культурной политики, эксперт Совета Европы.

* * *

Русский Журнал: Сейчас не только в Москве, но и в других городах России стали появляться «творческие кластеры», лофты. Многие увлечены идеями креативной экономики. Когда это началось в России?

Михаил Гнедовский: Это произошло в середине 2000-х годов. Первым творческим кластером в Москве был «АртПлэй». Не нынешний, который все знают, «АртПлэй» на Яузе, а другой, который находился на улице Фрунзе, у метро «Парк Культуры». Там была, и до сих пор она отчасти сохранилась, ткацкая шелковая фабрика «Красная роза» – типичная краснокирпичная фабричная постройка девятнадцатого века. Часть ее стояла в совершенно руинированном состоянии. В 2005 году в этом крыле, в огромном пространстве около 10 000 квадратных метров поселились архитекторы и дизайнеры.

Дизайнерское бюро под названием «АртПлэй» искало себе помещение, и эта фабрика стала дешевым вариантом аренды. Они начали обустраивать это абсолютно разрушенное пространство. Люди, которые туда пришли первыми, в частности, архитектор Сергей Десятов, стали организаторами всего этого проекта. К ним начали приходить их коллеги и друзья. В конце концов, там поселились около 50 организаций, в основном, архитектурно-дизайнерского направления. Появились кафе, ресторан, зал для общих мероприятий. Это был очень важный момент, который показывал, что это не просто бизнес-центр, но что в этом бизнес-центре есть своя творческая политика.

Возникла и политика отбора организаций-субарендаторов. Брали не всех, а только творческие организации, но также и некоторые магазины и салоны, которые были связаны с архитектурой и строительством. Год спустя после открытия «АртПлэй» был уже не просто дизайнерским бюро, а фактически организатором этого огромного кластера.

«АртПлэй» был хорошо известен в Москве: люди заходили и просто выпить кофе, и на выставки, мероприятия, которые проводились в общем зале. Но договор аренды закончился, и владельцы решили построить на этом месте «настоящий» бизнес-центр. Они сломали то крыло фабрики, где находился «АртПлэй» и тут грянул кризис 2008-го года. Проект, который они задумывали, до сих пор так и не реализован.

Люди, которые работали в том, первом «АртПлэе», не хотели менять сложившийся за три года образ жизни. Они говорили: нам нравится жить именно так, это наше пространство, здесь особая атмосфера и среда, и мы не хотим это терять. И тот же Сергей Десятов уже вполне сознательно нашел новое место на Яузе – гигантскую территорию бывшего большого завода «Манометр» – где и находится нынешний «АртПлэй».

В этом комплексе была сразу заложена общая инфраструктура, выставочные и конференц-помещения, рестораны, кафе. Среда для того, чтобы это все могло жить. Причем, как для самих обитателей кластера, тех кто там работает, так и для внешней публики, посетителей публичных мероприятий «АртПлэя».

Параллельно в Москве было еще несколько попыток объединения творческих организаций по принципу кластера. В 2005 или в 2006 году несколько художественных галерей решили съехаться вместе. Тогда как раз освободились гаражи фабрики «Красный Октябрь», и возникла первая «Арт-стрелка». Чем это было удобно? Раньше они были все разбросаны по городу, вернисажи проходили то тут, то там. Теперь галереи получили возможность синхронизировать пиар. Они все в один день открывали новые проекты, и вся пресса была на месте. Публика, которая приходила в одну галерею, заходила еще и в другую. Этот кластер просуществовал довольно долго и закрылся только три-четыре года тому назад. На том же месте вскоре организовалась нынешняя «Стрелка».

Еще один проект середины 2000-х – «Проект Фабрика» – существует до сих пор. У него всегда была очень сильная театрально-музыкальная составляющая. Если другие московские кластеры специализировались, в основном, в области визуальных искусств, (галереи, архитектура, дизайн), то на «Фабрике» получили развитие также и исполнительские искусства. Это происходило в помещении московской фабрики по производству деловых бумаг на Бауманской.

Все началось с того, что на фабрику въехало Московское агентство театров танца ЦЕХ. Потом появились музыка, театр, и, соответственно, несколько сценических пространств. Впоследствии здесь работали еще фотографы, небольшие издательства, кино-документалисты. В общем, получился творческий кластер широкого профиля.

При этом фабрика в какой-то своей части продолжала работать. Политика владельцев и администрации заключалась в том, что часть фабрики промышленная, а часть – постиндустриальная. Директором этой фабрики и одновременно директором творческого кластера с самого начала была Ася Филиппова.

Приблизительно в то же время возник и творческий кластер на территории завода «Арма», на задах Курского вокзала. Там тоже были свои галереи, кафе, рестораны и какая-то своя публика. Своеобразие той площадки в тот период было в том, что там находились еще и модельеры. Этот кластер был довольно замкнутым, элитарным. Там проходили модные вечеринки с гламурным оттенком.

