Немножко вражды

Удар по Немцову с точки зрения политкорректности – вполне ожидаем. Действительно, любая сегодняшняя попытка мобилизации «против» граничит с дурным популизмом. С одной стороны, легко народ подогнать под хай. Ибо ненависть к оппоненту – любимая народная забава. А с другой – и любая консолидация тут оборачивается блефом. Ремизов переживает (честно говоря, я так не понял до конца, о чем переживает)… но вроде о том, что таким образом осуществляется подмена «здоровой» политической вражды эгоистичной личной враждой. Данилова явственно тревожит, что борьба за справедливость по призыву обернется лишь насилием общества над другими отрядами общества. Типа тех, которые перечисляет Немцов по «списку негодяев». Однако что же тогда не произошло насилия общества над негодяями в станице Кущевской, хотя казачья этика прямо предписывала совершить самосуд над насильниками и бандитами?

На самом деле, проблема нашего общества не в перманентной тяге к суду Линча, а в том, что консолидированы всегда именно негодяи, они же и хозяева дискурса, ведьмы больше всех и кричат «прекратите охоту на ведьм!».

А пошло это, между прочим, из приснопамятного 1992 года, из не получившегося суда над КПСС. Причем, сегодня мало кто помнит, что тогда не только была возможность такого суда, но что сценарий такого суда серьезно обговаривался в верхах, тем более что такой суд – в сильно вульгаризованном виде – действительно состоялся. Я и сам-то, недавно наткнувшись на воспоминания участников этого процесса, некоторое время ломал голову, пытаясь понять, что же имеется в виду и как так получилось, что ВЕЛИЧАЙШЕЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ конца ХХ века начисто выпало из моей памяти, притом, что я все это время добросовестно комментировал политические процессы.

Оказалось, именно потому, что в тот раз все и свелось к недопустимости «языка вражды», хотя – как мы видим теперь – после того, как Ельцин издал свои указы о запрете КПСС, а с Лубянки увезли памятник Дзержинскому, зацепив его петлей за шею, - возможно, немножко «вражды» и не помешало бы. Но так же, как и в Великую французскую революцию, депутаты боялись своего народа, и, чтобы революция состоялась, их нужно было всем миром подталкивать к более радикальным действиям. Однако в отличие от французской российская улица быстро остановилась. В политических же кругах возобладало мнение, - и оно было транслировано вниз через СМИ, - что люстрация вымоет из руководства новой России специалистов, а нагнетание политических страстей включит механизм репрессий – «гильотину».

Да, суд над КПСС готовился, но именно как «Суд над КПСС» не состоялся. На практике получилось еще парадоксальней. Подали в Конституционный суд иск именно коммунисты, и ельцинской власти пришлось защищаться, доказывая правомерность Указов Ельцина. От 23 августа 1991 года - «О приостановлении деятельности Коммунистической партии". От 25 августа 1991 года - "Об имуществе КПСС и КП РСФСР". И от 6 ноября 1991 года - "О деятельности КПСС и КП РСФСР». Что в какой-то мере, можно было и развернуть в «Суд над КПСС», ведь, доказывая свою позицию, победителям в перевороте 91-го года пришлось бы перечислить преступления свергнутого режима.

Но процесс закончился пшиком. Отчасти потому, что все действующие лица этого процесса – и те, кто оспаривал Указы, и те, кто их издавал, и сами судьи, - были коммунистами в прошлом. Отчасти в сужении самого существа вопроса, бытовавшего нежелания непременно последовавшей бы затем денацификации и боязни гражданской войны. Но главное потому что, - как мы видим теперь, - то была революция сверху, сильно опередившая взросление гражданского общества. Верхи сразу же приступили к дележу социалистического наследства, не намеривались допустить до партнерства в этом вопросе улицу.

В итоге: «Пока Конституционный суд рассматривал это дело, высказывалось немало мнений, в том числе М. Горбачевым, о необходимости его прекращения как дела, носящего политический, а не правовой характер. Ввиду очевидности того, что мы жили в неконституционной стране, где неконституционными были и компартия, и сама Конституция, и, наконец, сама жизнь, предлагалось вообще закрыть эту тему, а дело прекратить. Конституционный суд поступил иначе: он не рискнул ни признать КПСС и КП РСФСР неконституционными, ни признать их конституционность. Он не прекратил дела, но фактически ушел от принятия решения по главному вопросу под тем предлогом, что КПСС уже распалась и фактически не существует, а Компартия РСФСР не была должным образом оформлена и зарегистрирована», - так писал А. Собчак, в своей книге «Жила-была КПСС».

