Неисправленному верить, или кризис общежития

Те, кто следил за развитием дискуссии вокруг Pussy Riot, возможно, заметили, то есть, напротив, не заметили одну существенную деталь. Существенную не с точки зрения криминологии, юриспруденции, искусствоведения или практической политики, а с точки зрения этики.

Речь о наказании, точнее, о том, чем оно может и должно быть в современном обществе. У наказания есть два измерения, которые я условно назвал бы «реваншистским» и «интеграционным», и первое в полемике о панк-молебне подмяло под себя (или вытеснило – кому какое действие больше по душе) второе.

Если мы рассматриваем наказание в плане «реванша», для нас главным всегда будет истец, пострадавший (человек, группа людей или общество в целом). Пострадавший чего-то лишился. Что-то потерял. Он должен получить компенсацию.

Именно в этом плане и рассматривалось «дело Pussy Riot». Как компенсировать моральный ущерб, нанесенный панк-молебном верующим Русской Православной Церкви или, в целом, обществу, частью которого прихожане РПЦ являются? Отсюда и разговор о мере причиненного вреда, о том, что «некоторым верующим лишь бы обижаться» и проч.

Рассматривая наказание в плане «интеграции», мы переносим внимание с жертвы на преступника. Здесь возможны две перспективы.

Наказание может сообщать преступнику некое новое («желаемое») качество или освобождать его от уже имеющегося («нежеланного»). Другими словами, это наказание, служащее исправлению и воспитанию. Это процедура социальной реинтеграции человека, вышедшего за рамки норм общежития, строгих или даже вполне либеральных.

Наказание в то же время может не сообщать преступнику никаких качеств, поскольку преступник неисправимо асоциален. В таком случае наказание должно быть мерой, достаточной для того, чтобы общество было максимально ограждено от проявлений «нежеланного» качества.

Дискуссия по поводу панк-молебна сосредоточилась на «реваншистском» сценарии наказания. Конечно, точка зрения была выбрана не вполне произвольно, очень «помогла» непримиримая позиция иерархов РПЦ. Так или иначе, подобные споры, в отсутствие авторитетного арбитра, обречены развиваться по сценарию поляризации. Истец наращивает масштаб причиненного ущерба. Защитник, напротив, этот масштаб низводит практически до анекдота.

На выходе получаем две точки зрения: обсуждаемый проступок есть преступление против Бога, отечества и народа российского и обсуждаемый проступок – сущая ерунда, на которую только неуравновешенный, вечно готовый обижаться человек может обратить внимание.

Перевод «дела Pussy Riot» в политическую плоскость («узницы совести») лишь подчеркивает, что норма не нарушалась, а негласным истцом выступает сторона, которая по определению должна постоянно слышать о себе неприятные вещи, то есть власть.

В такой ситуации договориться можно разве что о том, где и во сколько бить друг другу морду.

Выход при таком подходе к проблеме оформляется как торжество одного из полюсов. Либо осуществляется наказание-реванш, провинившийся оказывается за решеткой, а жертва чувствует себя удовлетворенной. Либо де-факто признается, что норма нарушена не была или же была, но при этом куда большей аномалией является раздувание пузыря из плевого дела.

Сама дискуссия вокруг панк-молебна начиналась с этически безупречной и вполне плодотворной формулы: «Проступок ненормативен, но заключение является избыточным наказанием». В дальнейшем акцент был сделан на втором компоненте этой формулы, а первый, по большому счету, растворился в сумерках, его оставили на потом, постановив, что «сначала нужно освободить девушек, молодых матерей, etc.»

Разговор об интегративном наказании позволил бы сторонам спора постоянно возвращаться к главному, т.е. к тому, как не допустить повторения ситуации в будущем. Конечно, сейчас такая расстановка акцентов вызовет у защитников Pussy Riot усмешку, если не возмущение: что за чушь, главное – это Путин!

Путин ли, не Путин ли, речь все равно идет о пределах размахивания руками, о границах экспансии арт-политического дискурса, о праве пространств, организованных по своим определенным правилам (например, пространства частного дома, церкви и т.п.) на ограничение этой экспансии или на защиту от нее. Речь идет о нормах общежития, и драматизм ситуации заключается в том, что этот аспект (на самом деле, куда более важный, чем Путин) оказался второстепенным, малозначимым. Власть и РПЦ, впрочем, этому способствовали.

Проблема заключается в том, что тупиковый разговор о наказании-реванше и политизация инцидента де-факто легитимируют нарушение норм общежития, нарушение принципа «моя свобода (даже если я свободный художник и народный трибун) заканчивается там, где начинается свобода другого человека», и возобновление беседы о норме кажется чем-то неуместным, смешным.

Если Pussy Riot получают тюремный срок, это немедленно воспринимается как политическая репрессия. Обстоятельство места (панк-молебен в церкви) забывается. Наказывают за критику Путина. Точка.

Если Pussy Riot выходят на свободу, пусть даже получив условный срок, пусть даже оштрафованные, это воспринимается как победа над репрессивной системой, которая испугалась общественного гнева. Никто, и в первую очередь сами участницы панк-группы, не увидят в освобождении приглашения к дискуссии, расчета, надежды на то, что они впредь не будут использовать все доступное им в ощущениях пространство как лист для творческих зарисовок, учтут, что это пространство они с кем-то делят. Опять же, точка поставлена: есть они (молодцы) и система (негодяи). Больше ничего и никого нет.

Возможно ли в принципе интеграционное наказание в случае с Pussy Riot? Оно было бы возможно, если бы запрос на интеграцию (или реинтеграцию), запрос на соблюдение нормы или хотя бы прояснение нормы был основной реакцией на панк-молебен.

А теперь, боюсь, поздно. Герои и страдальцы никуда не интегрируются. Наоборот, под них подстраиваются. Pussy Riot неисправимы, и лично я не могу сказать, каким образом от их потенциального вторжения в любое понравившееся им пространство можно легитимно защититься.

Это свидетельствует о кризисе общежития, отравленного политикой. Надеюсь, отравленного все-таки не смертельно.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67