Немного позже возник «Винзавод». Это скорее, презентационное пространство, «витрина», чем производственная площадка. Здесь тоже есть такие места, где люди работают, производят творческий продукт, но таких мест здесь сравнительно мало – в основном здесь демонстрируют готовые продукты и произведения. Интересно, что создатели «Винзавода» с самого начала очень внимательно присматривались к деятельности других площадок. Они понимали, что идут по стопам других кластеров. «Винзавод» откровенно ставил себе задачу стать самым модным местом в Москве и в какой-то момент, несомненно, таким местом стал.

Это были первые московские кластеры, за ними последовали другие. Сравнительно поздняя площадка, которая возникла года три назад, дизайн-завод «Флакон» на Дмитровке. Эта площадка очень хорошо, динамично развивается и уже стала известным местом в Москве. Когда-то здесь делали хрустальные флаконы для парфюмерной промышленности, и остались горы бутылочек, которые здесь бережно хранят, видят в них большую имиджевую ценность. Создатели «Флакона» честно прошли путь от разрушенной фабрики до креативного кластера. Там остались очень интересные промышленные пространства с огромными залами, и они замечательно обыгрываются на «Флаконе».

РЖ: Какими характеристиками должен обладать творческий кластер?

М.Г.: Давайте подумаем: чем отличается творческий кластер от обычного бизнес-центра? На поверхности – ничем. Те же арендаторы, те же поделенные между ними пространства. Разница заключается, на мой взгляд, в политике отбора арендаторов, в имиджевой политике, в создании общей инфраструктуры и в стратегии пространственного развития.

У каждого кластера есть своя пиар стратегия. Она имеет две составляющих. Первая составляющая – это консолидация внутреннего сообщества – тех творческих организаций, которые живут внутри кластера. Вторая составляющая – это внешний пиар. Отбор событий, которые происходят на общей площадке, определяет пиар-стратегию кластера. То есть, кого и как кластер хочет видеть у себя, как он хочет видеть взаимодействие между «своими», как эшелонирована «внешняя» публика, как они себе представляют более активных и более пассивных участников этой жизни.

Некоторые кластеры притягивают к себе и местное население. Первым московским кластером, где сознательно начали это делать, был, пожалуй, «Флакон». Хотя на Дмитровке, как и возле Курского вокзала, преобладает промзона, но там есть и жилые кварталы. И «Флакон» стал позиционировать себя как культурный центр, открытый для местного сообщества. Его организаторы сознательно начали диалог с местным населением и с местной властью.

На второе место я бы поставил пространственную политику. Представьте себе: вы получаете фабрику, а дальше вы должны понять, какие помещения у вас публичные и общедоступные, какие – внутренние, рабочие, а какие – общего пользования. Хотите ли вы вообще, чтобы человек с улицы мог войти на вашу территорию?

Наконец, еще один фактор, который тоже, конечно, надо иметь в виду, это экономическая политика. Всякий кластер – это бизнес-проект в области творческой экономики и потому кластеры стремятся быть, как минимум, самоокупаемыми.

Однако, в отличие от «простых» бизнес-центров, творческие кластеры имеют еще и «миссию»: они участвуют в развитии новой экономики, создают новую институциональную реальность и, если угодно, новый стиль и образ жизни. Поэтому важным фактором для них является не только (а иногда не столько) быстрая прибыль, но – капитализация имиджа, социальная и культурная капитализация. Некоторые кластеры имеют хорошую финансовую «подушку безопасности» и могут строить экономическую стратегию с очень дальним прицелом.

Интересно, что творческие кластеры уже реально конкурируют с традиционными организациями культуры, в частности, с музеями. Помните, когда пару лет тому назад в Москве объявили музейную ночь, рекордсменом по посещаемости стал «Винзавод».

РЖ: Сейчас многие начали планировать такие «творческие кластеры» и в других городах.

Во всех регионах есть какая-то молодежь, которая, так или иначе, занимается творческими проектами. Некоторые даже умеют превращать свои творческие занятия во что-то экономически оправданное. Это происходит хотя бы просто в силу глобализации и распространения Интернета – в наше время новые идеи распространяются стремительно и не знают границ. Я видел во многих регионах одну и ту же ситуацию: молодые люди снимают за копейки подвальные помещения, очищают их от мусора и устраивают выставки, спектакли, показы мод и т.д. И все это на свой вкус, на свой страх и риск, без всякой поддержки местных властей. Власти их в лучшем случае не замечают.

А с другой стороны, региональные власти, глядя на Москву, говорят: хотим, чтобы у нас был свой «Винзавод». Как правило, за этим стоит полное непонимание того, что «Винзавод», как и другие московские творческие кластеры, – это частная инициатива, направленная на создание условий для развития других частных инициатив.

Вообще-то, творческий кластер – это свободное объединение независимых художников и предпринимателей. Там можно проводить политику, но нельзя ничего диктовать. Нельзя принудительно собирать туда людей или принудительно их выгонять. Нельзя запрещать. Можно поощрять, если ты знаешь, что и кого ты хочешь поощрить.

