Содружество погостов

"Великими тетками" называли у нас в доме двух маминых почти ровесниц, Наталью Бехтереву и Нонну Мордюкову. В метриках годы рождения - мамин 1923-й, Натальин - 1924-й, Ноннин - 1925. Шли год в год, друг за другом. Бехтерева в 47-м окончила Первый Ленинградский мед, мама - тогда же московский. Познакомились на каких-то общих студенческих посиделках. Разные пути. Разные судьбы. Наталья и Нонна толком и знакомы-то не были. Встретились как-то раз в восьмиметровой из двух комнат зато отдельной квартире в Проточном переулке. Там с "до войны" жили родственники мои - мама, бабка и дед с большим количеством зверья, которое во время бомбежек собирали в панике и бежали вместе со всей толпой с окрестных переулков под вой громкоговорителей укрыться в ближайшем метро на Смоленке. Не понятно, как эта насквозь пропитанная застарелой мокротой и сыростью квартирка над подвалом в "бельэтаже" (не первый, а выше первого - рукой до окна не дотянуться, зато хорошо слышны прямо в комнатах с улицы шаги по тротуару), с грибами по стенам, завешанным гобеленами и коврами с испанскими охотниками, попавшими сюда невесть как из прошлой жизни, не понятно, не понятно, каким чудом вмещалось в иные дни человек до пятнадцати! И когда там оказывались - каждая по своей надобности - Наталья Бехтерева или Нонна Мордюкова, они мгновенно и без остатка заполняли это влажное пространство.

Наталья Петровна, ленинградка, любила Проточный: короткий отросток Садового кольца, он выводил прямо к Москва-реке; от близкой воды всегда гулял сквозняк, сгоняя с тротуаров мусор. Как-то заглянув в гости под 7 ноября 1962 года, она накупила много цветных бумажных фонариков - изумительные изделия московских китайцев, выползавших на улицы регулярно ко всем советским престольным праздникам. Накупила, да так и забыла взять с собой. Мама потом писала в поздравительных открытках : "...твой букет все еще ждет тебя".

Когда дед, выходя из очередного инфаркта, жаловался на резкое ухудшение памяти, "Наташа" советовала учить по стихотворению в день - лучшее лекарство. А сама очень любила "Макбета", могла читать его свободно с любого места и, однажды заночевав, жаловалась на бессонницу: "Леди долго руки мыла. / Леди долго руки терла. / Эта леди не забыла / Окровавленного горла. / Леди, Леди! Вы как птица, / Бьетесь на бессонном ложе. / Триста лет уж вам не спится - / Мне лет шесть не спится тоже".

Бехтерева вообще-то редко наезжала в Москву; чаще в Ленинграде в Институте мозга по своим делам бывала мама. В 1968 ездила на обсуждение ключевого бехтеревского открытия - "детектора ошибок". Возвращаясь, объясняла идеи Бехтеревой, за которые ее сильно гнобили. Звучало, как сказка. Оказывается, мозг сам, независимо от человека, проверяет, все ли его хозяин сделал правильно. Если нет, он доступными способами пытается сообщить об ошибке. Чем опаснее отклонения от нормы, тем громче об этом заявляет мозг. Часто это называют интуицией.

"На протяжении сотен лет человеку со школьной скамьи говорили - не убий, не укради, - говорила Бехтерева. Что при этом происходило? В мозгу возникала своеобразная охранная служба, которая называется совесть. Эта служба работала иногда сильнее, чем указы, постановления и суд. Человек не осознавая причины, стремился не выходить за рамки десяти заповедей".

Что произошло потом? Эти законы исчезли из школьной программы. Их заменили законами физики, химии, зоологии, а историю представили перечнем войн и биографиями властителей и завоевателей. Можно себе представить, какие "охранные" программы сейчас стоят в мозгу.

Последствия их работы мы видим на каждом шагу, поскольку наш "детектор ошибок" не знает, что есть норма. При решении задач взаимоотношений между людьми он пользуется физическими законами, вроде "сила действия равна силе противодействия". И тогда человек начинает крушить все вокруг - "око за око, зуб за зуб". Ничего не поделаешь - другой-то программы у него нет.

Мать дома завороженно: у Натальи особый дар "делать учеников". Она - "магическая женщина". И ученики ее боготворят. "Матрица совести должна быть с раннего детства. Это очень важно, потому что опыт маугли нам говорит - потом будет поздно. Из Маугли человека не сделать". Многое из их ленинградско-московских бесед вошло потом в книги.

Последние встречи - в 1990-м. В тот страшный год Бехтерева потеряла сразу мужа и приемного сына. Мучительно выходила из своей болезни: "мозг уснул". А через семь лет в 1997 году безошибочно без всяких анализов "увидела своим глазом" рак у матери. Она была беспримерным диагностом.

