Я долго сидел, курил и думал: куда нас теперь пошлют?
Послали смотреть через стекло.
Андрей Макаревич
Душераздирающую историю поведала на днях "Комсомольская правда". В некоем белорусском городке жена бросила мужа. Агитировал супруг свою половину вернуться, агитировал, а она ни в какую. Тогда оскорбленный в лучших чувствах экс-муж решил заделаться прозаиком и стал сочинять про изменщицу порнороман. Законченные главы разбрасывал по городу, как листовки. Естественно, книга в короткие сроки стала хитом номер раз во всех местных парикмахерских и кафе - еще бы, люди столько лет бразильско-мексиканской эстетикой питались, а тут тот же сериал, но интереснее, потому как про знакомых. Каждому приятно узнать, что у Ленки из седьмого подъезда ноги кривые и волосатые, потому-то она никогда в юбках на улицу и не выходит.
Хорошая, в общем, история, жизненная. И трогательная. Я только не понимаю, зачем корреспонденту "КП" понадобилось так далеко за примером ездить - город К. какой-то придумали. Да у нас в Москве такого добра как у Матроскина гуталина.
Вот пример из самых свежих. Издательство "Крафт+" выпустило записки бывшего рогозинского пресс-секретаря Ольги Сагаревой "Это "Родина" моя". История, поведанная Сагаревой, вкратце такова. Журналистка, известная прежде всего своими аквариумоведческими (в смысле - о БГ, а не о гуппи) работами, возвращается в Россию после семи лет жизни в Штатах и устраивается пресс-секретарем в тогда еще безымянный блок Глазьева-Рогозина. Устраивается - и сразу оказывается перед сложным выбором. Дело в том, что убеждений она самых что ни на есть левых ( "борец за права человека, антиглобалистка и коммунистка", согласно самоаттестации), поэтому ей вроде как должен быть близок Глазьев. Но он маленький, противный и шуток не понимает, а Рогозин, наоборот, - высокий, обаятельный и с чувством юмора. Зато от его правонационалистических эскапад Сагареву воротит. Некоторое время разум девушки спорит с сердцем, но в конце концов женщина в ней берет верх над "политическим животным" - тем более что она, напоминаю, только что из Америки и в тонкостях российского предвыборного пейзажа разбирается на троечку с минусом.
Некоторое время Рогозин с ней умеренно флиртует и катает на джипе. Но вскоре эти прогулки при луне ему надоедают, и шеф Сагареву банально кидает. Леля остается безработной и садится писать книгу. Из-под ее пера на бумагу выливается тихая и печальная песня о безответной любви к "Родине".
На самом деле, конечно, не к "Родине", а к вполне конкретному отцу-основателю. Книга Сагаревой - это, если угодно, жест отчаяния. Суть ее проста и банальна: очередная Татьяна пишет очередному Онегину романтическое послание. Леля любит Диму, о чем и сообщает urbi et orbi. Товарищ Сталин резонно заметил по сходному поводу, что такие книги следует издавать в двух экземплярах - ему и ей.
Весь этот женский роман был бы весьма трогателен, когда б не обилие ненужных подробностей. Описывая какую-то пресс-конференцию, Сагарева справедливо постулирует: "По моему личному опыту, интерес для журналистов на подобных мероприятиях представляют в основном "ключевые" фигуры, и участие кого-либо, кроме самих Глазьева и Рогозина, представлялось абсолютно ненужным". Но сама почему-то собственным рекомендациям не следует и вместо того чтобы рассказывать анекдоты про более или менее знакомых публике персонажей, донельзя перегружает книгу деталями партийного быта и описанием внутриштабных дрязг.
Впрочем, анекдотов, смешных и грустных, в записках Сагаревой тоже хватает. Очень хороша сцена, когда "профессиональный демагог" Рогозин на учредительной конференции заводит соратников кличем "Ни пяди русской земли!", и половина возбудившегося зала кричит в ответ "Нет!", а другая половина - "Да!". Еще лучше описание ночи после выборов, когда Владислав Сурков запрещает Рогозину появляться в эфире, и обиженный "победитель" смирно сидит в коридорчике ОРТ. За дверью идет прямой эфир, и Владимир Познер чуть не силком пытается затащить туда лидера "Родины". Но тот героически отбивается - без разрешения никак нельзя. И остается сидеть на диванчике в ожидании отмашки.
Но основное место в книге отведено разнообразным героям свиты, полубезымянным персонажам фона. Особое внимание уделяется гнусным личностям, которые подсиживали Сагареву, отчего через несколько десятков страниц читатель безнадежно путается во всех этих Будиных, Блудышевых, Заворотных и прочих никому не известных претендентах на пресс-секретарскую должность. Ну а главным отрицательным героем оказывается, конечно, жена Рогозина. То есть автор изо всех сил стремится к объективности и тщательно выискивает в "крайне симпатичном человеке" по имени Татьяна Геннадьевна признаки положительности, от каковых усилий образ супруги шефа с каждой страницей почему-то становится все чернее и чернее.
От книги Сагаревой остается дивное ощущение общего идиотизма нашей политической жизни и предвыборного бардака в частности (в штабе никто ничего не делает, выделенные спонсорами деньги интенсивно "осваиваются", сотрудники грызутся за должности, зарплаты и доступ к телу - а главное, здесь все неполиткорректно обижают женщин). Да и некоторое представление о том, как возникло и раскрутилось самое, пожалуй, злокачественное со времен лужковско-примаковского "Отечества" политическое образование, мемуар дает. Вот только не слишком понятно, отчего Сагарева так уж удручена всем увиденным, - ее что, насильно в "Родину" тащили, как Познер Рогозина на прямой эфир?
