Веничка в Арткоммуналке

12 октября в Коломне, в Арткоммуналке при небольшом стечении публики (не более двадцати человек, как предполагало это действо) состоялся отчет о работе, проделанной за два месяцы жизни в этой квартире драматургом из Мариуполя Сергеем Вепревым, – премьера спектакля по написанной им здесь пьесе «Веничка ищет Бога». Спектакль поставлен режиссером Дарьей Емельяновой и силами актеров Коломенского «Города-Музея» таким образом, что это был и спектакль, и, одновременно, некое совместное действо с участием публики и с участием самой квартиры, оказавшейся еще одним персонажем пьесы. Поэтому несколько слов об Арткоммуналке, если кто еще не знает.

Полное ее название: «Музей-резиденция "Арткоммуналка. Ерофеев и Другие"». Функционирует как один из культурных центров Коломны (и, строго говоря, не только Коломны) и как творческая студия. А также – как место, где по специальному гранту может прожить месяц-два в творческом уединении писатель, музыкант, художник, завершив свое пребывание здесь публичным представлением сотворенного в этой квартире. Расположена Арткоммуналка, как следует из ее названия, в бывшей советской коммуналке, на втором (верхнем) этаже старого дореволюционного дома, который стоит в старом центре города на площади Двух Революций, напротив церкви Иоанна Богослова. Имеет пять или шесть – был там уже четыре раза, но так и не смог сосчитать всех – комнат, с кухней, «залой» и прочим. Как раз под этой квартирой на первом этаже располагался знаменитый в городе продовольственный магазин («Огонек», он же – «Три поросенка»), в котором в 1962 году грузчиком винного отдела работал студент местного педвуза Венедикт Ерофеев (в 1963 будет отчислен). В 2011 году после расселения жильцов этой коммуналки жилплощадь ее захватила банда местных арт-активистов, превративших добропорядочную коммуналку с богатым прошлым в артефакт современного искусства. Квартиру «вернули» в начало 60-х годов с помощью интерьера (обои, мебель, плакаты и фотографии на стенах, книги и журналы, с обязательными «Юностью» и «Новым миром» на этажерках, с бабинами старинного магнитофона на комоде в прихожей, велосипедом на стене, «альпийским ковриком» над диваном и т. д.). И квартира эта сегодня представляет – нет, не музей, как звучит ее название, – а художественную инсталляцию, в энергетическом напоре которой мне, например, чудятся и некая примесь ностальгии, и легкий стеб над этой исторической экзотикой и над своим пиететом перед ней. Из окна на кухне Арткоммуналки, сидя за столом с деликатесной закусью шестидесятых (сосиски, зеленый горошек, красное вино в граненых стаканах и пр.), за которым обычно заканчивались для их участников творческие дискуссии об актуальном искусстве, хорошо рассматривать взлетающую высоко в небо колокольню и стоящего под ней на площади небольшого, много раз крашенного-перекрашенного, с энергично вскинутой рукой Ильича, как бы включенного в инсталляцию Арткоммуналки.

Скажу сразу, на приглашение поехать в Коломну на премьеру спектакля я откликнулся еще и потому, что был один из последних осенних дней, который хорошо бы как раз провести, гуляя по коломенским улицами и Кремлю. Ну, а потом, естественно, заглянуть уже и в Арткоммуналку. Меня не очень воодушевляла, если честно, сама идея спектакля про Венедикта Ерофеева, про то, как «Веничка ищет Бога». Именно это: Веничка ищет Бога. Ясно же, что так или иначе, но в спектакле будет продолжена тональность поэмы «Москва-Петушки» с любовно культивируемой повествователем (а граница между повествователем и автором там достаточно зыбкая) обидой на «людей», которые вот что с ним, таким невозможно тонким, одухотворенным и ранимым, сделали. Обида эта, собственно, и выстраивает образные ряды поэмы. Разговор же с Богом, то есть, в данном случае, один на один с самим собой, без сочувствующих, сострадающих зрителей, (это я не о спектакле, а о самой поэме), разговор предельно откровенный, обнажающий реальность, а не окутывающий ее романтическим флером «проклятого поэта», на мой взгляд, просто невозможен. Тут ситуация тупиковая. Но невозможен он только в обозначенном самим Ерофеевым пространстве. На самом же деле поэма эта дает возможность разговора необыкновенно плодотворного. Мне трудно сейчас назвать другое художественное произведение, в котором с такой художественной силой, с такой «экзистенциальной обнаженностью» вставал бы вопрос о самом феномене обиды на судьбу. Вопрос о том, от чего и от кого прячемся мы в этой обиде. По сравнению с этой проблематикой дискурс «Веничка и социум», в котором принято сегодня рассматривать поэму Ерофеева, кажется на редкость плоским и убогим. Я бы сказал, оскорбительно плоским для поэмы. Нет, разумеется, размышлять, спорить на такие темы можно, но, увы, уже не в «пространстве Ерофеева». Ерофеев стал фигурой культовой. Он сегодня – воплощение образа гениального писателя, отторгнутого обществом. Плюс необыкновенно притягательная для широкой публики поза «проклятого поэта». Все это сделало Ерофеева монументом, бетон которого будет покрепче того, в который закатали «правильных» русских классиков. Ну и какой тут может быть живой разговор? Разговор без оглядок на то, что «сделали люди» с Ерофеевым уже после его смерти, будучи уверенными, что наконец-то отдают ему должное.