Мордюкова появилась в доме, наверное, в конце 1950-х - начале 1960-х, когда работала в театре Киноактера на Поварской в бывшем "Доме каторги ссылки". В то время худруком театра был дядя, мамин брат Лев Рудник. Он-то и привел. Про дядю ходили разные истории, и в нашей "медицинской" семье его любили, но стеснялись. Стеснялись богемы, дядиных любовей и загулов, за которые приходилось коллективно расплачиваться. Всякий раз после его посещения мама по своей врачебной привычке долго мыла руки. Ходят слухи, что в результате громкого и скандального романа с актрисой Лидией Смирновой ему пришлось расстаться со столичной сценой и уехать в 1956 на три года в Ростов-на-Дону. Но все это позже, позже. А до Москвы был Ленинград. Товстоногов. БДТ, куда студенток Наталью Бехтереву и маму, водил родственник-театрал, а в 46-м во время августовских каникул "подарил Ахматову", выступившую на вечере в память Блока. Через неделю 14 августа вышло то самое ждановское постановление про журналы "Звезда" и "Ленинград", Ахматову и Зощенко. Дядьке припомнили по совокупности все. Но решающим оказался почему-то роман с Франческой Галь, той самой, что была в главных ролях в фильмах "Петер", "Маленькая мама" и других. Эту историю сочно описал Владимир Рецептер: "Приехав в Ленинград, Галь задрала головку, впилась восхищенным взглядом в Рудника, которому ее поручил начальник Управления культуры Загурский, да так и проходила весь визит. И в Кировском, в почетной ложе, смотрела не на сцену, где блистала Татьяна Вечеслова, а на Льва, который привел ее не случайно, а потому что и с прекрасной Татьяной Михайловной у него был тогда если и не брак, то роман... Говорили, что Франческа объявилась из какого-то подвала, как только в Вену вошли наши танки. Она выбежала им навстречу с криком: "Их бин Петер! Их бин Петер!", и ее, так же, как фильмы, приняли за военный трофей. После краткого визита Загурский справлялся о впечатлениях. - Вундербар! - восхищенно отвечала она.- Ленинград? - уточнил начальник управления.- Рудник, Рудник вундербар! - воскликнула звезда. Легенда приписывает Руднику необыкновенную смелость и изобретательность в обходе гостиничных церберов и даже подъем по водосточной трубе до окошка Франчески, но он эти подвиги улыбчиво отрицал". Не спасли от "раскассирования" прежние заслуги - эвакуация театра в Вятку, оборонные спектакли, концерты на передовых. После маминой смерти так и не нашлись фотографии: дядя за рулем роскошного черного "опель-супера", подаренного Леонидом Говоровым, командующим Ленинградским фронтом. Главреж БДТ водил его сам.

Нонну Мордюкову, тридцатилетнюю красавицу, дядя приводил знакомиться в сопровождении своего любимца жизнерадостного плейбоя, желто-черного эрделя Бэмби. Я, трехлетняя, неизменно встречала гостей ликующим крушением приборов фамильного сервиза. Помню не Нонну, а свое ощущение неуемной энергии, исходившей от нее. То была пора ее расцвета: именно в те годы она снялась в таких классических советских картинах, как "Возвращение Василия Бортникова" Всеволода Пудовкина, "Чужая родня" Михаила Швейцера, "Простая история" Юрия Егорова, "Председатель" Алексея Салтыкова. Собственно советская классика и делалась ею. Она - суть этой классики, ее нутро, ее основа. И наше взросление. Одну из самых пронзительных своих ролей - комиссара Вавилову - в фильме Аскольдова она сыграла в свой звездный и "проклятый" 1967-й. Ленту на 20 лет загнали на полку. За год до своей смерти дядька написал письмо в ЦК. Горбачев смотрел и пришел в ярость - картина ему страшно не понравилась. В 1986 году было принято решение коллегии Госкино, на которой выступали Сергей Бондарчук, Станислав Ростоцкий и громили картину со страшной силой. А потом - перестройка, 1987-й, знаменитый XV Московский кинофестиваль, на который съехались все великие: Федерико Феллини, Ванесса Редгрейв, Габриэль Гарсиа Маркес, а президентом жюри был Роберт Де Ниро. На международной пресс-конференции, которая проходила в Союзе кинематографистов, выступил Александр Аскольдов. Поднялся шум: зарубежные гости предъявили негласный ультиматум. Скандала никто не хотел, и через два дня "Комиссар" показали зрителям. После этого положить фильм обратно на полку уже было невозможно.

Помню свое детское чувство от соприкосновения с Мордюковой вживую. Ее какие-то необыкновенные слова, незнакомую, совсем не домашнюю, не московскую - "зацепистую" речь. Потом многие ее байки нашла в книжках - про костюмершу Райку, полюбившую своего суженого в тюрьме за голос и "по голосу" узнавшей его фотографию, или Долю Фамилькину, подброшенную слепой бабке нелюбимой снохой. Эта проза в своей пронзительной подлинности и силе где-то рядом с "Мелочами архиерейской жизни" и чудаковской "Ложится мгла на старые ступени": "На разрушенных войной в пух и прах просторах удерживалось много печных труб. Тянут они свои шеи к небу, обнадеживают. Люди подходят, затапливают, греют кипяток - это алтарь, это возрождение".

Бывают странные сближенья... Бехтерева и Мордюкова... Две громадины, две белые вороны, звери редчайшей породы, беззащитные хищницы, они знали счет и цену личным потерям и всякий раз находили в себе силу жить.

Уходя, они внесли свою посмертную лепту в растянувшуюся панихиду по очередному, сданному в бессрочный архив куску советского прошлого и узаконив некролог как основной медийный жанр нашего времени.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67