В тургеневской мифологеме есть несколько тем, актуализировавшихся за последние 10-15 лет. Они-то и начали вытеснять привычные идеологемы и стереотипы восприятия творчества писателя, господствовавшие в периоды революционно-демократической критики и тоталитаризма. Все эти элементы связаны с западничеством и - биографически - с большей частью жизни, прожитой писателем во Франции, рядом с Полиной Виардо. Такой жизненный выбор нельзя впрямую назвать эмиграцией, если увязывать значение этого слова только с политическими убеждениями, хотя фактически он таковой являлся и способствовал становлению и утверждению того этического кодекса, который на своих скрижалях начертал имя Тургенева. Отношения писателя с русской эмиграцией и помощь тем, кто в ней нуждался, закреплена и в названии общественной библиотеки, основанной в 1875 году как русская читальня для неимущих студентов Лопатиным и. Тургеневым и ставшей в ХХ веке центром сохранения и изучения русской культуры.
Западная составляющая тургеневской мифологемы в определенной степени оппозиционна советскому (да и российскому) образовательным стандартам. На прилавках европейских книжных магазинов легче увидеть переведенные на национальные языки "Дворянское гнездо", "Асю", "Вешние воды", "Первую любовь", чем "Отцов и детей" и "Записки охотника".
Все эти аспекты биографии и творчества Тургенева перестают казаться спорными и удивительными, если сходить на юбилейную выставку "Русский скиталец", открывшуюся к 190-летию писателя в залах Государственной Литературного музея в Трубниковском переулке (автор концепции Г.Л. Медынцева).
Надобно заметить, что фонд Тургенева в ГЛМ один из лучших, и особенно знаменит своей иконографией. Не берусь сказать, сколько единиц хранения он насчитывает (возможно, на этот вопрос ответит практически готовый каталог фонда), но выставка включает не менее 10 прижизненных портретов писателя в оригинальной технике, а еще фотографии, на большей части которых есть автографы писателя, и множество гравюр и литографий - тоже прижизненных и уникальных. Завораживает портретная галерея Полины Виардо ("Она являлась мне и пела гимн священный, / А взор ее горел божественным огнем?" А. Плещеев. Певице. 1846). Невозможно оторваться от первых изданий произведений Тургенева - книги эти он держал в руках, о чем свидетельствуют его автографы на них.
Уже одно только экспонирование подобных реликвий делает ценность открывшейся экспозиции безусловной. Неудивительно, что выставки Тургенева - очень востребованный продукт музея. Их видели разные города мира, в том числе те, с которыми связаны жизнь и творчество писателя. Среди мест, принимавших в разное время тургеневские материалы ГЛМ, были, разумеется, и Париж, и Буживаль, и Баден-Баден, и многие другие города. Поэтому большая часть представленных материалов экспонируется довольно часто, хотя интервал между выставками в Москве, в которых участвует коллекция ГЛМ, не такой уж маленький: предыдущий юбилей Тургенева музей отмечал в своих стенах в 1993 году. Та выставка называлась "Посол от русской интеллигенции" и рассматривала жизнь писателя как предвестие судьбы русской эмиграции, а также обнаруживала в его творчестве ростки предугаданной им эстетики Серебряного века и, прежде всего, "Мира искусства", выявив аналоги поэтики Тургенева в русском изобразительном искусстве начала ХХ в. и зримо подтвердив перекличку этих художественных миров. Выставка 1993 года зримо включала творчество Тургенева в новые историко-культурные контексты.
Нынешняя выставка продолжает работу по корректировке старых и создает новые контексты для изучения наследия Тургенева, делая это собственным языком и составляя свой message сочетанием материальных памятников, заодно публикуя архивные материалы, извлеченные из хранилищ. Она является первой частью юбилейного мегапроекта ГЛМ, который предполагает еще одну выставку - по истории иллюстрирования произведений Тургенева (она должна открыться 10 ноября в остальных залах особняка Остроухова в Трубниковском переулке) - и (наконец-то!) каталог-альбом тургеневского фонда Литературного музея.
