Процесс перемешивания народов, ведущий к размытию национальностей, свойственен не только России. В гораздо большей степени он свойственен, например, Украине. Когда мы сравниваем великие melting pots, мы, прежде всего, должны обратить внимание на постсоветское пространство: на самом деле, количество неукраинского населения, в настоящий момент проживающего на Украине составляет порядка 17%. Как украинский народ борется с этой напастью? Да никак. Он в ней живет. С другой стороны, не все же жечь автобусы в пригородах Парижа, существуют гораздо более интересные варианты. На самом деле, ситуация с большими национальными меньшинствами в мире даже для крупных стран - нормальное явление. В Британии существуют, хоть и изолированные, но сильно смешивающиеся с основным населением группы из бывшей Индийской империи. Это и Пакистан, и Бангладеш, и Индия. Индия была весьма большим экспортером населения в XIX веке, особенно в конце XIX века. Индусы в огромных количествах присутствуют по всему миру большими национальными общинами. И там сценарий развивается совсем не так, как в Европе. Кроме того, существует замечательная страна Аргентина. В значительной степени, за исключением размера населения, похожая на Российскую Федерацию, где межнациональные отношения строят принципиально по-другому, нежели у нас и нежели в Европе. Никто не предписывал России европейский гражданский национализм XIX века. В любом случае, изменение аппарата, сопровождающего описание всего, что сейчас называется «национализм», в ближайшие 15 лет неизбежно. Поскольку меняются реалии, поменяются даже термины, в которых об этом говорят.
Пик русского этнического национализма пришелся на начало 90-х. Сейчас мы имеем дело с некоторым всплеском, в основном, связанным с некоторым объединением, обретением integrity гражданским обществом. Люди начинают смотреть, а кто это у нас тут вокруг. В основном, это integrity связано с развитием информационной среды. Люди вошли в ситуацию, при которой вся информация обо всем доступна везде. У нас распространенность Интернета достигла 25% страны, люди пошли в эту среду, оглянулись и начали думать, а кто же мы такие? И связанность среды немного возросла. В основном, то, что называется всплеском национализма, побочный эффект этого. Гораздо большее количество людей обнаружили себя болельщиками футбола. Произошел взрывной рост численности людей, интересующихся футболом, просто из-за доступности этого развлечения. Тот же самый взрывной рост наблюдается в числе сторонников «зеленых». Когда мы говорим о массовой поддержке Движения в защиту Химкинского леса, мы имеем дело с тем же ростом связанности в обществе. «Зеленые» растут не в меньшей степени, чем русские националисты. Если в определенный момент, когда русский национализм в каком-нибудь изводе освоит науку экономику и, наконец, обнародует какую-нибудь не советскую социалистическую программу, тогда удивительным образом эта программа немедленно найдет соприкосновение, довольно болезненное, с чаяниями «зеленых». Это будет интересно.
Кроме того, мы решительно не знаем ничего о религиозной составляющей. Похоже, что с ростом связанности общества у нас выросло и число воцерковленных граждан. А это достаточно важно. Если раньше воцерковленные граждане, я имею в виду Русскую Православную Церковь, представляли собой маргиналов, не в негативном смысле, а с точки зрения общественного устройства - бежать мира им было достаточно просто, поскольку мир их отталкивал, то сейчас с ростом численности у нас происходит интеграция воцерквленных граждан в общественную жизнь. Что немедленно воспринимается другими частями общества как русский клерикализм. Совершенно напрасно. Воцерковленные граждане всего лишь получили голос и научились этим голосом пользоваться. Их стало немножко больше, но они стали сильно громче. Каким образом будет происходить структуризация православной идеологии? У нас запрещены православные партии, но так или иначе они появятся. Мы не знаем, какова будет экономическая программа массового православного сообщества, будет ли она социалистической, будет ли она ближе к стандартам программы национализма, будет ли она ближе к «зеленым», чего тоже нельзя исключать.
Всегда есть «джокеры», появление новых массовых идеологий, которые распространяются со скоростью ветра. Никакие аналитики не предполагали распространенности парахристианских сект на Украине в начале 90-х. А мы помним, что Белое братство было достаточно большой силой. Мы, наконец, совершенно не понимаем уровня предрасположенности населения к протестантским учениям. Практика мира во второй половине XX века показывает, что протестантские учения в легких своих вариантах способны распространяться с колоссальной скоростью. В Юго-Восточной Азии это видели. Это делает жизнь веселой и интересной, гораздо более интересной, чем штудии каких-нибудь националистов, которые основаны, по большому счету, на работах в лучшем случае 10-х – 20-х годов XX века. Эти труды неактуальны, их надо дорабатывать.
Поэтому всякий националист, который хочет добиться какого-нибудь успеха, должен прежде всего заниматься теорией национализма, причем основывающейся на осмыслении собственно феномена национализма, который дожил до XXI века. Он, несомненно, дожил, но представлять его таким, каким он был, скажем, в 60-х годах XX века в СССР, бессмысленно, такого национализма у нас нет. В тот момент, когда человек поймет, что понятие «национальное» в России трансформировалось, что на самом деле национальное по рецептам 50-ти лет назад и ста лет назад бóльшая часть общества воспринять не готова, он найдет путь к успеху.
Впрочем, есть ограничивающий фактор: скорее всего, сконструировать по новой какой-нибудь национализм в качестве зажигательной идеи не удастся. А, конечно, в силу и демографических изменений, в силу информационного и культурного взрыва в 10-х годах XXI века шансы на то, что что-то, основывающееся на термине «национализм», в европейской христианской культуре сохранится до 2040 года, мне кажется спорным.