Плоды советского несбывшегося

Последнее время мода на глубинное изучение советского наследия идет на убыль, движется по инерции, поскольку с каждым годом уменьшается число людей, у которых любовь к той эпохе подкреплена личными романтическими воспоминаниями. Вызвано это не вымиранием, а закономерным равнодушием взрослого человека к собственному прошлому, в котором он не видит себе места (как еще недавно он не мог представить себя в будущем).

Трудно решить, что волновало когда-то больше – «битлзы» в зарубежной кинохронике или поэт-антисоветчик Наум Коржавин, чья физиономия мелькает в фильме «Бег» – то и другое длилось мгновения. «Есть только миг между прошлым и будущим». Прямо скажем, «великая эпоха» оставила весьма немного: «обнимешь лишь слегка – все кости, как труха, посыплются, но я ее люблю». Кстати, в последнем готовы признаться все, даже те, кто люто ненавидел и выстроил на этой ненависти свою героическую биографию. Причем каждый влюбленный специалист преподносит эту эпоху, как некий монтаж аттракционов, предварительно вырезав все то, что могло бы исказить его концепцию. Так возникают (с одной стороны) образ демонической цензуры, громившей эстраду с каких-то «почвеннических позиций», а с другой стороны – «западники-растлители».

Кто-то стремится к дотошной каталогизации – сличает серийные номера дисков, расшифровывает интервью с дожившими до наших дней артистами. А кому-то, прежде всего, важна психологическая достоверность, позволяющая не симулировать, но заново пережить былые эмоции с максимальной точностью. К этому стремились подлинные романтики, такие как Аркадий Северный и Валерий Ободзинский, жертвуя благополучием, репутацией и жизнью.

Сейчас опасность невнимательного приобщения к истинным сокровищам советской эпохи в ностальгии – искренней и мнимой. Бутафорские «золотые плоды» находок и открытий, экскурсы в чужое прошлое. За всезнайством следует пресыщение, потом – разочарование и тошнота.

Вольная фантазия и самостоятельность вкуса при внешней скудости и дефиците позволяет радоваться жизни, приемля ее драгоценные мелочи без чванства и оглядки на «мировые стандарты». Перенасыщенность же ведет к скоропалительности суждений. Слишком доступные вещи не облагораживают потребителя, превращая гражданина в халдея-полиглота. Всезнайство пробуждает фатализм и (почти скотскую) покорность: «Пойду, скачаю».

Мой личный опыт обязывает заявить: главное завоевание советского человека – свобода воображения, не стесненная готовыми шаблонными стереотипами и маршрутами: «…между звезд проходит кривая маршрута моего», как когда-то пел Анатолий Королев. При внешнем единомыслии и общих для всех условностях советский человек был обособлен как римлянин. Ценил ли он такую свободу – «не ребяческую свободу» (Александр Блок) – еще один вопрос для дискуссии. Но отсюда – красочность и многомерность героев Шукшина, прозрачная ясность и эмоциональная острота текстов Онегина Гаджикасимова и Леонида Дербенева. Но откуда тогда разочарование? Оно вспыхивало из крохотной искры, буквально из «брошенного окурка». Разочаровывал «король славянского соула» Чеслав Немен и бесподобные «Песняры» – как только ударялись в «авангардные» изыски. Но, к счастью, есть и то, что было создано, пока не произошел «опасный поворот».

Опыт позволял Александру Галичу делать устами своих персонажей такие высказывания:

«Не в Сарапуле и не в Жиздре,

Жил в Москве я, в столице мира,

А что видел я в этой жизни

Окромя веревки и мыла?»

«Где все не так, и все не то, и все нарочно,

Который час и то никто не скажет точно».

Неужели в самом деле так и было? Отчасти – да.

