От редакции: Вчера Апелляционный суд в Варшаве принял постановление, согласно которому бывший лидер коммунистического правительства этого государства все-таки предстанет осенью перед судом за создание "преступного союза вооруженного характера, имеющего целью совершение преступление" - введение военного положения в Польше в 1981 году для подавления выступлений профсоюза "Солидарность", в результате чего тысячи людей были брошены за решетку и свыше ста погибли. В случае доказательства вины 85-летнего генерала его ждет тюремный срок до 10 лет.
От переводчика: Судьба приготовила генералу Ярузельскому немало суровых испытаний и продолжает испытывать его до сих пор.
В 1939 году 15-летним юношей он был депортирован вместе с семьей в Сибирь, работал на лесоповале. Здесь умер его отец. В.Ярузельский вступил добровольцем в Польскую армию под командованием генерала Берлинга, в 1943 году окончил пехотное училище в Рязани и командиром взвода разведки прошел весь боевой путь I Армии Войска Польского: участвовал в боях за освобождение Варшавы, Балтийского побережья, на Одере и Эльбе, закончив войну под Берлином. После войны - служба в армии, учеба; он командовал полком, дивизией, в 1956 году получил звание генерала. Последовательно занимал все высшие командные посты в Войске Польском, включая пост начальника генштаба и министра обороны (1968-1983), генерал армии (1973).
В период кризисных событий 1981 года в Польше В.Ярузельский - первый секретарь ЦК ПОРП (1981-1989) и председетель Совета министров (1981-1985), председатель Госсовета (1985-1989), президент Польши (июль 1989 - декабрь 1990).
В час глубочайшего политического, экономического и идеологического кризиса этот человек возглавил страну и, поднявшись над пропастью, разделившей в ХХ веке не только Польшу, но и весь мир на два враждующих лагеря, сумел найти ответ на вызов истории. В хаосе раздирающих польское общество политических страстей и противоречий он определил единственно верный курс и повел 40-миллионный народ по пути демократических преобразований.
В.Ярузельский спас Польшу от трагедии братоубийственной гражданской войны, от экономической катастрофы и от вооруженной советской интервенции. Парадоксально, но факт: он спас от разгрома "Солидарность", сохранив основу для строительства демократии в стране в будущем. Наконец, генерал Ярузельский, внук участника польского восстания 1863 года, нарушив вековые традиции, удержал поляков от очередного самоубийственного восстания, чего ему до сих пор не могут простить некоторые горячие головы. Можно лишь представить себе, сколько мужества, разума, воли и выдержки потребовали от него эти сверхчеловеческие усилия. Политические противники преследуют бывшего президента Польской Республики до сих пор. Против него возбуждено уголовное дело. 6 июля В.Ярузельскому исполняется 85 лет, но он продолжает борьбу за историческую правду, за честь и достоинство польского офицера и патриота.
Для нас, россиян, главное то, что благодаря введению военного положения Россия не была втянута в войну на территории Польши, войну, которая неизбежно привела бы к неисчислимым кровавым жертвам (вспомним Венгрию и Чечню) и вызвала бы тяжелейший международный кризис в послевоенной Европе и мире.
По работе мне пришлось почти 30 лет заниматься отношениями между нашей страной и Польшей, из которых 15 лет я провел в самой Польше. Мне довелось видеть генерала Ярузельского на встречах и переговорах в тот трудный период. Широкий политический кругозор, выдержка, твердость и организованность В.Ярузельского всегда производили огромное впечатление на тех, кто его знал. Человек необычайной скромности и порядочности, он в свое время отказался от звания маршала, а также от президентской пенсии. Его нынешний статус - бывший президент Польской Республики.
Опубликованная в 2007 году в Польше статья В.Ярузельского "Мы стали старше на 25 лет" раскрывает нам из первых уст причины, побудившие польское руководство в 1981 году ввести в стране военное положение. Она, несомненно, привлечет внимание российского читателя.
Ф.С. Логинов - с 1966 по 1994 гг. на дипломатической работе за рубежом и в центральном аппарате МИД СССР и РФ, имеет дипломатический ранг советника 1-го класса.
Приближается 13 декабря. Читатели некоторых газет и журналов, пользователи Интернета, а также многие авторы писем шлют мне добрые пожелания и слова поддержки. Встречаются критические оценки и вопросы. За добрые пожелания сердечно благодарю. Критические высказывания принимаю серьезно и с должным вниманием. На вопросы постараюсь ответить. Один из них: что еще можно ожидать к этой очередной, на сей раз, 25 годовщине введения военного положения? Не подлежит сомнению, что этот своего рода юбилей пройдет под соответствующий аккомпанемент. Загрохочет канонада гневных заявлений, обвинений, эпитетов. Перечисление всего того, что сказано, опубликовано, прозвучало до сих пор, в частности, в 24-ю годовщину, не будет делом легким. Не сомневаюсь, однако, что это произойдет. В частности не останутся в стороне политики и историки, которые напомнят, вспомнят и дополнят мой ужасный облик.
"Польско-ярузельская война" - это не просто риторическая хитрость. Я ведь не был одинок. Но без создания демонического ореола, углубления и распространения "черной легенды Ярузельского", труднее осудить, по крайней мере, морально, очень многих из тех, способствовал принятию решения о введении военного положения; тысячи тех, кто сознательно и активно принимал участие в его осуществлении. Миллионы тех, кто ожидал чрезвычайных мер, принял военное положение с пониманием и до сих пор считает его введение обоснованным. Всех тех, кто в течение многих лет постоянно находились в едином воинском и политическом строю со мной. Наконец тех молодых, которые не имеют ничего общего с военным положением, и которых называют "посткоммунистическим поколением". Отдаю себе отчет, что это раздражает и вызывает эмоции в некоторых политических кругах. Ощущаю это на себе в различной форме в течение многих лет.
Г-н Ярослав Качиньский на пресс-конференции в Сейме 23 октября 1992 г. сказал: "Генерал Ярузельский и его товарищи, которые ввели военное положение, являются предателями народа, и в качестве таковых должны предстать перед судом в соответствии с уголовным законодательством. Как преступники они должны быть приговорены к высшей мере наказания, и приговор должен быть приведен в исполнение". (Цитирую по газете "Новы Свят" от 24-25 октября 1992 г.) (1) Напомню, что Уголовный кодекс тех лет предусматривал смертную казнь.
В последующие годы звучали также высказывания, предложения и заявления о лишении меня воинского звания генерала, а также прав бывшего президента Польши.
Наконец, недавно в книге-интервью, датируемой 2006 годом, под заголовком: "О двух таких?" на стр. 117 (2) г-н Ярослав Качиньский, в частности, пишет: "Если военного положения можно было избежать, то Ярузельский заслужил пулю в лоб". Журналист, бравший интервью, замечает: "Он был, однако, одним из инициаторов Круглого стола. А после этого отошел, отдал власть..." В ответ прозвучало: "...он делал все, чтобы спасти свою шкуру. Может быть, судьба Чаушеску была бы для него слишком жестокой. Но уголовная ответственность - почему бы нет?".
