Тандем: потрескивания "черного ящика"

Дисциплина тандема заперла игроков в общем пространстве, обездвижив их и лишив инициативы. Главное свойство места: тут не принимают решений, их ждут.

Все решения будут приниматься «после Того Самого Дня». До этого решения не принимаются, а попытки их пресекают. Все откладывается на мифологическое «потом». Решение, которое нельзя не принять, принимают так, чтобы оно никого ни к чему не обязывало. Классический пример — разрешение спора, распределять или отдавать на рынок ресурсы аграрного сектора, или решение по закону о госзакупках.

Паралич достигает максимума там, где все должны чтить «дисциплину тандема, — в лояльных кругах царит ожидание решений. Но тогда глупо вкладываться во что бы то ни было. Все назначенные стартапы делаются условными. Все запущенные проекты — инвестиционные, административные, политические — подвешены и сохраняют на всякий случай возможность обратного хода, реверса, перенесения конца в начало.

Тандем — в эпицентре отложенных действий. Одни откладываются, чтобы кого-то не перевозбуждать, другие, наоборот, чтобы не парализовать. Премьер Путин на днях предположил, что, узнав наконец о реальной президентской кандидатуре от тандема, «большая часть правительства перестанет работать», — что же, дела так плохи или кандидатура страшна?

Что с лояльностью?

Лучшие времена для охранителей явно прошли. Дуумвиры ждут лояльности, но не себе лично, а «святыне тандема» — их непринятому будущему решению, которое до дня Х сохраняет неопределенность. Возникает парадокс неопределенной лояльности. Чем ближе к ядру команды, тем меньше прав отстаивать интересы патрона. Ядро команды власти парализовано лояльностью патрону. Всем запрещены публичные действия, укрепляющие шансы команды. Инициатива карается как экстремизм (в чем убедился Алексей Чадаев).

Лояльность обездвиживает самих лояльных (и только их). Что, естественно, подрывает командный дух. Зато пришло время тех, кто шумно бездействует.

Политические команды разогнаны и покинули поле, зато на него высыпали фанаты Медведева или Путина. Фанат не прочь поорать и подраться, что не делает его ни защитником, ни нападающим. Фанат не борется за победу команды, зато дает интервью и пишет доклады. Пока власть стратегически парализована, фанат говорит «именем власти». Фанатские доклады имеют странный, квазиправительственный характер. Они похожи на подробные описания несостоявшихся матчей.

Но так ли важна эта реакция, если массам по-прежнему нравится союз этих двух людей — тандем? Даже не сочувствующая Кремлю социология Левада-центра показывает, что больше 70% опрошенных ждут от Медведева и Путина «согласованного поведения».

Кстати, о рейтингах

Много раз говорилось о том, какую роль в нашей политике играл институт рейтинга — ослепительного и годами недвижного индикатора доверия Путину. Он успокаивал, и он обезличивал — все тонуло в общем рейтинге поддержки, заглатываясь системой без оценки качества и риска для выживания.

Кстати, феномен такой непрогибаемо ровной линии рейтинга, прячущей растущие риски, известен предкризисным рынкам. Индекс ценных бумаг, обеспеченных активами, — ABX (Asset-baсked Securities Index) в течение ряда лет перед финансовым кризисом представлял собой линию, успокоительно близкую к прямой. Хотя это необычно для графиков рынка ценных бумаг, к этой случайности все привыкли. И лишь незадолго до обвала рейтинг АВХ дрогнул, медленно заскользив вниз. Здесь несомненное сходство с рейтингами ВЦИОМ и ФОМ в отношении доверия Путину. Сегодня, когда рейтинг доверия тускнеет и гаснет, многие обычные стороны нашей реальности кажутся не связанными друг с другом. Все спрашивают: где гарантии?

