В поисках субъектов развития

Часть первая

По мере приближения главных событий электоральных циклов экспертная публицистика из стратегической в ускоренном темпе превращается в привычную для себя конъюнктурно-политическую. В анализе преобладает, соответственно «законам жанра», констатация глубокого политического кризиса и крайней необходимости тех или иных срочных перемен. В частности, как бы в ответ на объявление Президентом темы доверия одной из важнейших «для любого политика», в докладе ЦСР нынешний кризис описывается именно как «кризис доверия».

Принимая эту оценку, заметим, что проблема доверия вообще носит комплексный характер. В ней можно различить, во-первых, отношение к тому, что политик говорит, во-вторых, к соответствию между заявлениями и реальными действиями, и, в-третьих, между заявлениями и действиями политика и тем, что происходит в стране. В первом случае речь идет об оценке позиции политика, во втором – его искренности, в третьем – силы, то есть реальной способности влиять на происходящее в стране.

Поскольку большая часть деятельности высшего руководства страны осуществляется в режиме «для служебного пользования», критически важным фактором, влияющем на доверие со стороны населения, служит дистанция между «словами» и «реальной жизнью». То есть между теми ожиданиями и запросами, которые формируются у масс в ходе восприятия публичного дискурса политиков, и теми «ответами», которые дает им повседневная жизнь, как в непосредственном опыте, так и в преломлении через медиа.

Основной вопрос Realpolitik внутри России сегодня – как ни банально прозвучит, вопрос реализации обещаний, данных политиками массам и массами принятых. Если угодно, «оплата векселей», которые уже предъявлены или вот-вот будут предъявлены. И это явно не та проблема, которая может быть решена простой «перезагрузкой» контента вместе со спикером.

С момента прихода Владимира Путина на пост Президента главная проблема для власти формулировалась преимущественно в терминах потери управляемости страной, возникшей вследствие обвальной и чрезмерной «либерализации» всех сфер жизни. Ответом стало, прежде всего, восстановление «вертикали власти», ограничение свободы действий и политического влияния олигархов и региональных «баронов». Казалось, что стоит только отодвинуть в сторону «деструктивные элементы» и взять на себя управление социально-экономическими процессами, как дела пойдут на лад. Важно отметить, что из всех типов управления в качестве легитимного на уровне Правительства признавалось только регулирование, понимаемое в смысле либерально-рыночной парадигмы.

Некоторое время спустя пришло понимание, что проблема лежит глубже, чем казалось. Регулирование может начинаться только тогда, когда в наличии есть, что регулировать, существует соответствующий, как бы естественный (самодвижущийся) процесс. Однако оказалось, что таких процессов, регулируя которые можно было бы достичь публично заявленных амбициозных целей, в действительности нет; а те, которые есть, сколько ни регулируй – толку мало. Следующий шаг заключался в стимулировании государственно-частного партнерства, создании новых экономических субъектов – государственных корпораций, концентрирующих в себе значительную часть более-менее работоспособных активов, и новых финансовых институтов. При этом в качестве базового, практически единственного процесса был выбран процесс экономического роста, измеряемый стандартным набором макроэкономических показателей (вспомним эпопею «с удвоением ВВП»). Предполагалось, что экономический рост сам по себе станет драйвером прочих позитивных изменений во всех сферах жизни на всей территории РФ. Однако запустить процессы развития в течение ряда «тучных годов», по большому счету, так и не удалось. Экономические субъекты, преследующие в качестве главной (и нередко единственной) цели максимизацию прибыли при минимуме усилий, в условиях, когда им это удается, – плохо подходят на роль субъектов развития.

Глобальный финансово-экономический кризис спутал все карты и едва не пустил под нож священную корову макроэкономической стабильности. Многочисленные тома долгосрочных прогнозов и стратегий, среднесрочных программ и краткосрочных планов враз лишились своей актуальности. Дискурсы инновационного развития и модернизации, долгое время бывшие маргинальными, вдруг оказались в центре внимания. Однако проблематика развития, выйдя из тени стандартной парадигмы экономического роста, практически сразу пала жертвой политизации и мифологизации.

В объявленной Президентом Дмитрием Медведевым «модернизации» одни поспешили увидеть едва ли не радикальное обновление курса Владимира Путина, другие предпочли видеть логичное продолжение, то есть трактовать «модернизацию» и «инновационное развитие» чуть ли не как синонимы, а третьи – возможность реанимировать под лейблом «политической модернизации» ельцинскую эпоху «либеральных реформ». В условиях перманентной «понятийной катастрофы», случившейся в России еще на заре перестройки, мало кто считает необходимым разбираться с организационно-деятельностной типологией процессов развития и ее проекциями на российскую действительность. К тому же, во всех трех перечисленных случаях это как минимум невыгодно, и идет вразрез с политическим габитусом авторов.

Однако чтобы быть далее правильно понятым, мне придется всё же сказать несколько слов о различиях между модернизацией, инноватизацией и собственно развитием.

Рассмотрим эти различия применительно к производственным технологиям и социальным институтам, поскольку институты, в сущности, есть своего рода машины воспроизводства порядка, то есть кодифицированных или культурных норм.