Это - совместная книга братьев Качиньских, и я с сожалением могу предположить, что г-н Президент разделяет это мнение и эти ожидания. В связи с тем, что эти слова высказываются на вершине власти, они, так или иначе, вызывают отклик и предполагают, таким образом, соответствующую "экзекуцию". Остается только подготовить почву в СМИ и оформить все это юридически.
31 марта с.г. Прокуратура отделения Института национальной памяти (ИНП) в Катовицах выдвинула против меня и еще нескольких лиц обвинение в "руководстве организованной преступной группировкой вооруженного характера". Таким образом, сложившаяся в тот период ситуация в стране, а также решения огромного исторического, политического и морального масштаба оказались втиснутыми в уголовную одежку. При этом фактически не признается Постановление Сейма Польской Республики от 23 октября 1996 г., в котором указывается, что введение военного положения было продиктовано соображениями высшей необходимости. А теперь "высшей необходимостью" оказывается осуждение т.н. авторов военного положения. Говорю об этом спокойно. Более того, при существующем положении вещей, я заинтересован в том, чтобы обвинение было рассмотрено в независимом суде, на открытом процессе, в ходе которого можно будет представить разъяснения каждой из сторон. Рассчитываю, что это даст возможность привлечь внимание общества и "достучаться" до него с убедительными аргументами и доказательствами.
В настоящее время я читаю и изучаю многие тысячи страниц, несколько десятков томов обвинительных актов, к которым добавляются дополнительные и уточняющие материалы, что для моих больных глаз дело не легкое. При этом я не хотел бы, чтобы сказанное взывало к состраданию в тоне обиженной невинности. Я не собираюсь принижать свою роль и ответственность в тот период времени. Много раз я говорил и писал: беру ответственность на себя. Покидая пост Президента Польской Республики, в своем заявлении от 11 декабря 1990 года я, в частности, сказал: "Будучи воином, я знаю, что командир, т.е. каждый руководитель, отвечает за всех и за все". И дальше: "Если время не погасило чей-то гнев или неприязнь, пусть они будут направлены против меня". Именно так и происходит уже многие годы. Включая покушение, тяжелое ранение, которое, к счастью, не закончилось смертью. Хотя, все чаще я думаю, может, было бы лучше для меня, а также для некоторых лиц, если бы удар оказался на 2-3 см более метким?
Возвращая "Крест ссыльных в Сибирь" (3), в письме Президенту Польской Республики Леху Качиньскому я, в частности, написал: "Как участник боев за Берлин в апреле 1945 года в звании офицера и как генерал армии, занимавший высшие государственные посты, я чувствую себя, в соответствующих, естественно, рамках, ответственным за все, что происходило в Польше, находившейся в то время в реальных условиях разделенного мира. Напомню, в нескольких написанных мною книгах, наверное, в сотнях статей, интервью и высказываний часто звучат слова: сожалею, сострадаю, прошу прощения. Это касается, в частности, всех ситуаций и фактов, которые причинили людям какую-либо несправедливость и боль. Если причины этого связаны со мною прямо или косвенно, я воспринимаю это тем более остро".
Я чувствую это в себе как вонзившийся шип. И я еще раз повторяю это. Мне неизвестно, существовал ли когда-либо, и существует ли сейчас такой политик или генерал самого высокого ранга, причем не только в Польше, который настойчиво повторял бы такие слова публично. Я подчеркиваю эти слова в надежде, что они помогут осознать высшее значение вызовов современности по сравнению с тем, что разделяло и ссорило нас в прошлом.
Это - вступительные замечания. А теперь я должен выразить свое отношение к военному положению, а главное, ответить на ряд вопросов и прояснить некоторые сомнения.
И здесь я оказываюсь в сложном положении. Прежде всего, потому, что на эту тему мною сказано и написано уже очень многое. Напомню хотя бы книгу "Военное положение. Почему" (4). Особое значение я придаю изданной в 2005 году книге "Против течения" (5). Я ожидал, что столь многочисленные противники военного положения "разорвут ее в клочки", выдвинут конкретные контрдоводы, развернут полемику. И - ничего. Красноречивое молчание. Подобная судьба, в известной степени бойкот, постигла научно-историческую конференцию, состоявшуюся 3 ноября 2005 года. Она была посвящена исторической "Встрече троих" (Юзеф Глемп, Лех Валенса, Войцех Ярузельский), проходившей 4 ноября 1981 года.
Или другой, более ранний пример: 6 июля 1998 года я написал большую статью под заголовком: "Еще раз о военном положении" и направил ее некоторым парламентариям, политикам и редакторам. Не знаю, как, но статья оказалась в редакции парижского журнала "Культура". Я получил письмо от Ежи Гедройца с вопросом, согласен ли я на публикацию статьи. Естественно, я согласился. Моя статья была опубликована в "Исторических тетрадях" (#126, стр.3-54) (6). Учитывая политическое значение и авторитет журнала "Культура", отсутствие реакции на публикацию говорит само за себя.
Вообще-то на этом можно было бы закончить. В перечисленных источниках интересующийся читатель найдет документально подтвержденную информацию о моих оценках и взглядах. Несмотря на это, я вынужден вновь взять слово, и вернуться к вопросу, столь резко поставленному: можно ли было избежать военного положения?
Нельзя избежать землетрясения, града, тайфуна, одним словом, проявления сил слепой стихии. Все остальное зависит от человека, который, однако, находится в реальных исторических и геополитических условиях, действует в рамках определенной государственной системы с присущим ей уровнем развития и ментальности и т.д. Сможем ли мы через 25 лет, т.е. через четверть века, хотя бы с минимальным сопереживанием посмотреть на обстановку, процессы и события того времени? Ясно, что при оценке тех событий я представляю точку зрения власти того времени, ее соображения, намерения и решения. Одновременно я отношусь с полным пониманием и неизменно подчеркиваю историческую роль "Солидарности", ее стремление к свободе и демократии, Леха Валенсы и многих деятелей того времени. Я испытываю большое уважение к тем деятелям и группировкам, которые верили в эти идеалы, боролись за них и в связи с этим несли определенные жертвы. Я вполне осознаю тот факт, что "Солидарность" была источником и началом, и, в конечном счете, в условиях "горбачевской" политики и реформаторских настроений польских властей, главной движущей силой преобразования государственного строя в Польше.
Это - общая оценка. Однако необходимо принимать во внимание следующее: встречаются святые люди, но не бывает святых политиков, правительств, партий, политических и общественных движений. Я отношу это и к "Солидарности". Ее цель была высокой, но освящала ли она любые средства? Что происходило по пути к этой цели? На краю какой пропасти оказалась страна в конце 1981 года? Естественно, я говорю об этом, вполне сознавая исторический балласт пороков и прегрешений ПОРП, власти, а также ее очередных просчетов и постоянного отставания от событий в тот период времени.