Скитальчество авторы выставки рассматривают как поиски убежища - личного, творческого и политического, - которое Тургенев, в конце концов, не столько нашел, сколько создал сам, став полноправным членом европейского просвещенного сообщества, объединив вокруг себя интеллектуальные элиты в России и за ее пределами, основав очаг отечественной культуры за границей и тем самым заложив основы ее спасения, воспринятые и развитые несколькими поколениями русской эмиграции.
В основу структуры выставки положены личные и творческие встречи писателя с соотечественниками и знаменитыми европейцами, складывающиеся в картину жизни самого Тургенева и образующие в своей совокупности панораму литературной и общественной жизни России и Европы II половины XIX века. Центрами таких встреч являлись музыкальные и литературные гостиные, где как в зеркале отражались все важнейшие события культурной и общественной жизни, а писатель ощущал себя подлинным демиургом. Такой структуре соответствуют смысловые акценты выставки - русские за границей и иностранцы в России.
Музей показывает много интересных материалов, а также экспонатов, ранее не выставлявшихся в контексте жизни и творчества Тургенева. Позволю себе сделать несколько набросков с натуры, представляющих экспозицию проявлением разумных закономерностей коловращения (порой волюнтаристского) памятников культуры в истории и фондохранилищах. Ключевым для этих зарисовок является слово впервые.
Итак, на выставке впервые в контекст фонда Тургенева включены материалы фонда Герцена, ранее всегда "жившие" в его музее, теперь закрытом на реставрацию. Это портреты Тургенева и Бакунина работы Натальи Герцен, дарственная надпись ей на книге стихотворений Кольцова, пришедшие из семьи Герценых; живописный портрет Бакунина и ряд других вещей.
Неожиданностью для искушенного посетителя выставок является комплекс, посвященный Жорж Санд, о кончине которой сокрушался Тургенев, знавший писательницу: "Ах, какое несчастье ее смерть! Немая тайна поглотила навсегда одно из лучших существ, когда-либо живших... Жорж Санд - одна из наших святых?". Всего несколькими штрихами - просто, символично, лаконично и красиво - решен этот раздел, где ключевыми знаками и впервые показанными реликвиями являются россыпь перьев из архива Жорж Санд и портрет Шопена ее работы.
Еще одной публикацией выставки является портрет Вакселя (1811-1885), карикатуриста и охотничьего писателя, чья "Карманная книжка для начинающих охотиться с ружьем и лягавой собакой", вышедшая в 1856 году, печаталась при жизни автора четыре раза и в 1898 году вышла пятым, дополненным и иллюстрированным изданием. О Вакселе известно немного: он происходил из семьи шведского моряка, в 1725 году перешедшего на русскую службу; родился в Ярославле, воспитание получил в юнкерской школе в Варшаве; до 1834 года оставался на военной службе, участвовал в усмирении польского восстания и, получив серьезные ранения при Остроленке, вышел в отставку с чином штабс-капитана гвардии. В 1862 году Л. Н. Ваксель с семьей уехал на остров Мадеру, где оставался до 1870 года, а вернувшись в Россию жил в Ковенской губернии, в своем имении Ромаки. Исследователи творчества И.С. Тургенева хорошо знают знаменитую карикатуру Вакселя "Попечитель Петерб. Цензурного комитета М.Н. Мусин-Пушкин сжигает "Записки охотника"", иронично изображающую "аутодафе" над книгой Тургенева и хранящуюся в ГЛМ, она не раз экспонировалась и публиковалась. Однако портрет (автошарж) карикатуриста и охотника, столь близко принявшего к сердцу абсурдное поведение властей, экспонируется впервые.