Есть такой армянский анекдот. Старый, но хороший. Вернулся старик репатриант на родину после долгих лет отсутствия. Ходит по Еревану, жизни радуется - какое небо голубое да какие деревья зеленые. Под ноги, естественно, не смотрит. Раз - и проваливается в незакрытый канализационный люк. Вылезает, отряхивается и начинает удивляться: "Я все понимаю, ремонтные работы, но где же ограда? Во Франции, где я прожил последние пятьдесят лет, в таких случаях принято место работ огораживать флажками". Подходит к нему прохожий и спрашивает: "Слушай, а ты когда сюда возвращался, границу пересекал - что, не заметил много-много красных флажков по периметру?"
Ольга, вы когда в это право-левое нечто работать устраивались - там много-много флажков вокруг не стояло? И запах соответствующий совсем-совсем не ощущался?
Справедливости ради, говоря о Сагаревой, следует упомянуть и ее непосредственную предшественницу в деле написания женских романов с политическим окрасом Елену Трегубову. Тем более что и повод есть: недавно в издательстве Ad marginem вышло "Прощание кремлевского диггера" - вторая и, как следует из названия, последняя часть трегубовской эпопеи.
Книга Трегубовой состоит из двух глав: первая называется "Как взрывали меня", вторая - "Как взрывала я". Хронологическая последовательность изложения слегка нарушена - это сначала Трегубова их, а уже потом они ее, - но опытный журналист резонно начинает с самого завлекательного. Речь идет, понятное дело, о вполне реальном взрыве, прогремевшем рядом с квартирой Трегубовой 2 февраля 2004 года. Следствие, естественно, закончилось ничем, и вся эта история выглядит чрезвычайно запутанно. Зато другой описанный в книге эпизод - снятие с эфира НТВ сюжета о "Байках кремлевского диггера", подготовленного бригадой "Намедни", - вполне однозначен. Это, кажется, был первый раз, когда неприкосновенного до той поры Парфенова потрогали за жабры. Потом была вдова Яндарбиева. Чем это закончилось, сейчас все уже в курсе.
Самое забавное в записках Трегубовой - рассказ о том, как она искала издателя для своей первой книги. Правда, ситуацию в книжном бизнесе автор представляет себе слабо, отчего эта часть "Прощания..." полна курьезов. Особенно хороша фраза: "Вторым по респектабельности в московской тусовке считалось издательство "Захаров", названное так по фамилии его владельца Игоря Захарова". Смешнее "респектабельного Захарова", пожалуй, только "великий полководец" Варенников из сочинения Сагаревой.
Зато про Трегубову никто не скажет, что у нее ум с сердцем не в ладу. Нет, разум и чувство существуют здесь в полной гармонии. Кремлевский диггер любит себя и пользуется взаимностью. В своем нарциссизме автор до того самозабвенен и искренен, что зависть берет.
Понятно, для оттенения столь белоснежного главного героя необходим соответствующий фон. Чувство такой силы заполняет человека целиком и не оставляет в душе уголка для посторонних. В первой книге Трегубова задала интонацию всей новейшей политической мемуаристике. Оттого теперь все сочинения такого рода вызывают стойкую ассоциацию с "застекольем". Сейчас вот Сагарева с невинным видом рогозинские SMS-ки страницами распечатывает, о подробностях глазьевского многоженства страну информирует. "Рядом со мной плюхнулся грузный Константин Затулин, от которого весьма неудачно пахло". Человека, в общем-то, жалко, даже если он Затулин.
А ведь существовали когда-то на свете нормальные мемуары. Впрочем, отдельные раритетные образцы кое-где сохранились и по сию пору. На фоне записок кремлевских и околокремлевских диггеров очень выигрышно смотрятся воспоминания искусствоведа Нины Молевой "Баланс столетия", вышедшие в серии "Близкое прошлое" издательства "Молодая гвардия".
Жена знаменитого художника-нонконформиста Элия Белютина подробно рассказывает о жизни и творчестве своего мужа, о хрущевском погроме в Манеже, о судьбах деятелей "второго искусства" 1960-70-х годов. Однако замысел книги в целом гораздо более объемен и более амбициозен. Нина Молева пишет свою историю российского XX века. Всеволод Мейерхольд, Александр Таиров, Алиса Коонен, Рюрик Ивнев, Сигизмунд Кржижановский - вот лишь немногие из тех, о ком подробно рассказывает мемуаристка. Семейные предания и легенды чередуются в ее повествовании с цитатами из опубликованных документов, личные воспоминания дополняются информацией, почерпнутой из иных источников.
Неизвестных фактов в книге не так много, однако Нине Молевой удалось найти свою интонацию, свой угол зрения. Автор фиксирует не столько событие, сколько реакцию на него, не столько факт, сколько его отражение в сознании своей "референтной группы". Можно сколько угодно доказывать, что Есенин и Маяковский покончили с собой, - Молева по-прежнему верит: их убили. В ее кругу так считали всегда, а значит, дело обстояло именно так.
Как ни парадоксально, эта принципиальная недостоверность только добавляет мемуарам интереса и обаяния. В конце концов, за выверенными данными можно обратиться и к другим источникам. А о том, какой виделась Россия людям, прожившим в ней весь XX век, рассказать могут единицы.