Но, скажу сразу, настороженность моя оказалась излишней. Спектакль, который я увидел, оказался действительно живым. Естественно, о многом можно было бы поспорить с драматургом, но дело уже не в этом. Вепреву удалось сделать Веничку персонажем своей пьесы (с ударением на «своей»). При всем уважительном, любовном почти отношении к герою, Вепрев смог сохранить необходимую в данном случае дистанцию художника между собой и текстом Ерофеева. Веничка в спектакле отнюдь не был «литературным персонажем» из другой книги, и потому, соответственно, не происходило неизбежного уплощения известного образа, перенесенного в чуждое для него пространство. Веничка у Вепрева необыкновенно похож на Веничку Ерофеева, но – именно похож. И в этом использовании Вепревым знаменитого литературного образа как своего, на мой взгляд, нет ничего кощунственного. Так же, как, скажем, у Стоппарда в его пьесе – пьесе именно Стоппарда – «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».

Описывая дальше спектакль, я буду вынужден соблюдать некоторую осторожность – спектакль этот видели пока единицы, а в нем есть много непредсказуемых и очень выразительных ходов, и я не хочу лишать будущих зрителей удовольствия, пересказывая им эти ходы заранее. Мой текст – только о некоторых деталях и об общем впечатлении.

Для нас, зрителей, спектакль начался во дворе перед входом в Арткоммуналку – нас просили пока погодить, и мы сидели на скамеечках, докуривая последние сигаретки. Затем из подъезда вышла строго одетая и причесанная молодая женщина в очках, с папочкой в руках (актриса Любовь Криничко), и хорошо поставленным голосом распорядительницы церемоний из Дворца бракосочетаний зачитала из открытой папки текст, в котором сообщалось, что их коллектив, проведя соответствующие расследования, пришел к выводу, что именно в этом доме, в этой квартире 7 ноября 1962 года Венедикту Ерофееву впервые пригрезилась поэма «Москва-Петушки», и именно здесь начались его поиски Бога. Ну, а как они происходили, мы увидим, следуя за Веничкой из комнаты в комнату, от одного судьбоносного момента в его жизни до другого, но двигаться Веничка будет не только по своему выбору, но и по совету «людей», то есть вас, зрителей.

После чего нас пригласили войти в подъезд и подняться по лестнице на второй этаж в квартиру. Мы послушно вошли и стали подниматься. Однако перед лестничной площадкой второго этажа нас остановили. «А что, кстати, у нас здесь?» – произнесла Распорядительница и распахнула казавшуюся навеки заколоченной дверь на площадке первого этажа напротив входа в подъезд, и за дверью красным светом высветилось крохотное пространство подсобки магазина и фигуры трех мужчин со стаканами в руках. То есть дверь эта открылась для нас в подсобку того самого магазина «Три поросенка», в 7 ноября 1962 года. Худой паренек в синем халате грузчика (актер Яков Кузнецов) произносил тост в честь праздника, тост начинался такими словами: «Тяжёлое похмелье обучает христианской добродетели… То есть неспособности ударить во всех отношениях и неспособности ответить на удар…». – «Скажи, Венедикт, откуда в тебе это? Ведь Бога нет, об этом все знают», – изумились собутыльники Венички. В этот момент сквозь столпившихся на площадке первого этаже зрителей с криком «Пустите, пустите!» начала продираться женщина-завмаг. «Где два ящика с винной тарой? – накинулась она на Веничку, – Если через час или два ее не будет на месте, уволю. И вообще, Ерофеев… Ты всегда будешь одиноким и несчастным, попомни моё слово!». Последнее прозвучало как проклятие.