Впервые же на этой выставке комплексно показаны материалы из архива талантливого и остроумного музыкального критика, переводчика и коллекционера К.И. Званцова (1825-1890), приобретенные Литературным музеем еще в 1935 году В 1941 году рукописные материалы, в том числе "Письма о г-же Виардо-Гарции" ушли в ЦГАЛИ (ныне РГАЛИ), а изобразительные остались в ГЛМ. С тех пор они претерпели множество перемещений и, наконец, портреты Полины Виардо, Рубини, Тамбурини, Лаблаша и самого Званцова встретились на выставке Тургенева. Акварели и рисунки эти приблизительно одного размера, выполнены на небольших листках тонкой бумаги, изображают актеров в ролях. Портретов Виардо четыре, и они, являясь, вероятно зарисовками самого Званцова, могли бы стать прекрасным дополнением к его "Письмам о г-же Виардо-Гарции". Там Званцов писал о гастролях певицы в Петербурге: "Весь город превратился в неистовое скопище энтузиастов... В Большом театре, несмотря на прибитое у кассы объявление, что мест уже нет, началась свалка с 5 часов, то есть за 3 часа до дебюта. Явились такие лица, которых уже 7 лет не видели в театре: слепые, хромые, глухие, прокаженные и бесноватые. 3-х и 5-тирублевые бумажки градом сыпались на капельдинеров, сторожей, ламповщиков... Начиная с бельэтажа, вплоть до райка, в каждой ложе торчало по крайней мере по 9 голов, плечи в большей части с эполетами. В боковой императорской ложе внизу за час до увертюры (! ?Т.С.) рисовался новый министра двора [гр. Адлерберг], счастливый успехом своего предприятия". А когда певица давала гастроли в Москве в 1853 году, туда по фальшивому паспорту на 10 дней приехал Тургенев, высланный в Спасское за свое "Письмо о Гоголе" и сборник "Записки охотника".
Драматично и возвышенно звучит финал выставки, впервые (геронтологическая ситуация во властных структурах СССР делала темы болезни и смерти едва ли не запретными) так полно собравший в единый комплекс вещи, связанные с кончиной Тургенева, и среди них посмертный слепок его левой руки, пришедший из семьи Герценых; письмо дочери Тургенева к Е.И. Апрелевой, сообщающее о смерти Тургенева; воспоминания писательницы народнического толка и младшей современницы Тургенева В.И. Дмитриевой о его похоронах на Волковом кладбище; письмо А.Н. Плещеева, связанное с похоронами; портрет, раздававшийся на похоронах Тургенева; хроника болезни, смерти и похорон писателя в гравюрах по рисункам Клоди Шамро (дочери Полины Виардо), К.О. Брожа (с наброска корреспондента "Всемирной иллюстрации"), Н.Н. Каразина и С. Шамоты.
Все эти и многие другие экспозиционные комплексы выставки "материализуют" и "остранняют" представление о судьбе писателя, тексты и биографию которого мы изучаем с детства и изрядно ими пресытились, но благодаря новой экспозиции получаем возможность откорректировать свои воззрения.
Восхищение сокровищами несколько омрачается технологией их экспонирования: иначе чем словом "самострок" определить ее трудно. И такой подход, увы, обращает на себя внимание далеко не впервые, а становится едва ли не принципом экспозиционной работы. Он вынуждает устроителей мобилизовать всю свою изобретательность и самоотверженность и, используя "вторсырье" и подручные средства, искать и осуществлять художественные решения, доставляющие, тем не менее, радость посетителю, готовому извинить (и не заметить) неаккуратные повязочные узлы развески, кривоватые паспарту, линейность экспонирования, смазывающую смысловую взаимосвязанность тем, слабость освещения... Это не вина, а беда музейщиков, вынужденных сервировать праздничный стол старым сервизом, на котором заметны глубокие трещины.
Тем не менее, праздник состоялся, но очень жаль, если столь бережно и тщательно созданный экспозиционный текст опять, как обычно бывает, канет в Лету после демонтажа выставки и не будет зафиксирован ни сайтом ГЛМ, ни электронными носителями.