Однако сегодня обвинения адресуются только одной стороне. Той, которая приняла решение о введении военного положения и осуществила его. Но как рождалось это решение, каковы были его причины, что явилось последней каплей и, в конечном счете, определило момент его принятия? Нахождение удобных и простых, согласованных, идеальных решений не является общедоступным даром. Понятие "меньшего зла" родилось не 13 декабря 1981 года. Это понятие вписано в историю человечества, как в связи с эпохальными событиями, так и в связи с каждодневными ситуациями, возникающими между людьми. Не собираюсь т.о. превращать зло в понятие банальное и относительное. Даже "меньшее зло" остается злом. Оно приносит зло обществу в целом, а также заставляет страдать и терпеть несправедливость отдельных людей. С годами, особенно в свете ранее мне неизвестных фактов, свидетельств и документов, я вижу это еще более отчетливо.
Возникает ощущение, что по другую сторону идет обратный процесс: "в твоем глазу соломинку я вижу, а у себя не вижу и бревна". Чем дальше от драматических событий того времени, тем выше самооценка сторонников "Солидарности". Тому множество примеров. Ограничусь двумя, наиболее яркими, ввиду политической биографии и нынешнего положения лиц, к которым это имеет отношение. Более подробно я написал об этом в книге "Против течения" (стр. 59 и 61-62), здесь ограничусь краткой цитатой. Богдан Борусевич 1 октября 1983 года, т.е. 23 года тому назад пишет в своей книге под названием "Конспирация" (7): "Движение приобретало все отрицательные свойства системы - нетерпимость к инакомыслящим и поступающим, подавление критики, примитивный шовинизм? В определенный момент демократически избранные деятели утратили контакт с действительностью? наступило состояние амока. Мы перестали мыслить политическими категориями, стали впадать в мистику: слово сказанное как бы становилось делом. Казалось, стоит сказать: "Отдайте власть!", и власть окажется в наших руках". В свою очередь Ярослав Качиньский в изданной в 1994 году книге под названием "Мы" (8), в частности, говорит о "Солидарности" того времени: "...это чудовищное движение, учитывая его характер и конструкцию, не могло быть демократическим... Если бы в 1989 году "Солидарность" была сильна, как в 1981 году, то никакой демократический механизм в Польше вообще не был бы создан".
Военное положение радикально ослабило "Солидарность". Таким образом, или, если кто желает, парадоксальным образом оно содействовало тому, что через несколько лет в условиях новой международной ситуации создание упомянутого демократического механизма в Польше стало возможным.
Многие "постсолидаристские" политики забывают эти прошлые оценки. Доминирует видение в черно-белых тонах, искажающих исторический фон имевшей место политической борьбы. Нынешняя ситуация дает явные тому доказательства. Политика "заражена" историей, а история "заражена" политикой.
Я сознаю, притом самокритично, наличие многолетних прегрешений против истории, в том числе так называемых белых пятен. Сегодня все в корне изменилось. Но маятник занесло в другую сторону. В данный момент я возвращаюсь к ключевому вопросу: можно ли было избежать военного положения? Каковы были внутренние и внешние условия, которые было необходимо принять во внимание? Ограничусь некоторыми неизвестными, мало известными или искаженными фактами.
Остальные, читатель, при желании, может найти в моих книгах и публикациях.
Во-первых, не нужно быть психологом, чтобы понять, что нормальный человек по своей природе не является мазохистом. Месяцы и недели, и особенно дни, накануне 13 декабря были для меня временем нарастающего беспокойства, кошмара и метаний в преддверии приближающейся тотальной катастрофы. До последней минуты, а точнее до 14 часов 12 декабря я хотел избежать этого драматичного решения. Я с горечью сознавал, что тяжесть его буду нести на себе до конца моих дней. То же самое сознавали мои гражданские и военные сотоварищи. Я не говорю при этом о крайностях, об ортодоксах и карьеристах - для них это был выход, которого они ждали с нетерпением, хотя им хотелось и более радикальных мер. К сожалению, часть этих людей подсела к нам на "заднее сидение". Наряду с реальными обстоятельствами и существовавшими объективными причинами, это было связано с торможением хода реформ, а также разного рода идиотскими и бесчестными действиями. Чувствую, что я недостаточно решительно избавлялся от такого рода "балласта".
Во-вторых, нас обвиняли в том, что подготовка военного положения с самого начала имела целью подавление "Солидарности". На чем это основывалось? На осуществлении работы по планированию такой акции, а также на "провокационных" шагах властей с целью создания ситуации, которая делала силовое решение неизбежным. Оставалось только определить момент начала введения этого плана в действие.
Однако планирование и подготовительные меры на случай чрезвычайных ситуаций являются элементарной обязанностью любого государства. В Перечне Законов Польской Республики от 10 марта 1937 г. опубликован Закон от 22 февраля 1937 г. "О чрезвычайном положении". Его подписали Президент ПР Игнацы Мостицкий (9) и Председатель Совета Министров Славой Складовский (10). Содержание этого закона, по своему замыслу и практическому осуществлению, идентично закону и декретам Государственного Совета ПНР о военном положении. В некоторых вопросах Закон 1937 г. идет дальше и является более жестким. В ст.1(1) говорится: "Решение о введении чрезвычайного положения принимает Совет Министров по предложению Министра Внутренних Дел и с разрешения Президента Польской Республики". Основная мысль - все находится в руках административных властей, до уровня района включительно. Но не до конца: в ст. 12 сказано: "Использование военной помощи ...передача на ограниченный период времени определенных функций и полномочий гражданских административных властей властям военным, как и зависимость административных властей от военного командования осуществляется в границах, необходимых для достижения единства действий с целью обеспечения безопасности государства и публичного порядка". Интересно! При случае следует напомнить, что в том же 1937 году (источник: Малый Статистический Ежегодник за 1939 г., стр.164) (11) суд приговорил за преступления против государства 3755 человек, в том числе за государственную измену 2945 человек. Добавлю, что упомянутым Законом от 1937 г. (ст. 17) отменялся Указ Президента ПР от 16 марта 1928 г. "О чрезвычайном положении". Это еще раз подтверждает, что приготовления к введению в стране чрезвычайного положения велись постоянно и непрерывно. Кстати сказать, то, что соответствующее положение не было включено в Конституцию ПНР ранее, было ошибкой. Такое положение было внесено в Конституцию только 20 июля 1983 года: ст. 33, п.п. 3 и 4 - о чрезвычайном положении. Именно такова была суть и фактическое содержание военного положения в декабре 1981 года. Если бы оно называлось "чрезвычайным", психологическая реакция на него внутри страны и за рубежом имела бы иную окраску.