Для политических рисков в нашей системе рейтинг Путина стал полным аналогом категории ААА, которую присваивают Moody’s и S&P на тех же примерно основаниях, что Левада-центр, ФОМ и ВЦИОМ. Рейтинги никто не подделывал — они верно отражали эйфорию рынка, где все играют на повышение, полагая, что счастье вечно. Если все заинтересованы в том, чтобы продавать фальшивую ясность, они охотно ее поддерживают и покупают. Такие рейтинги отражают реальность лишь в одном отношении — реальность азартного спроса на оптимизм. Симптом «бычьей» атмосферы пузырей, с заниженным восприятием рисков.

Черный ящик для сбережений

Наша общественная реальность представляет собой место, где обо всем можно договориться, — таков ее принцип. Кто не готов к договоренности, того к ней принуждают на чужих условиях. Это превращает социальный и деловой мир в «черный ящик», где, договорившись известным образом, легко скрыть любые риски. С рисками у нас поступают, как на финансовом рынке США поступали с безнадежными ипотеками калифорнийских мусорщиков на пятисоттысячные дома: их упаковывают в стабильность. Российская стабильность — такой же автомат переупаковки слабых политических активов, как знаменитые синтетические CDO от Goldman Sachs для низкокачественных ипотечных облигаций (переименованных в «хорошо структурированные»).

И там и там речь идет об искусственном занижении риска. И там и там, в России и в США, в этом участвовали, с восторгом и выгодой для себя, миллионы «простых людей». Рынок засасывал ненадежные деривативы, а рейтинговые агентства ставили на них высший рейтинг ААА — и швыряли в топку игры на повышение. Сегодня систему, как мировую свинью-копилку 2008 года, пучит от рисков, которых стабильность обожралась, не имея о них представления. Любой риск можно повесить на любую организацию, на любой бизнес, даже, в сущности, на всякого человека — немного приплатив или повысив пенсию на 50 рублей, обманув его или припугнув. А зачастую — все три вещи одновременно. (Станица Кущевская в радикальной форме вскрыла модель стабильности прошлого десятилетия, с изнанкой тогдашнего процветания.)

Все более азартные консерваторы

Что нам оставила вчерашняя стабильность, с ее гимнами консерватизму? Волюнтаризм, убежденный в будущем настолько, что невозмутимо откладывает и откладывает рискованные шаги. Власть принимать решения превратилась во власть их откладывать. Наши консерваторы превратились в азартных игроков.

В основе этого — потеря ощущения серьезности игры, где риски безнаказанно переносятся на потом. Привыкая быть участниками игры с виртуальными номиналами, теряешь грань между активами и мусорными облигациями. Если всмотреться внимательно, мы обсуждаем крайне ограниченный набор пустяков, а не риски, которых система уже наглоталась. Пустяки то психологизируются в дебатах «Путин или Медведев: кто кого !» — то истерически обострены, в стиле Лимонова или группы «Война». Никогда не имея отношения к рискам, которые уже находятся внутри системы.

Внутри российской политики возникает азартное виртуальное казино. Офшорная модель политики, где «обо всем в конце концов можно договориться!». Да, но с одним условием: пока не встанет вопрос, кто выплатит страховку по рискам. Чудная формула из рекламных буклетов Lehman Brothers их последнего года жизни: «Нижний предел ограничен пределом первоначальных инвестиций». Потребитель вряд ли понял, что именно здесь оговорено: он может потерять все. Предел первоначальных инвестиций — просто все, что вложено им в игру. Все 100%. Для тех, кто верил, что имеет дело с верными бумагами, тефлоновыми, как их рейтинги, падение Lehman Brothers оказалось неприятной неожиданностью. Ведь мы же рисковали заодно со всем народом, с его большинством!

