Путин, партия и статус-кво

От редакции. О том, как дальше будет развиваться российская политическая система после создания «Народного фронта» и возвращения Владимира Путина на пост президента, «Русский журнал» побеседовал с Владимиром Гельманом, политологом, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге.

* * *

Русский журнал: Что будет дальше с «Народным фронтом»? Если представить себе, что он не «инструмент» одной ротации, а долгосрочный институт – то в каком направлении он вообще может развиться в РФ? С чем можно сравнить эту институцию в политической истории других стран? Как это – скорее всего – скажется на российской политии? Может быть, она просто примет вполне «органичную» для себя форму – «народно-демократического единства» в старом формате государств «восточно-европейского блока»? Или у этого какая-то другая перспектива?

Владимир Гельман: По-моему, появление Общероссийского народного фронта ничего в стране не изменило. Мне не кажется, что Народный фронт играет сейчас, да и будет играть в будущем сколько-нибудь значимую роль в российской политике. Скорее, это эквивалент даже не «народно-демократического единства» восточноевропейских коммунистических стран, а «блока коммунистов и беспартийных» советской эпохи, о котором вспоминала официальная пропаганда в преддверии голосований, чтобы потом забыть вплоть до очередного выдвижения кандидатов на неконкурентных выборах. Конечно, ставить знак полного равенства между сегодняшней политической системой в России и СССР 1970-х годов не стоит, но и забывать об опыте, сформировавшем мировоззрение сегодняшних лидеров страны, тоже не следует.

РЖ: После создания Народного фронта уже нельзя говорить, что у нас тут система с «доминирующей партией». Верно? Потому что это уже не просто доминирование…

В.Г.: Система с доминирующей партией в нашей стране как была в предыдущие годы, так и останется, по всей видимости, в ближайшем электоральном цикле. Другое дело, что не все партийные системы такого рода одинаковы с той точки зрения, что доминирующие партии играют в них совершенно различную роль, отличаясь уровнем своей автономии от государства. Можно представить такую шкалу, на одном конце которой будут находиться правящие партии, контролирующие государственный аппарат и определяющие политический курс – подобно КПСС или Компартии Китая. Где-то посередине – доминирующие партии типа PRI в Мексике, которые преобладают на электоральной и парламентской аренах, обладают некоторой автономией от государственного аппарата и собственной организационной базой, но в то же время слабо влияют на политику правительства. А ближе к другому концу шкалы – доминирующие партии, подобные Национально-демократической партии в Египте времен Мубарака, которые служат не более чем инструментом в руках главы государства. «Единая Россия» по этой шкале куда ближе к египетскому, чем к мексиканскому варианту, не говоря уже о советском опыте. Если в Советском Союзе была «партия – государство», то сегодня у нас «государство – партия».

РЖ:Было ли у Путина другое возможное решение? Имеется в виду решение, сохраняющее систему в целом, но без Народного фронта? То есть – какую развилку он прошел. И какой там был другой возможный путь?

В.Г.: Народный фронт, как сказано выше, явление не слишком серьезное. Если же поставить вопрос о том, было ли у Путина другое решение помимо того, которое было озвучено на съезде «Единой России» (их ротация с Медведевым на посту президента и премьер-министра, соответственно), то все другие варианты поведения для него были бы куда более рискованными. Сохранять нынешний статус-кво (президент Медведев, премьер-министр Путин) или же искать другого кандидата на пост президента на срок уже не в четыре, а в шесть лет – означало бы ставить на кон слишком многое. Ведь президент в России обладает весьма большим объемом полномочий и может отправить премьер-министра в отставку в любой момент времени; тем более риски такого рода могут возрасти в условиях экономического кризиса. Можно сказать, что развилку, связанную с рисками потери власти в результате внутриэлитного конфликта (например, в случае, если бы президент Медведев или какой-то иной президент отправил в отставку премьер-министра), Путин успешно и вполне безболезненно миновал, избавившись от возможных угроз со стороны своего окружения. Если бы в мире существовал университет авторитарных лидеров, то Путин заслужил бы в нем «пятерку с плюсом».

РЖ: Сейчас начинаются активные разговоры, что будет взят курс на укрепление «парламентской республики». То есть некоторое ограничение полномочий президента, правительство, отчитывающееся перед парламентской фракцией правящей партии. Министры, назначенные по рекомендации правящей партии… Что это такое? Куда это ведет? Понятно, что нам будут говорить (как это и было при реформе избирательного законодательства в 2003-2004 годах), что все это для нашего же блага. И мы как бы даже расстаемся с тяжким наследием «суперпрезидентской республики». А как на самом деле?

В.Г.: Я не вижу у российских руководителей серьезных стимулов для кардинальных изменений институционального дизайна в стране. Проще говоря, совершенно неясно, зачем Путину и его «ближнему кругу» надо делиться с парламентом и/или с «Единой Россией» хотя бы и частью формальных полномочий. Нынешний статус «Единой России» как электорального и парламентского придатка исполнительной власти их вполне устраивает. Возможно, какие-то дополнительные реверансы в сторону парламента и могут быть сделаны, если по тем или иным причинам Кремль решит, что необходимо раскрасить новыми красками фасад политического строя. Но, похоже, что говоря о ближайшем будущем российских политических институтов, скорее, следует ожидать сохранения статус-кво.

Беседовал Александр Морозов

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67