В ПНР подготовительные работы на случай чрезвычайной обстановки были начаты в 60-е годы. Они проводились в координации с обновлением концепций и планов на случай войны. Первая проверка состоялась в 1967 г. в рамках учений "Лето 1967". Вторая - в ходе учений "Страна 73", которыми руководил Председатель Комитета Обороны, Премьер Петр Ярошевич (12). Работы по планированию продолжались. Это нашло свое отражение, в частности, в проектах соответствующих документов в 1978 г. и весной 1980 г. Понятно, что по мере роста напряженности, особенно в 1981 году, эти работы активизировались и расширялись. Здесь я не могу обойти молчанием роль Рышарда Куклиньского (13). Приведу его слова из интервью для парижской "Культуры" #4, стр. 9 за 1987 год (14): "Моя особая должность в Генеральном Штабе, которая во время кризиса была преобразована в своего рода секретариат (в составе одного лица) руководства Министерства Национальной Обороны по вопросам подготовки военного положения, позволяла мне знакомиться с планами использования советских и польских сил против "Солидарности"". И далее на стр. 27: "Мне - в то время полковнику Рышарду Куклиньскому - было поручено согласование в рабочем порядке планов введения военного положения и разработка центрального плана руководства деятельностью государства в тот период". И так, если говорить серьезно, то организованное и эффективное введение военного положения было его заслугой. Необходимо добавить, что основные документы, разрешающие начать акцию, в частности, решение и декреты Государственного Совета, не были подписаны до самой последней минуты.
Можно услышать недовольные голоса о том, что детальная проработка и разного рода подготовительные мероприятия свидетельствуют о зловредных намерениях так называемых авторов военного положения. Наоборот, это говорит о чувстве ответственности. Не одноразовая импровизация, а четкая координация и синхронизация с целью избежать хаоса, который мог бы закончиться кровью. Приведу слова Стефана Братковского (15), который в 10-ю годовщину введения военного положения писал на страницах "Газеты Выборчей": "...Если бы нас не удалось нейтрализовать так профессионально, как по учебнику, то, как дважды два - четыре, пролилась бы кровь; молодежь пошла бы против оружия даже с голыми руками".
В этом месте следует добавить, что упомянутым приготовлениям сопутствовали бесконечные призывы, предупреждения и предостережения. Было проведено множество переговоров на эту тему, особенно с экспертами "Солидарности". Напомню Решение Сейма от 31 октября и, особенно, VI пленума ЦК ПОРП 28 ноября, и сказанные на нем слова, в т.ч. мои: "...нынешнее положение дальше сохранять невозможно, процесс разложения должен быть остановлен. В противном случае это неизбежно приведет к конфронтации, к положению типа военного". Разве тот, кто хочет ошеломить, выступить неожиданно, станет говорить об этом публично? Скорее наоборот, налицо желание избежать крайностей. Следует спросить, что явилось причиной пренебрежительного отношения к предостережениям?
Легкомыслие, самоуверенность, отношение к власти, прошу прощение за выражение, как к издыхающей собаке? Все это необходимо тщательно и объективно оценить.
Раздаются и такие голоса: поддержка "Солидарности" постепенно ослабевала, так зачем понадобилось военное положение? В ответ на это приведу оценку проф. Анджея Вербляна (16), опубликованную в #7 еженедельника "Сегодня" (17) за июль 1995 года: "Особенно опасное положение сложилось осенью 1981 г. В результате естественной в таких условиях усталости масс уже обозначилось некоторое снижение влияния "Солидарности", появились признаки общественной апатии. Именно в такие моменты в революционных организациях, связанных с массами и ощущающих малейшую перемену в их настроениях, возрастают экстремистские тенденции. Их порождает ощущение: если не сейчас, то когда? Именно так, я думаю, следует расценивать значение радомской сессии Национальной согласительной комиссии "Солидарности" и ее решения. Точно так же следует оценивать перспективу намеченных на середину декабря массовых демонстраций, связанных с годовщиной 1970 года. Все шло к конфронтации".
В своих публикациях глубоко проанализировал ситуацию и события того периода также проф. Ежи Вятр (18), в частности, в изданной в США книге "Солдат и нация" ("The Soldier and the Nation", Westviers Press). Проклятием того времени была атмосфера противостояния. 27 августа 1981 г. на страницах "Роботника" Яцек Куронь (19) говорил: "Впервые начинаю думать, что нам может угрожать гражданская война". Бронислав Геремек (20) там же добавляет: "...Угрожает не только интервенция, но и развал по причинам внутреннего характера? Катастрофа становится реальным фактором. Это катастрофа нарастающая". Это - в августе, а что в декабре? Другая тема - возникновение конфликтов: их было множество - целая структура конфликтных ситуаций. Не хочу начинать обмен подозрениями и упреками. В ходе острой политической борьбы сложилась практика восприятия и реагирования по принципу "кто - кого". Плюс к этому топорная риторика с обеих сторон. Консервативные силы в партии, в лагере власти своим неприятием изменений и злобным упорством деформировали реальные намерения властей. Объективно это было на руку радикалам из "Солидарности". Экстремизм взаимно "подпитывался" с обеих сторон.
Понятно, что государство, располагающее соответствующими органами и инструментами власти, несет ответственность за их функционирование. Без сомнения, имели место замыслы "ниже пояса" и вызывающие сожаление факты. Часто они били рикошетом по политике властей, по нашим надеждам на достижение соглашения и спокойствия. Например, избиение в марте 1981 г. трех лиц из числа нескольких десятков человек, упорно отказывавшихся освободить здание Воеводского народного совета в Быдгощи. Различные случаи, когда власти выглядели непривлекательно, с готовностью и без конца выставлялись на показ. Если это не делалось односторонне, тенденциозно, а, наоборот, было объективно и справедливо - принимаю эти факты с покаянием. Однако, "другая сторона медали" остается в тени.
Я уже как-то иронизировал: "стайки ангелов от оппозиции и "Солидарности" и дьявольские орды власти и "коммуны"", или наоборот. Но на деле все было более сложно. Каждый конфликт имел свой источник. А их сумма создавала спираль, которую, в конце концов, никто не контролировал. Политические разногласия разделяли даже семьи и группы ранее близких лиц. Зарегистрировано множество инцидентов и фактов, когда многие члены партии, представители властей и члены их семей, включая военных, особенно на периферии, ощущали реальную угрозу. Любой мелкий повод мог вызвать общественный психоз. Характерный пример - забастовка на государственном сельхозпредприятии "Любогура". В результате в течение нескольких недель в октябре-ноябре 1981 г. было нарушено, даже парализовано производство на многих, в т.ч. важнейших предприятиях Зеленогурского воеводства. Возникли огромные потери. Или другой курьез: оглушительный спор, кто был провокатором, подбросившим цветы с отвратительным запахом вблизи шахты "Сосновец". А в результате - очередное напряжение вокруг вопроса о поставках угля. Все это показывает многослойное и все менее контролируемое нарастание злобных эмоций, агрессии и враждебности с обеих сторон. И это только часть "головоломки", касающейся вопроса, можно ли было избежать военного положения.