Грузчики были изгнаны завмагом из подсобки, двери ее закрылись, и мы продолжили движение по лестнице, а вместе с нами – Веничка с коллегами; они тормознули на верхней площадке у входа в квартиру, прикрываясь нами от своего начальства, разлили остатки водки по стаканам и продолжили спор о существовании Бога, который завершился разбиванием рук: Веня пообещал оппонентам, что а) за час найдет тару, б) приведет им Бога; если нет, то с него две бутылки «Кубанской»; а на вопрос, почему так мало, ответил, что поиски Бога предполагают аскезу. Допив водку, двое грузчиков спустились по лестнице на улицу разгружать машину с хлебом, а Веничка вместе с нами вошел в квартиру, где в прихожей началась следующая сцена спектакля: метания Венички, сокрушенного взятыми на себя обязательствами и проклятием завмага. В отчаянии он призвал своих ангелов, и те тут же появились из кухонного коридорчика – двое плотных бородатых мужчин средних лет в белых медицинских халатах с крыльями на спинах. Уютно расположившись на диване по обе стороны от Вени, они начали уговаривать его не пить, не метаться, а умыться и приступить к поискам. «Да куда ж мне идти?» – «Да куда угодно, только иди, наконец!» – хором воскликнули Ангелы. И тут Распорядительница нажала кнопку на пульте управления, который оказался у нее в руках, Веничка и ангелы замерли, и нам, зрителям, был оглашен список мест (комнат), куда следовало бы послать Веничку на поиски Бога: кухня, Плазменная пустошь, «Комсомолка» и т.д. Общество выбирало Плазменную пустошь, Распорядительница нажала на пульте управления Play, и мы двинулись вслед за ожившим Веничкой в залу, где «пустошь». Так начались странствия («великая одиссея духа») Венички по комнатам коммуналки, каждая из которых представляла очередное испытание, очередной этап его поисков Бога.

Я так подробно описываю начало спектакля, чтоб был понятен жанр этого действа, имеющего признаки перформанса, но при этом сохраняющего полноту именно спектакля, то есть эффектность формы здесь отнюдь не самодостаточная, она не лишает зрителя удовольствия от актерской игры, на мой взгляд, высокого уровня, и изощренности режиссерских решений. Главным из которых для меня, например, было «сохранение рампы». В некоторых эпизодах Веничка, скажем, оказывался в полуметре от меня, и приходилось сделать шаг в сторону и вжаться в стенку, чтобы дать ему возможность пройти мимо. То есть взаимоотношения с персонажами были тесными. Буквально. Когда, например, мы входили вслед за Веничкой на кухню, где гудела многодневная свадьба, то в первые минуты мы и Веничка были в одинаковой позиции – гостей-зрителей, вживающихся в новое пространство. Но как только в действие на кухне вступал Веничка, он тут же отделялся от нас и становился частью действа, которому мы были свидетелями. То есть при всей нашей как бы включенности внутрь происходящего, мы оставались зрителями и сохраняли необходимую для полноценного восприятия спектакля внутреннюю дистанцию.

…Конец спектакля: «Ну, вот все и кончилось, – объявляет Распорядительница, – и кончилось все хорошо». В комнату входят только что вышедшие из нее по ходу последней сцены актеры и выстраиваются у стенки. Как и полагается по окончании спектакля. И мы, зрители, отделенные от них стоянием у стены напротив, аплодируем. Тоже как полагается. Ну а затем все, и актеры, и зрители, двигаются на кухню отметить пережитое. У стены остаются только два ангела (актеры Игорь Радищев и Геннадий Марков). Они стоят неподвижно. Они не торопятся к столу на кухне. Лица ангелов грустны. И я, проходя мимо, тупо спрашиваю у них, чего они такие грустные, ведь все же кончилось хорошо. Один из ангелов поднимает на меня глаза и отвечает: а чему радоваться?

И я понимаю, что поспешил, – спектакль, оказывается, еще не кончился.


Арткоммуналка

* * *

Ведущая (Любовь Криничко)

* * *

В подсобке

* * *

Ангелы (Геннадий Марков, Игорь Радищев), между ними Веничка (Яков Кузнецов)

* * *

Кухня. На свадьбе

* * *

Горький гость (Василий Культин)

* * *

Веничка (Яков Кузнецов) на свадьбе

* * *

Свадьба. Горький гость (Василий Культин) и подружка невесты (Татьяна Ткачук)

* * *

Актеры

* * *

Режиссер Дарья Емельянова, актер Яков Кузнецов, драматург Сергей Вепрев

Фото автора
© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67