Этим летом я был в Перми и видел такую картину: бывшая табачная фабрика, – очередная фабрика, классический случай, – в полной разрухе. Без всякого ремонта, среди строительного мусора там выставлены молодежные художественные проекты. Это было частью программы фестиваля «Белые ночи», но я слышал, что власти собираются и дальше использовать это пространство. Однако я не знаю реальной экономики и организации этого дела: как, кто, кого туда пускают, почему туда пускают. Во время фестиваля там были представлены проекты из других городов. Будут ли дальше там продвигаться местные, пермские проекты, или приглашенные? Посмотрим.

РЖ: Итак, креативные индустрии могут стать элементом экономического развития национального или регионального уровня. Где в мире это оценили раньше всего?

М.Г.: В Англии поддержка креативных индустрий (и в том числе творческих кластеров) стала приоритетом государственной политики с 1998 года. Это случилось в момент возврата лейбористов, которые пришли к власти после долгих лет правления Маргарет Тэтчер. Политика развития творческих индустрий была одной из инноваций нового правительства.

Этот вопрос к тому времени уже был хорошо подготовлен, были люди, которые этим занимались. Они положили на стол новому правительству свои исследования и предложения, показали, что это перспективное, новое экономически интересное направление. Вначале этим занимался Департамент культуры, медиа и спорта. А в 2004 году был опубликован документ под названием «Креативная Британия» с предисловием премьер-министра Гордона Брауна. Это означало, что идея развития творческой экономики вышла далеко за рамки ведомственной политики (по-нашему, политики министерства культуры) и стала по-настоящему национальным приоритетом. Кстати, аналогичный документ под названием «Креативная Европа» готовится сейчас в Евросоюзе.

Я впервые увидел как это работает на практике в 2002 году. Тогда Совет Европы организовал ознакомительную поездку по северо-западу Англии. Когда мы вернулись в Россию, мы всем рассказывали про английские творческие кластеры. А в ответ слышали, что все это хорошо в Англии, а у нас другая страна, другие обычаи. Тогда казалось, что до творческих кластеров нам как до луны. А потом вдруг в 2005 году в Москве возникло сразу несколько полноценных творческих кластеров.

Примечательно, что все московские творческие кластеры, о которых я говорил, возникли и развивались без участия властей – московских или федеральных. Ситуация складывалась совершенно спонтанно. Это была целиком и полностью инициатива конкретных людей из бизнеса и творческой сферы.

Политика московского правительства помогла только в одном отношении: когда в середине двухтысячных годов стали выводить из города производства, начали освобождаться индустриальные территории и помещения. Некоторые из этих объектов, которые были в частном владении, в конце концов, и превратились в центры творческой экономики.

РЖ: Может быть, сейчас, когда власти много говорят об «инновационной экономике», начнется бурный рост «креатинвых кластеров»?

М.Г.: С креативными индустриями мы вступаем в область постиндустриальной экономики. Мы должны понимать, существует ли в наших городах рынок творческого труда? Сколько рабочих мест на предприятиях творческих индустрий? Сколько творческих компаний? Какие у них обороты? Работают ли они на экспорт? Вам этого никто не скажет. Никакая государственная статистика не отвечает на эти вопросы. Чтобы это узнать, нужны специальные исследования. Мы знаем, сколько у нас малых предприятий, но нам неизвестно, какая их часть занимается разработкой программных продуктов, компьютерных игр или иных креативных технологий. Необходимо изучение этих скрытых ресурсов, выявление их основных экономических параметров – и с этого, кстати, начали в свое время англичане.

В 2005 году было проведено экспресс-исследование в городе Петрозаводске – в очень узком, музыкальном секторе. И к огромному удивлению местных властей, в городе с населением 200 тысяч жителей, обнаружили 140 музыкальных коллективов разного направления. Коллективов, которые музыкой зарабатывают на жизнь. Местное культурное начальство просто не знало о существовании этих музыкальных коллективов! Они вообще не понимали, что в этом секторе у них есть какая-то жизнь кроме филармонии.

Министерство культуры знает про библиотеки, театры, филармонии, музеи. Министерство печати знает про издательства. И хотя издательства находятся в частном секторе, государство может поддерживать, например, издание детской литературы, выделять на это специальные гранты и субсидии. Какая-то политика проводится в кинематографе. А, например, в области дизайна ничего такого вообще нет. Это – «ничья территория», которая, в отличие от «народных промыслов», не считается, по-видимому, ни частью национальной культуры, ни частью национальной экономики.

Конечно, на фоне нашей сырьевой экономики призывы к развитию постиндустриальной инновационной экономики звучат многообещающе. Но когда их начинают расшифровывать, оказывается, что инновационная экономика включает, во-первых, финансовые и бизнес услуги, а во-вторых, научно-технические разработки. Творческие индустрии в этом контексте вообще не упоминаются.

Но в действительности творческие индустрии – это третья составляющая инновационной экономики. Во всем мире эти три направления развиваются в комплексе: услуги для бизнеса, научно–технические разработки и творческие индустрии. Вероятно, настало время исправить эту политическую риторику и ясно сказать, что творческие индустрии являются приоритетом развития России как современной страны, которая может уверенно смотреть в будущее благодаря не только природным, но и творческим ресурсам.

Беседовала Валентина Быкова

Фотография Анны Добровольской

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67