В-третьих: экономика есть основа материального быта народа. Пороки экономической политики в теории и на практике, а также нарастающий кризис во второй половине 70-х годов, последствия неурожая, разного рода упущения и ошибки организационного и персонального характера, наконец, усиливающиеся свободолюбивые настроения - все это в сумме послужило импульсом для событий июля, августа и сентября 1981 г. Были достигнуты исторические соглашения. Я говорю о них с уважением для здравомыслия и ответственности обеих сторон. Однако экономическая цена этого была велика. Половина из известных "21-го требования" (21) на деле означала: работать меньше, получать больше. Происходил глубокий спад производства, особенно чувствительный в области добычи угля. Был нарушен обмен промышленными и сельскохозяйственными товарами. Одновременно нарастала волна необоснованных требований, лавина "пустых" денег. В результате - кошмар пустых магазинов, голые полки, хвосты очередей, отключения электричества, нехватка бензина и километровые очереди автомашин перед заправками. К этому следует добавить официальное заявление о резком сокращении с 1 января 1982 года советских поставок нефти и газа, а также других основных товаров и сырья, что обосновывалось конкретно и логично, можно сказать с математической точностью, серьезными нарушениями поставок с нашей стороны, плюс антисоветизмом. Можно считать, что не случайно сокращение поставок совпало по времени с первым этапом съезда "Солидарности" и, в особенности, с гневно воспринятым "Посланием к трудящимся Восточной Европы".
Совпадение ограничения поставок с разрухой в нашей экономике угрожало энергетическим кризисом, что в условиях зимы означало не только экономическую, но и биологическую катастрофу. Военное положение на деле предупредило ее. Все это подробно документировано.
Сохранились протоколы, справки и донесения. Даже сегодня ознакомление с ними вызывает потрясение. Особенно ежедневные сводки Дежурной оперативной службы Правительства (ДОСП) (22). Наиболее драматические из них за период конца ноября-начала декабря 1981 года были включены в качестве приложения #2 к тексту, опубликованному в "Исторических тетрадях" #126 парижской "Культуры".
Перечитывая в процессе ознакомления с актами Прокуратуры ИНП (Института национальной памяти) стенограмму последнего перед введением военного положения заседания Совета Министров 7 декабря 1981г., я напрямую ощущаю угнетающее воздействие этого документа. Стенограмма показывает нависшую над страной угрозу, весь драматизм сложившегося положения. Этот реальный документ, предназначенный для внутреннего пользования, впечатляет своей правдивостью и своими деталями. Министр внешней торговли и заместители министров химической и легкой промышленности с тревогой предупреждают, что, начиная с третьей декады ноября и в декабре, происходит спад поставок нефти и, в связи с этим, бензина со всеми вытекающими отсюда последствиями для экономики и населения. Проще говоря, это предчувствие, а в действительности - явное предостережение перед тем, что грозило стране с 1 января 1982 года. Нарушение карточной системы. В ближайшем будущем просматривалась нехватка хлеба. Люди мерзнут в длинных очередях. Имеют место случаи агрессии, нападения на автомашины, доставляющие товары, попытки помешать их разгрузке и нормальной продаже товаров. Бешеная спекуляция. Резко снизился экспорт, особенно угля, соответственно - тяжелый удар по импорту. Город не поставляет средства производства и другие товары для села. Село перестает снабжать город продовольствием, возникает замкнутый круг.
Органы власти на местах парализованы и не в состоянии обеспечить снабжение населения. Очень плохо с дисциплиной труда, рост прогулов. На многих предприятиях выдвигаются требования необоснованных выплат. В семи воеводствах местные правления "Солидарности" объявили на предприятиях забастовочную готовность. В министерствах атмосфера страха и апатии. "Солидарность" явно нацелена на захват власти. Все более агрессивной становится КПН (23). Растет число эксцессов, в том числе антисоветских провокаций. Резкий рост уголовной преступности, бунты в тюрьмах. Захват общественных зданий. Усиливающаяся анархия ощущается повсеместно. Раздаются голоса, что без чрезвычайных мер нас ожидает невообразимая катастрофа.
Подводя итог заседанию СМ 7 декабря 1981 г., я дал ряд конкретных указаний по вопросам функционирования государственных органов власти, а также в области экономики, особенно, в сфере удовлетворения потребностей населения. Обратил внимание на обеспечение бесперебойной работы транспорта и связи. В свете союзнических отношений это имело ключевое значение. Любая задержка на линиях Восток - Запад могла иметь тяжелые последствия. Поэтому Генштаб спланировал их охрану силами воинских частей (около 10 тысяч солдат плюс группы контроля), а также воздушное патрулирование трасс с использованием вертолетов. Это касалось главным образом нервных узлов и отрезков: трех шоссейных и трех железных дорог.
Таким образом, во время заседания Совета Министров я полностью сознавал, в каком положении мы находимся. Тем не менее, я не предложил ввести военное положение. По-прежнему жила надежда на достижение соглашения. Положение в экономике - это тема необъятная, как океан. Не хотелось бы, чтобы оценка экономического положения прозвучала односторонне, в упрек "Солидарности". На разных ее этажах и в отдельных группировках имелись различные оценки и делались разные шаги. Напомню слова Леха Валенсы, сказанные в ноябре 1981 г: "Я останавливаю одну забастовку, а десять команд ездят и начинают новые".
В условиях паралича экономики и тотального дефицита не все представители властей оказались на высоте. На разные слабости и пороки указывала "Солидарность". Одни ее замечания были обоснованными, другие носили политический, вредный подтекст. На персональные бюрократические проколы обращали внимание также военные территориальные оперативные группы, предлагая одновременно необходимые меры по их устранению. В результате продолжался процесс многочисленных изменений. Но это - с одной стороны, поскольку большинство представителей власти были людьми честными и компетентными. Однако, в столь непривычных, ошеломляющих условиях некоторые руководители метались из стороны в сторону, не успевая "затыкать дыры". Одновременно мы хотели, что всегда было для нас вопросом принципиальным, обеспечить широкие, сегодня в значительной степени уже не существующие, социальные блага, в том числе общественное питание.
В своем выступлении в качестве премьера 12 февраля 1981 г. я назвал 10 главных задач. В основном они касались именно социально-бытовой сферы, что было важно в общественном и моральном плане. Вместе с тем, в течение всего периода существования Народной Польши это было непосильной ношей для нашей экономики. Здесь я должен отметить, что нынешняя противоположная крайность приносит обществу ощутимые тяготы и ущерб. Я уже не говорю о невероятных, зачастую ничем не обоснованных материальных и социальных контрастах, которые, как мне кажется, должны вызывать идейный дискомфорт хотя бы у лиц с левыми взглядами.
