Терроризм вовне и внутри

Террористические акты обращены не только ко власти. Они обращены ко всем и лично ко мне. Эта мысль, банальная на первый взгляд, пришла ко мне, как только я узнал о том, что не смогу быстро доехать на метро с юго-запада Москвы до Института философии на Волхонке, где я должен был читать лекцию студентам. Я понимал, что мои проблемы не сравнятся с другими и что ничего не случится от того, если я пропущу эту лекцию.

Но именно отказ от работы, совершенно понятный и простительный в этом случае, на самом деле и означает поддаться панике, а точнее – признать свою полную капитуляцию перед террористами, минимальная задача которых сводится к тому, чтобы хоть на несколько часов парализовать работу города. Поэтому я решил поймать машину, переплатить водителю и все-таки доехать до Волхонки, ведь в противном случае пришлось бы признать – у них получилось. Хотя бы в отношении одного человека.

Ужас от происшедшего немного преодолевается восхищением от того, что если чего-то террористы не добились на этот раз, так это – паники. И это при том, что терактов в Москве не было уже пять с лишним лет. Дело в том, что терроризм как метод исторически почти проиграл: будучи методом ведения войны, рассчитанным исключительно на эффект неожиданности и молниеносной деморализации, он стал чуть ли не привычным явлением последних пятнадцати лет – не только в России, но и во всех тех странах европейской цивилизации, которые в сознании “террористов без лица и национальности” давно конкурируют за звание “Большого” или “Малого Шайтана”.

В начале XXI века терроризм стал почти “естественным” сегментом общей политической картины мира и перестал быть тем главным кошмаром, которого боятся все. Причем, превращение терроризма в политический жупел после войны в Ираке окончательно ослабило восприятие этого явления. Мы уже поняли, что в мире есть люди, которые не хотят жить и готовы унести с собой жизни других людей, и мы морально готовы к встрече с этими людьми. Уже только поэтому у них не получится.

Разумеется, относительное спокойствие общества в отношении терроризма является не только следствием его психологической готовности к этой угрозе, но также и очевидно наблюдаемой апатии, которая по своим последствиям может быть опаснее, чем самая большая возбудимость. “Величайшая опасность для Европы – это усталость”, – сказал Эдмунд Гуссерль ещё в 1935 году. Цивилизации, основанной на идее ценности человеческой личности, действительно угрожает опасность, угрожает давно – и не только снаружи, но и изнутри. Мы привыкли жить в такой цивилизации и нам трудно представить себе другой образ жизни, поэтому в случае встречи с тем самым “другим” мы больше хотим рассуждать о сиюминутной технической безопасности, чем о сущностном смысле этой конфликтной встречи.

Так и после теракта большинство СМИ всё время обсуждали проблемы транспорта и цен на такси, бессознательно (или сознательно?) вытесняя из публичного поля неизбежные вопросы – “кто виноват?” и “что делать?” И чем больше мы откладываем эти вопросы на потом, отдавая их на развлечение маргинальным радикалам, тем острее они становятся и болезненнее будет их решение. Мы должны отдавать себе отчет в том, что наша цивилизация, которую мы так любим ругать то за излишний “логоцентризм”, то за “антропоцентризм”, создала единственно возможные условия нашего существования, и у цивилизации этой есть враги – те реальные варвары, которые готовы при любом возможном случае уничтожить и нас, и себя, причем, без всяких идеологических экзерсисов. И только потому, что реального оружия массового уничтожения у них пока нет или потому, что его хранители ещё готовы хоть как-то торговаться и играть в политику, мы ещё живы и готовы рассуждать о “ценах на такси”.

Мы привыкли к тому, что жизнь, какая бы она ни была – это ценность, и жить надо, а насилие – это зло, к которому приходится прибегать лишь при предотвращении ещё большего насилия. Но вместе с нами на планете также живут люди, для которых жизнь – условность, смерть – счастье, а насилие – это не вынужденный метод, а часть общей системы ценностей. Этим отношением к насилию отличаются все тиранические и тоталитарные идеологии, для которых оно ценно само по себе, для которых оно не просто средство власти, а предмет воспевания.

Все идеологии, оправдывающие терроризм, воспринимают его не как “последний аргумент” отчаявшихся париев, а как законный modus vivendi, как естественную “структуру повседневности”, без которой сама повседневность немыслима. Возникает вопрос: как возможно сосуществование с этими идеологиями, – идеологиями, оправдывающими наше убийство? Историк европейской философии Нелли Васильевна Мотрошилова в своей книге “Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов” пишет: “Предстоит сложная идейная работа, в которой были бы объединены представители всех культур, всех главных религиозных конфессий, и целью которой стало бы современное доказательство того, что сохранение жизни, право на её сохранение и, наоборот, отсутствие права лишать её других людей – это по-прежнему фундаментальная и общечеловеческая ценность. Из этого принципа надо (как это было и раньше) сделать исключение в случаях противодействия преступникам, которые на это исходное право посягают, и в первую очередь для террористов”.

Идеологии, исключающие ценность человеческой жизни, достаточно хорошо известны, и поэтому можно прямо констатировать: в нашем гражданском обществе, то ошарашенном от терроризма, то уставшем от него, не произошло самого главного – сущностной этической оценки этих идеологий. Как нас могут возмущать массовые теракты в Москве, если один из главных идеологов и лидеров политического терроризма в истории всего человечества до сих пор наглядно почитается в нашем городе – мало того, что мы как само собой разумеющееся воспринимаем любые топонимы с корнем “Ленин”, так у нас на центральной площади столицы всё еще лежит его тело яко фараон в египетской пирамиде, а прямо напротив МВД стоит его огромный памятник и указывает как раз в ту сторону, где произошли эти взрывы.

Неужели мы не осознаем, что если напротив главного министерства по охране внутреннего порядка стоит памятник человеку, морально оправдывавшему массовый террор, то никакого реального иммунитета против террора как снизу, так и сверху у нас нет? Получается, что терроризм – не только вовне, он ещё и в нас самих, он в нашем сознании и подсознании имеет свой уголок и при ином стечении обстоятельств мы сами готовы были оправдать не то, что взрывы в метро, а даже взрывы целых соборов и городов. Или мы считаем, что то, что нельзя было Басаеву и Масхадову, можно было Ленину и Сталину? Уже не говоря о том, что это почитание идеологов революционного террора никак не способствует Божественной милости.

Если мы в самом центре Первопрестольной допускаем откровенный мемориал египетскому идолопоклонству, то не стоит удивляться тому, что в этой самой Первопрестольной Господь на первый день Страстной седмицы попускает эту трагедию. Напомню, что сама Пасха изначально была праздником освобождения от египетского плена. Нельзя бояться терроризма и, одновременно, оправдывать его, если мы действительно считаем, что человеческая жизнь – это ценность. В противном случае у них – получится.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67