Когда подходит к концу «бычий» период игры на повышение, всегда возникает вопрос: да кто же это все делал? Кто это продавал, кто это покупал? Кто наводнял страну несбыточными ожиданиями? Ведь высокооплачиваемые фантомы обходились ежегодно в целый социальный бюджет РФ. Пенсионные фонды не стали инвесторами, пенсии — просто расход бюджета. Предыдущий бюджет ограничивает возможности следующего бюджета, не создавая ни новых ресурсов развития, ни шансов стране выпутаться в одиночку. Он сужал и сужал горлышко для национального маневра при неудаче. Только азартно высокий рейтинг доверия власти, под личное обеспечение Путиным, мог долго выдерживать такой риск. Путинское большинство стало идеальным «политическим пузырем», современным американскому «ипотечному большинству» — миллионам благоприобретателей пузыря на рынке недвижимости.

Гарантии Путина

Я и сам часто говорю, что Путин гарантировал стабильность в прошлое десятилетие. Но как и чем гарантировал? Отнюдь не личной политической силой. Путин сшивал социальный распад 1990-х памятью о былом, недавнем еще, советском единстве. Артистичная комбинаторика родной речи разрешала подменять идеологию ностальгией, а политическую концепцию — образами из книг, анекдотов и кинофильмов СССР. Виртуоз советского языка, он воспользовался им, отделяя пафос идейности от казенного канцелярита. После Владимира Ленина никто не отжал в политику так много из простой школьной грамотности, как Владимир Путин.

Он так изящно парировал, что легкость выглядела натиском, за которым стоят некие могучие силы — то ли железная воля, то ли тайны спецслужб (вспомним-ка сказку о «силовиках»!). Но сила Путина не мифические силовики, а постсоветский фантом недавнего советского единства. Риторика осеняла стабильность, которая была азартной ставкой в игре — крайне рискованной мировой игре.

Путин воссоздал поле власти, сшитое на живую нитку. Но сегодня ясно, что ни экономически, ни государственно система не достроена и никто в ней не доверяет, да и не подчиняется никому. Внешней покорностью платят за нехватку бюрократической дисциплины и конституционной лояльности. Сегодня советское эхо единства — которым Путин сшивал разбегающееся пространство — на излете. Если он использовал память об СССР, то в новой кампании он смог бы использовать всего лишь «память о том, прошлом Путине». Апеллировать к советским гарантиям бесполезно. Тех гарантий, которые Путин давал в конце 1990-х (последнего постсоветского десятилетия!), никто — ни он сегодняшний, ни лично кто-то другой — дать не смогут. Вождизм не успокаивает — харизматики выглядят, как заигравшиеся азартные игроки.

Медведевский подход к президентству

В разговоре с китайцами Медведев сделал осторожный ход: «Изменения назрели — тот, кто не меняется, тот остается в прошлом». Впервые Медведев говорит о выборах и об участии в них как о своем возможном решении, а не коллективном — «Я не исключаю, что я буду баллотироваться на новый срок, должность президента. Причем решение будет принято в достаточно короткой перспективе…»

Дальше начинается самое интересное, но и неясное: Медведев ставит вопрос условий вероятного решения, задачу выработки его параметров. Решение о кандидате должно опираться на существующую социальную ситуацию, расклад политических предпочтений и отношение людей. Дипломатичная неясность? Нет — прямое заявление о том, что речь больше не идет о личном деле двух человек — у решения есть политические ограничения, не только временные. Кое-что следует решить до и помимо решения о кандидате. Что это? Тут начинаются трудности, никак не связанные с конкурентностью двух человек.

Решение должно опираться на социальную реальность, да, но — как это сделать? Реальная социальная ситуация не прояснена, поскольку политически игра не вскрыта. Опереться на социологические данные — то есть на ностальгический, в сущности уже безосновательный, оптимизм? Социология рейтингов Путина и Медведева показывает другое — всеобщую поддержку союза во власти, тандема, а не кого-то из претендентов. Внутри этого показателя поддержка власти увязана с миром в ее верхах. Открытая конкурентность выдвижения обрушит эту часть доверия к власти, высвободив давно копившиеся в ней страхи и риски. Та государственная и административная скорлупа вертикали власти, которую Медведев клеймит за стагнацию и нежелание меняться, — еще и «кожа», загрубелая наружная ткань российского социального организма. Она опрессовывает и душит активность новых городских слоев, но она же, с другой стороны, является их внешним скелетом и институциональной основой. Отделить здесь живое от мертвого, бронежилет от скелета — нелегко.