Возвращаясь к вопросу, можно ли было избежать военного положения, необходимо тщательно и глубоко оценить экономические реалии того времени и их общественно-политические последствия. К сожалению, сегодня этого не происходит. Понятно, что это невыгодная тема, особенно когда речь идет о забастовках. Некоторые известные политики и историки даже утверждают, что забастовки вызвали в целом по стране лишь незначительное сокращение рабочего времени. Легковесность этой оценки удивляет. А куда же исчезли все факторы, связанные с забастовкой: частые объявления состояния забастовочной готовности, а затем раскачка после забастовки, нарушения производственной дисциплины, рост аварий, прогулов и т.п.? Наконец самое важное - эффект домино. В хозяйственной структуре того времени, в условиях сокращения поставок угля, топлива, электроэнергии, при ограничении возможностей импорта и абсолютной невозможности их восполнить остановка производства в одном звене обрывала кооперативные связи, возникала целая цепь катастрофических последствий. Давно пришло время, чтобы толково, объективно прояснить и это "белое пятно".
Все время возвращаюсь к мысли, к вопросу, что можно было сделать для улучшения функционирования экономики 25 лет тому назад? Как на пути соглашений и согласований предотвратить экстремальные решения? Ясно одно: для немедленного радикального изменения экономической ситуации шансов не было. Все наши надежды были связаны с осуществлением фундаментальной реформы. В состав созданной с этой целью Комиссии вошли многие выдающиеся, известные экономисты и практики. Ее оценки и предложения, в те времена новаторские, а в сумме противоречивые были приняты и поддержаны властями. Они легли в основу согласованных с "Солидарностью" законов "О рабочем самоуправлении" и "О предприятии".
На встрече представителей Правительства - проф. Владислава Баки и проф. Здзислава Садовского с представителями "Солидарности" Яцеком Меркелем и Гжегожем Палка 27 ноября 1981 г. были достигнуты очередные договоренности, хотя некоторые вопросы пока оставались открытыми. Договорились о следующей встрече 4 декабря. К сожалению, представители "Солидарности" на нее не явились; путь к переговорам был блокирован. Верх взяла жесткая линия, принятая руководством "Солидарности" на съезде 3 декабря в Радоме: "Солидарность" категорически отказалась от предложенного Правительством взаимного "прекращения огня". Жаль, поскольку для начала с 1 января (новый бюджетный год) комплексной экономической реформы требовалось специальное постановление Совета Министров по данному вопросу. Действие этого постановления закончилось бы в момент вступления в жизнь согласованного с "Солидарностью" целого пакета законов, определяющих окончательное направление экономической реформы. Блокирование этой возможности на пороге нового хозяйственного года стало одним из факторов, сформировавших ситуацию, которая привела к ведению военного положения.
И еще одна знаменательная особенность. Катастрофическое положение в экономике вело к катастрофическим последствиям для общества, к тяготам в повседневной жизни поляков. Поэтому независимо от реформирования системы, необходимы были срочные параллельные меры, которые позволили бы облегчить положение людей. В этих целях неоднократно, в последний раз 12 декабря, власть предлагала создание совместной Рабочей комиссии: Правительство и профсоюзы, в частности "Солидарность", а также отраслевые и независимые профсоюзы, союзы сельскохозяйственных кружков и т.д. Ясно, что удельный вес участников был разный, но все они были заинтересованы, а, главное, обязаны активно участвовать в решении наиболее острых проблем людей труда. "Солидарность" неизменно уклонялась от участия в этой Комиссии. Она признавала возможными лишь двусторонние переговоры: Правительство - "Солидарность". Такая позиция этого профсоюза - горячего сторонника плюрализма и демократии выглядела в тех условиях, по меньшей мере, странной. Для власти это послужило еще одним тревожным сигналом. Сегодня мы можем только удивляться, почему данный эпизод, по сути - еще одно "белое пятно", остается в стороне от внимания политиков и историков.
Неудача с созданием вышеупомянутой Комиссии не остановила дальнейших поисков и инициатив. Их масштабы были расширены и перенесены в политическую плоскость. И здесь я подхожу к следующему моменту.
В-четвертых, возможность достижения соглашения и отказа от введения военного положения открывала уже упоминавшаяся "Встреча троих", состоявшаяся 4 ноября 1981 г. Она закончилась совместным заявлением: "Встреча признана полезной, и является подготовительным шагом на пути к дальнейшим консультациям по существу имеющихся проблем". Встреча вызвала большой интерес в стране и за рубежом, пробудила надежду в измученном польском обществе. Она широко освещалась в СМИ, обсуждалась на многочисленных совещаниях и дискуссиях. Я говорил об этом с представителями различных слоев общества, с Президентом Польской Академии Наук проф. Александром Гейштором, с известными в стране генералами Зигмунтом Берлингом, Яном Радославом Мазуркевичем, Франтишеком Скибиньским, со многими гражданскими и военными лицами. Большой интерес был проявлен в партийных рядах - по данному вопросу было опубликовано письмо Политбюро ЦК ПОРП. Полную и активную поддержку встрече оказали Объединенная Крестьянская партия и Демократическая партия, многие общественные организации.
Соответствующие старания предпринимал и Костел. Наутро после "Встречи троих", т.е. 5 ноября Примас Польши отправился в Рим. Насколько мне известно, Папа-поляк воспринял информацию о встрече с одобрением и надеждой.
Что же случилось вслед за этим, почему эти содержательные консультации и сами встречи не были продолжены? Я поднимал этот вопрос многократно, но безрезультатно; ответа не было. В различных книгах, статьях и трудах, за немногими исключениями (последнее - статья Петра Скуры в газете "Трибуна"), авторы касались этой темы в общем плане или вообще ее избегали. У тех, кто винит нас за введение военного положения, эта тема вызывает неловкость. Ведь необходимо правдиво и конкретно ответить на вопрос: почему то, что было отвергнуто в ноябре 1981 г., смогло произойти в августе 1988 г? Кто к этим консультациям стремился, призывал и настаивал на них, а кто от них уклонился? Мы, естественно, не знаем, каков бы был их результат - успех или провал? Позиции сторон резко расходились. Образовались горы недоверия. Все мы были пленниками стереотипов. Но ясно одно, когда на глазах у всей Польши при участии представителей Церкви начинаются серьезные переговоры, общественные эмоции охладевают, настроение на конфронтацию отступает. Возможно ли в этих условиях военное положение или интервенция? Вот вам один из ответов на вопрос, можно ли было избежать военного положения. В тех условиях этот смелый шаг позволил бы, как говорится, вставить ногу в приоткрытую дверь, стал бы попыткой создания какой-либо разновидности ограниченного политического плюрализма. Только и всего, но с точки зрения перспективы - столь многого. Ясно одно, отсутствующие всегда не правы.