Выступления настоящих западных гастролеров проходили почти незамеченными. К ним не присматривались и не прислушивались. На них просто «ходили». Приезжал превосходный певец Роберт Янг – «что-то не то». Квартет Марино Марини, Эрни Форд, Клифф Ричард, Элтон Джон… Ни перед кем из них наш обыватель не падал в обморок. Обувь и фасон штанов обсуждали больше, чем репертуар и манеру. Ждали чего-то особенного и диковинного. А такое бесплодное ожидание развивает доверчивость, превращая взрослого человека в слабоумную Ассоль. Что уж говорить о детях!

Эпоху солистов вытеснило поколение ВИА, требовавших, в силу ущербности, самого снисходительного отношения. Тот, кто покорно всасывал патоку авторской песни и прозу «Юности», позднее так же спокойно («под музыку Вивальди») смаковал и людоедское «Письмо 42-х», подписанное в октябре 93-го бомондом отечественной интеллигенции, воспринимая его как «Песенку московского муравья» или продолжение «Звездного билета».

«Как хотелось бы мне в ту страну возвратиться, где счастливо живут миллионы людей» – пел в Ленинграде Серж Никольский от имени русского эмигрантства. Текст лояльных «Журавлей» написал Борис Тайгин. Это не спасло его от тюрьмы.

А «миллионам людей» не хватало западного ассортимента, широты выбора в плане поп-культуры и программы развлечений. Точнее – не хватало привычки к многообразию. Неминуемо перерастающей в злостную зависимость.

У нас не показывали Элвиса Пресли? Но отголоски всех западных стилей, так или иначе, можно расслышать и у Магомаева с Ободзинским. Правда, пропущенные через особые «фильтры лояльности». Манера пения ведущих певиц 70-х – той же Софии Ротару, Татьяны Анциферовой пестрит приемами западных вокалисток. Но – с акцентом на самостоятельную сознательность артистки. Тут вам и Дайана Росс и Бетт Мидлер, не говоря уже о Барбре Страйзенд. Но слушатель при этом должен был чувствовать, что аплодирует он человеку с таким же паспортом, что и у него.

Либеральные чиновники рекомендовали не лезть на рожон и потерпеть – со временем «все разрешат и покажут». В этом был свой резон. Только никто толком не знал, что именно «все». И насколько это «все» – однотипно и примитивно.

Советский «застойный» период странным образом напоминает «серебряный век»: почти все крупнейшие стилисты, пророки, визионеры на поверку оказываются сплошными извращенцами, наркоманами, психопатами и плагиаторами. Только об этом периоде никто не написал «Окаянные дни». Слишком дешево все стоило (гибкие пластинки, билеты в кино), чтобы выработать историческую ценность. Именно поэтому пока что нет на эту тему ни пронзительной, но аргументированной апологии, ни пусть беспощадной, но конструктивной критики.

Лирические твисты Александра Зацепина в большом количестве раздражают, как бесконечные показы комедий Леонида Гайдая. Восторг сменяется ненавистью. Была когда-то «югославская эстрада» – «малые народы, населяющие эту небольшую страну, люто ненавидят друг друга» (Юрий Нагибин). Чем больше мы будем фантазировать о «благодатных преимуществах Советской Империи», тем сильнее в ответ будут ее поливать грязью потомственные «клеветники России». Помолчим – почитаем, послушаем, посмотрим. Истинные ценности, выдержав испытание временем, становятся доступнее лишь тем, кто их достоин – органически доросшему до их осмысления меньшинству. Знающий сегодня молчит.

До своего отъезда за границу великолепный Эмиль Горовец пел от имени «кузины»: Бренен золь Коломбусес медине! (Страну Колумба надо сжечь). Возможно, мы станем свидетелями гибели и последней настоящей Империи на этой грешной земле – состояние «Коломбусес Медине» внушает не меньшие опасения, чем когда-то СССР, «чудовищна, как броненосец в доке».

Я убежден, что именно в неосуществленном несбывшемся сила и источник вдохновения, которые завещал нам тот мир. Вон он – «бледнеет, отходит, покрылся тьмой и стал вдали». Но в то же время – пока еще рядом. Если ты отважен, можно шагнуть ему навстречу.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67