Российская стабильность — такой же автомат переупаковки слабых политических активов, как знаменитые синтетические CDO от Goldman Sachs для низкокачественных ипотечных облигаций

Как ни поразительно, ничьи интересы в современной России не признаны, не поименованы и не обсуждаются! Ни одна группа избирателей не удостоена признания и обсуждения ее требований. Никто: ни Путин, ни партия «Единая Россия», ни даже президент Медведев — не обсуждают с ключевыми избирательными группами перечни их интересов. Медведев говорит о «застойности», что правда: именно публичная политика застойно рискованна. Политический спектр в России так же мало отражает чьи-либо интересы, как политические рейтинги. Реальная Россия непризнанна. И она опасается, что новые импровизированные реформы снова полоснут по системам жизнеобеспечения, ударят по реальным интересам. Обостряется интерес к защите, к формулам обеспечения и гарантиям безопасности.

Каковы кондиции безопасности в столь перегретой социальной реальности? Как осведомился некий осторожный человек, что гарантирует мои активы и авуары в случае непопадания «моего» кандидата в президенты? Заметим мимоходом: выдвижение единого кандидата от власти здесь приравнено к его победе на выборах. Предпосылка не антидемократическая, а реалистичная — но в рамках «бычьего тренда» путинской стабильности. Только шутка в том, что «быков» больше нет, кругом вовсю играют «медведи», и былые страховки превращаются в риски. При этом еще мало говорят о личной безопасности, а для многих она-то центральная. При личной небезопасности никакие «авуары» уже не будут активами. Они могут быть отняты, и скорее всего будут отняты (будни соседки Украины раскрывают нам лабораторно — поучительные схемы «собственность — под президента»). В реальной правовой атмосфере сегодняшней России — и это диагноз для «вертикали власти» — гарантий нет, есть только договоренности. Что с этим сделает лично Путин или лично Медведев?

Кондиции! Кондиции!

То, что Медведев вежливо назвал действием «с полным пониманием ситуации», есть выработка предварительных условий к кандидату от правящего класса. До решения по его персоне эти условия должны быть сформулированы и включены в формулу его президентства. Эта часть решения о кандидате-2012 предваряет случайности разговора двух человек и предшествует ему, превращая в ключевое политическое действие. Действие, защищающее интересы многих, весьма разнородных сил, которым предстоит собраться в новую коалицию вокруг президента 2012 года.

Медведев обещал мягкую модернизацию. Но теперь от него ждут гарантий этой мягкости. Спасения от рисков ждут именно те, кто, как выяснилось, азартно рисковал в прошлом десятилетии. Гарантии должны сработать и для высшего истеблишмента, это очевидно, но и — одновременно! — для чиновной и бюджетнической массы, красы и опоры российского среднего класса. Таких некогда назвали то «молчаливым», то «агрессивно-послушным» большинством. Сегодня это большинство не агрессивно, но все изменится, если задеть его интересы.

Выработав страховую формулу президентства, Дмитрий Медведев должен апробировать ее на Владимире Путине. Сверхосторожный Путин должен убедиться, что — да, это сработает. Ведь для него безопасность России — это и принцип, и практический вопрос — со многими шлюзами в стратегическую безопасность, безопасность истеблишмента и безопасность его команды. Команды победителей 2000 года, сделавшей страну такой, какая она есть. Новые гарантии общественной защиты должны быть оборудованы заново, стать публичными, известными всем. И тогда Путин (нравится ему это или нет) для миллионов граждан выступит индикатором надежности политики будущего президента России.

Источник: http://expert.ru/expert/2011/15/tandem-potreskivaniya-chernogo-yaschika/

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67