Здесь я должен сказать о распространенном мнении, что со стороны власти это была всего лишь уловка, что введение военного положения было давно предрешено и решение на этот счет было окончательным. Меня удивляет, что историки, занимающиеся военным положением, в своей обвинительной страсти попадают в смешное положение. Например, специфически подобранные положения протокола заседания Политбюро ЦК КПСС от 10 декабря воспринимают как нечто святое. Но при этом полностью игнорируют их необычайно важную тональность. Приведу несколько фрагментов: "Из того, что говорит Ярузельский, ясно следует, что он нас водит за нос? Из переговоров с Ярузельским следует, что они еще не имеют твердого решения о введении военного положения... Ярузельский заявляет: - Мы примем решение об операции "Х" тогда, когда ее нам навяжет "Солидарность". Это очень опасный симптом... Похоже, что Ярузельский либо скрывает от своих товарищей план конкретных действий, либо попросту уклоняется от проведения этого мероприятия". "...Я склоняюсь к тому, что польские власти не решатся на конфронтацию и, возможно, выступят только тогда, когда "Солидарность" возьмет их за горло". Подчеркиваю, что это происходило 10 декабря.
Несколько ранее, 16 ноября 1981г. член Политбюро, секретарь ЦК ПОРП Мирослав Милевский в разговоре с послом ГДР Нойебауэром говорил: "Я совершенно открыто разговаривал с В. Ярузельским и изложил ему свою точку зрения. В принципе он не возражал. Но ответил, что должен еще раз попробовать с вариантом фронта согласия. Может быть, еще есть шанс. Он пояснил, что мы пока еще не должны делать окончательные приготовления к конфронтации... В принципе, у меня связаны руки, поскольку я получил указание избегать всего, что могло бы вызвать напряжение".
Вот как на деле выглядела "решимость" и "предрешенность" моих, наших приготовлений.
О чем еще следует напомнить? Замалчивается, что просто удивительно, фрагмент воспоминаний секретаря Польского Епископата, касающийся его доклада 22 декабря 1981 г. Папе Иоанну Павлу II ("Архиепископ Домбровский - беседы в Ватикане", стр. 238-240. Издательский институт ПАХ, 2001г.) (24). Домбровский говорил: "Вопреки предостережениям церкви, "Солидарность" наращивала выступления и стремилась к власти. Она отказалась войти в Совет Национального Согласия, несмотря на то, что 4 ноября 1981г. на встрече у Премьера Валенса дал согласие на участие в нем вместе с Примасом. После встречи с Премьером Общепольская комиссия "Солидарности" дисквалифицировала Валенсу и заявила, что "Солидарность" не войдет в Совет Национального Согласия... Наши беседы на всех уровнях с "Солидарностью" (в частности встреча 9 декабря у Примаса) результатов не дали".
В очередной раз я предлагаю со всей серьезностью отнестись к этой столь авторитетной оценке.
В своей книге "Время назревших перемен" (25), изданной в 1994г. г-н Ярослав Качиньский пишет, что существуют разные мнения относительно "Встречи троих". Одни считают, что это был пропагандистский маневр со стороны ПОРП. Другие рассчитывали, что таким образом можно было бы утихомирить "Солидарность" или хотя бы взять ее под контроль. Наконец, третьи полагали, что Бронислав Геремек и его сторонники торпедировали эту инициативу, опасаясь, что это приведет к усилению позиций костела. Автор заканчивает словами: "Этот вопрос не выяснен до конца и требует серьезного изучения историками". Прошло уже 12 лет, а вопрос все еще "ждет изучения". Надеюсь, что г-н Премьер склонит, наконец, Институт Национальной Памяти к такому основательному, серьезному изучению данного вопроса. С этой целью, г-н Качиньский, возможно, пожелает поддержать намерение - пока биология еще позволяет - организовать встречу упомянутой "Тройки". В ней, по договоренности, могли бы принять участие политики, историки и публицисты, с тем, чтобы на базе первоисточников провести анализ и выработать оценку с учетом информации того периода и настоящего времени. Свою готовность к такой встрече я неоднократно заявлял и подтверждаю. Это очередное "белое пятно" должно быть выяснено до конца. Мы обязаны сделать это перед лицом истории и, прежде всего, для широкого общественного мнения в Польше и за рубежом, всех тех, кто с огромным интересом и надеждой ожидали положительного результата осуществления этой инициативы.
Наконец, в-пятых, внутриполитический фактор. Он вытекал из положения в стране. Сегодня упорно проводится мысль о том, что введение военного положения Ярузельский объясняет и оправдывает угрозой советской интервенции, что, якобы, было нереально. Речь т.о. шла исключительно о сохранении своего кресла. На чем основывается эта манипуляция?
В своих выступлениях и статьях я упорно повторяю: расчеты с совестью нужно начинать с себя, с нас, поляков, стоявших по обе стороны политической баррикады того времени. Ясно, что внешнюю угрозу нельзя было оценивать в отрыве от многопланово осложняющейся и катастрофически обостряющейся внутриполитической ситуации. В реалиях антагонистического разделения Европы и всего мира и хрупкого, нестабильного равновесия между Востоком и Западом, с учетом нашего ключевого геостратегического положения - польской оси, развитие событий в тот период времени, на фоне нарастающего напряжения в 1981г., по своей неумолимой логике вело к драматическому превращению польского вопроса в вопрос международной политики. Только очень наивные или очень циничные люди могут этого не замечать.
На ситуацию того периода нужно посмотреть трезво с расстояния сегодняшнего дня. Одни говорят, что интервенция была не реальна. Другие утверждают, что интервенция была неизбежна, была предопределена. За первой точкой зрения зачастую просматривается желание возложить всю вину на Народную Польшу, ее руководителей, т.н. авторов военного положения.
Если считать ПНР страной несвободной, подчиненной чуждому давлению, находящейся скорее в состоянии оккупации, тогда как же тогда понимать т.н. готовность советской стороны примириться с антисоциалистической диверсией, несущей в себе угрозу всему соцлагерю? И далее, те же лица, которые считают, что СССР и Варшавский Договор имели намерение и обладали потенциалом, достаточным для нападения на Западную Европу, вместе с тем утверждают, что СССР был бы не в состоянии осуществить локальную интервенцию ограниченного характера в сфере своих непосредственных интересов. В качестве подтверждения "обоснованности" этого положения приводятся ссылки на отдельные архивные данные, которые после специального отбора стали доступными польской стороне. А у нас эти данные были еще раз специально отобраны и после этого преданы гласности, т.е. подверглись двойной селекции. И вот такого рода ссылки должны, якобы, служить доказательством обоснованности упомянутой точки зрения. При этом само за себя говорит невнимание к другим, серьезным источникам. Профессор, генерал Дмитрий Волкогонов был председателем Комиссии Верховного Совета Российской Федерации по вопросу передачи архивов КПСС и КГБ в целях их научного и общественного использования. На их основе 19 июня 1994г. в газете "Известия" он пишет: "Готовилась интервенция в Польше". Прошло уже 12 лет, но не слышно, чтобы кто-нибудь пошел по этому следу.