Но теперь-то, по прошествии двух десятилетий мы можем так же и оценить, чего мы лишились попутно.

Во-первых, доступа к секретным архивам. Эволюцию доступа хорошо описал Владимир Буковский – в книге «Московский процесс». Известного диссидента и политзаключенного Буковского президентская сторона готовила в качестве чуть ли ни основного свидетеля «обвинения», и Буковский на время подготовки процесса получил доступ ко многим документам, часть из которых он сумел «нелегально» сканировать с помощью привезенной с собой из Англии новомодной западной техники, таким образом, сделав позже достоянием гласности.

При этом Буковский заметил, что уже тогда документы российская сторона – даже будучи молодой демократией – выдавала неохотно, предпочитая «страшными тайнами КПСС», скорее, торговать за валюту, нежели «даром» вываливать их на стол голоштанной общественности.

Тогда Россию охватила золотая лихорадка и кое-кто «золото партии» собирался алхимически конвертировать прямо из ее преступлений. Пока, как в «Хорошем, плохом, злом» демократы гонялись за кладом, пришел Клинт Иствуд из ФСБ, и ларчик прикрылся. То, что опубликовал Буковский, это осталось, а дальше – тема ушла. А ведь тогда, в 1991-1992 годах мы имели все шансы сохранить архивы, отдав их под управление влиятельной общественной комиссии, которая бы, например, заключила соглашение с мировыми университетами о свободном изучении советского периода.

Этого не случилось. В результате мы до сих пор жуем жвачку о количестве жертв ГУЛАГа – то ли 20 миллионов, то ли 1 миллион; о политической борьбе тридцатых годов – то ли НКВД всех мочил, то ли он от заговора отбивался; о Катынском расстреле – то ли чекисты всех расстреляли, то ли опять же немцы; о начале войны – то ли был сговор с Гитлером, то ли то была дипломатическая хитрость. И как следствие кушаем брехню про Сталина – "эффективного менеджера".

Еще – что мы потеряли вместе с несостоявшимся судом над КПСС – жизнеспособность российской Декларации прав и свобод человека и гражданина. Если бы эту Декларацию подпитывала бы углубляющаяся демократическая революция, сегодня не было бы проблем ни с развернувшимся в стране мыслепреследованием, когда вредным признается даже Толстой, ни с вопросом, имеют ли граждане право на пикеты, демонстрации и собрания.

А возможно, не было бы и синдрома Кущевской. Ведь в этом случае наша история пошла бы совсем другим путем: мы выбирали бы ответственную власть, а сами не жили бы атмосфере двойных, а то и тройных стандартов, когда, говоря словами Буковского, мы говорим одно, думаем другое, а делаем третье.

Эту Демократическую Россию мы потеряли. Испугавшись гильотины и не поговорив с партократией на языке… некоторой вражды. Уже в 2000 году любимый ученик Собчака провел через парламент чуть подкорректированный советский гимн и красное знамя вооруженных сил, в котором, несмотря на наличие двухголовой царской курицы (появилась в 2003-ом), чудится призрак советского прошлого. Собчак же благополучно скончался, и времена соединились, но именно своими крылами.

Конечно, «язык вражды» - это оружие, требующее определенного навыка в обращении. Оно предполагает убежденность в своей правоте, пассионарность, готовность рисковать за идеалы, и ту самую гражданскую войну, которую мы все малодушно желали бы. Но, отлынивая от крестового похода, мы отдали победу негодяям без боя. При этом не получив взамен и мир. Теракты и аресты, аресты, аресты, - вот наш сегодняшний мейнстрим. Когда-то со всем этим все равно придется разобраться. Может быть, прививка насилием помогает избавиться от большего насилия?

В политике всегда так: не разбив яйца – не сделаешь яичницы. Насилие – повивальная бабка истории. Одобрение или осуждение насилия – всего лишь действующие на данный момент конвенции. Ведь санкционировали же мы «мочение в сортире», а сегодня, похоже, снова готовимся к перенастройке стагнирующей политической системы.

Это просто симптомы, что Немцов написал свой проскрипционный список, нашисты – свой, а Кашин пал, срубленный битой, а столичный таксист застрелил таксиста, не поделив клиента (ну, что за страна?!), а станичный сотрудник органов правопорядка потворствовал жутким бандитам. В этих обстоятельствах призывы больше не заниматься этим больным делом – ненавистью, боюсь, ни к чему не приведут. Что если Гражданская война не закончилась, она лишь отложена?..

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67