Модернизация – это стратегия искусственного вмешательства в естественный (эволюционный) процесс, его ускорение или «протезирование». Вне зависимости от того, насколько существующие технологии/институты работоспособны или, напротив, бесперспективны, они объявляются «морально устаревшими» (то есть не соответствующими неким имеющимся где-то образцам, признанным – или навязываемым со стороны – в качестве «передовых», «современных») и требующими обновления. Место дислокации «передовых образцов» становится источником экономического, политического или идеологического импорта (копирования) технологий/институтов. В случае если образец действительно выбирается из нескольких, нередко не учитывается (или скрывается), что в создании позитивного эффекта участвует не только оцениваемая технология/институт, но и целый ряд других факторов и условий. Стратегия модернизации императивна и рассматривает отсутствие альтернативы образцу (реальное или искусственно созданное) не как серьезную преграду, а скорее как подтверждение правильности его «выбора». Опыт модернизаций показывает, что модернизация – это скорее обмен одних проблем на другие, чем их устранение. Если это осознается, расчет делается на то, что с новыми проблемами будет легче справиться; однако эта надежда не всегда, в конечном счете, оправдывается. Как правило, модернизацию осуществляет преимущественно крупный бизнес и/или государство, потому что, с одной стороны, только они обладают достаточными ресурсами и заинтересованностью, а с другой – их готовность к риску редко простирается дальше риска копирования чужого успешного опыта.

Инновации в известном смысле существовали всегда. Всегда находились люди, которые придумывали что-то существенно новое, целенаправленно пытались внедрить его в жизнь с целью достижения определенной пользы, и добивались в этом успеха. То есть инновация в отличие от естественных (спонтанных) эволюционных изменений – это искусственное, целенаправленное действие. Но сам процесс появления инноваций долгое время был процессом естественным, результатом некоего природного распределения одаренности, изобретательского и предпринимательского таланта, в сочетании с благоприятным стечением обстоятельств. Начиная примерно с середины XIX века, с появления в ряде стран высшего инженерного образования, на государственном уровне делаются попытки взять под контроль и артифицировать этот процесс, организовать поточное производство «ликвидных» инноваций. Это и есть, собственно, стратегия инноватизации. Или, другими словами, процесс формирования и совершенствования национальной инновационной системы. Так как инновационная деятельность неустранимо высокорискованна, она неизбежно требует государственной поддержки, и основной ее опорной и одновременно расходной единицей служит малый инновационный бизнес.

Соотношение модернизации и инноватизации – это отнюдь не соотношение части и целого, как пишут в некоторых докладах. Во-первых, модернизация может быть проведена без инноватизации, причем проведена гораздо быстрее и дешевле. Во-вторых, создаваемые в ходе инноватизации компании и институты в условиях глобализации вполне могут «замыкаться вовне» и поставлять свою продукцию (в виде специалистов, знаний, патентов, ноу-хау, технологической подготовки производства и т.д.) на экспорт. Конечно, хотелось бы, чтобы пользу от национальной инновационной системы получала бы та же нация, которой она принадлежит, и чтобы для модернизации использовались отечественные аналоги (если они хотя бы на уровне зарубежных), но это особая и достаточно сложная задача комплексирования различных процессов, и она не решается «парой фокуснических фраз».

Наконец, развитие (в строгом или узком смысле) – это процесс, в ходе которого создаются такие нововведения, которые продолжают или восстанавливают естественный процесс, но уже в новом качестве, с новым горизонтом его собственных возможностей. То есть это не инновации ради инноваций (коммерции), и не инновации ради того, чтобы соответствовать извне заданным образцам и стандартам, – это инновации в качестве нового импульса, перестраивающего структуру, но сохраняющего «природу» развиваемого в его новом «обличье». Здесь не столь важно, откуда появляется новое – привносится извне или изобретается внутри (хотя это и предпочтительнее), – важно отсутствие разрыва (с культурой, традицией и т.п.), жизнеспособность/ конкурентоспособность обновленного и необратимость изменений. Хороший пример дает нам история отечественной ракетно-космической отрасли, а именно эпизод с образцами немецкой ракетной техники, попавшими в руки советских инженеров после войны.

Рассчитывать на развитие стоит в том случае, когда субъект развития является в то же самое время тем, что развивается, или, по меньшей мере, составляет его ведущую, способную к самосознанию (рефлексии) часть. В этом смысле, классическая оппозиция субъекта и объекта (управления) к развитию неприменима. Субъект развития – субъект не в отношении некого объекта, но в отношении самого себя и других субъектов. Для этого он должен соединять в себе интеллект, власть и капитал. Стратегию развития он разрабатывает и реализует сам, применительно к себе, своим целям и возможностям. Путь развития всегда сознательно выбирается из нескольких альтернатив.

Отсюда же вытекает ограничение на масштаб коллективного субъекта развития – его численность не выходит за пределы, в которых возможно перманентное согласование оценок, интересов, видения будущего, рисков и организация совместных действий (хотя бы и распределенных территориально). Следовательно, если ставить задачу организации широкомасштабного и комплексного процесса развития, то субъект развития должен быть множественным и дифференцированным. Или, другими словами, субъектов развития должно быть много и они должны быть разными, а чтобы страна в результате их деятельности не пошла вразнос, необходима координация действий на государственном уровне.

Примером локального экономического субъекта развития могут служить т.н. региональные инновационные кластеры. Современный кластер – это не территориально-производственный комплекс и не научно-производственное объединение, известные нам по социалистической системе хозяйства, и не экономико-статистическая территориально-отраслевая группировка предприятий. Кластер – это группа (сеть) предприятий, организаций и учреждений, сохраняющих свое юридическое лицо, но с общей структурой управления в пределах установленных целей и совместных инвестиционных проектов, основанной на согласовании интересов и делегировании полномочий. Он имеет свою стратегию развития, систему мониторинга и другие общие сервисы. Хороший и, пожалуй, наиболее релевантный для России пример кластеризации дает французская программа «полюсов конкурентоспособности».

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67