Теперь о сторонниках другой точки зрения. Среди них, помимо прирожденных русофобов, есть и такие, которые в отношении тогдашних союзников демонстрировали политическую любезность, говорили о дружбе и доверии. Сегодня некоторые присоединяются к модному хору: "Во всем виноваты русские". Свою поддержку военного положения они оправдывают исключительно нависшей "черной тучей с Востока". Да, такое было. Но при этом необходимо помнить, что возможность того, что эта туча реально на нас прольется, мы обеспечили себе сами. Наши внутренние склоки, потеря управляемости государственным организмом, фактическое возникновение двоевластия, вызванные нами хозяйственные перебои у соседей, угроза стабильности и самому функционированию коалиционной инфраструктуры и т.д. Только на этом фоне можно и нужно вспоминать все то, что мы в то время видели "невооруженным глазом". Подтверждение этому можно было позже найти в различных высказываниях и публикациях компетентных лиц, в частности у генералов Виктора Дубынина, Владислава Ачалова, Владимира Дудника. Но, прежде всего, в известном заявлении Брежнева от 1 марта 1982 года: "Если бы коммунисты отступили перед контрреволюцией, дрогнули перед бешеными атаками врагов социализма, стабильность в Европе, а также во всем мире оказалась бы под угрозой". Или материалы из бывшей Чехословакии и бывшей ГДР. Здесь также просматривается характерный для нас отбор. Особенно старательно замалчивается доклад специальной следственной комиссии Парламента Чешской Республики под председательством депутата Павла Толлнера. Его итоговый фрагмент: "Можно догадаться о причинах запланированного и не состоявшегося вторжения. Не последнюю роль наверняка сыграла позиция польской армии под командованием В. Ярузельского, что в декабре 1981 г. привело к введению военного положения". Имеется также обширная документальная информация о запланированной операции "Карконоше", а также о подготовке специальной широкомасштабной акции "Север". Последняя стала известна общественному мнению 21 декабря 2005 года благодаря популярной чешской газете "Mлада Фронта" (26). На следующий день эта информация была опубликована в газете "Трибуна" (27). Весьма красноречиво то, что готовность чехословацких сил к интервенции сохранялась до июля 1982 года, а вооруженных сил ГДР - до апреля того же года.
Недавно в мои руки попал пространный документ, который я направил в Прокуратуру отдела ИНП в Катовицах. Это копия отчета на немецком языке полковника Хартмута Дигутша, бывшего военного атташе ФРГ в Москве. С немецкой педантичностью он описывает и документирует передвижение и дислокацию советских войск в близи восточных и северных границ Польши осенью 1981 года. Привожу перевод последнего предложения: "Вышеуказанная концентрация (войск) может быть использована как район сосредоточения и разертывания сил против Польши и может означать угрозу стабилизации в этом регионе". Логическим дополнением и подтверждением указанного документа можно считать слова бывшего канцлера ФРГ Гельмута Шмидта в его интервью Адаму Кшеминьскому ("Политика" от 23 сентября 1995 г.): "Разведка информировала нас о концентрации советских войск вокруг польских границ" (28). И, наконец, его высказывание для прессы 13 декабря 1981 года: "Сожалею, что это стало необходимостью".
Именно с точки зрения: "необходимо ли?" следует рассматривать оценки и действия демократического Запада в тот период времени. Его антикоммунизм в глобальном смысле сочетался с симпатией и различными формами поддержки и помощи "Солидарности". Для польских властей было весьма существенно, насколько далеко заходила эта поддержка. В особенности, какой реакции следует ожидать, если возникнет необходимость введения военного положения. Ничто не указывало на отсутствие понимания. Единственно, постоянно подчеркивался совет, предложение, чтобы польские проблемы разрешались собственными силами, без внешнего вмешательства. Авторитетное подтверждение этой линии впоследствии можно было найти в мемуарах Маргарет Тэтчер ("Мои годы на Даунинг Стрит", 1993). В частности, она пишет: "...нельзя забывать, что для устранения угрозы советской интервенции мы постоянно твердили: - необходимо позволить полякам принимать собственные решения". Американцы имели полную информацию о наших приготовлениях от полковника Рышарда Куклиньского. Кроме того, рассекреченные в 1997 году донесения ЦРУ, военной разведки, объединенной разведки, Госдепартамента, а также Посольства США в Варшаве подтверждают, что в расчет принимались как интервенция, так и военное положение. Их молчание, отсутствие предупреждений даже во время визита заместителя Премьера ПНР Збигнева Мадея в Вашингтон 6 - 9 декабря 1981 года было для нас свидетельством того, что они готовы отнестись с пониманием к тому, что мы выберем "меньшее зло". Эта захватывающая тема не вызывает должного интереса у "исследователей" военного положения. Давно пора в условиях столь великолепных отношений между Польской Республикой и США тщательно выяснить этот вопрос и информировать об этом общественное мнение. Ибо столь длительное нежелание касаться этой темы вызывает, по крайней мере, удивление и непонимание. Следует надеяться, что Институт Национальной Памяти пожелает восстановить память по данному вопросу. При случае напомню, что вызывает недоумение позиция в тот период I Председателя Верховного Суда РП. В обосновании "чрезвычайного постановления" по делу Рышарда Куклиньского трижды утверждается, что дезертирство Куклиньского было вызвано угрозой интервенции со стороны Советского Союза и других государств Варшавского Договора, о которой он хотел предупредить руководителей государств, имеющих влияние на судьбы мира (29). Трудно предположить, что Председатель Верховного Суда ПР в столь важном с исторической, политической, а, следовательно, и с юридической точки зрения вопросе мог столь определенно высказаться, не имея на то оснований. Попытки внести ясность в этот вопрос мне не известны.
Теперь Восток - Советский Союз, Варшавский Договор. Ситуация в Польше вызывала огромное беспокойство. Существовала потенциальная возможность военного, а также, нужно помнить, экономического воздействия. Продолжалась резкая критика, предупреждения, политическое и психологическое давление. Имели место также действия "под ковром". Различные формы проникновения. Контакты и поддержка т.н. настоящих коммунистов, некоторые из которых, кстати сказать, поощряли интервенцию. Наконец, демонстрация силы, а фактически генеральная репетиция, т.е. беспрецедентные по своим масштабам сентябрьские учения "Запад - 81". Кстати говоря, они проводились параллельно крупным учениям НАТО: "Америкен Экспресс" и "Осенний туман". Началась также новая фаза гонки вооружений - сопоставление по количеству ракет: по одну сторону "Першинг II" и "Круиз", а по другую СС-20. Все это вело к повышению напряженности. Но решения о введении войск не было. Без сомнения, существовало опасение, сознание всех негативных последствий такого шага. По-прежнему хотелось этого избежать. Так было, условно говоря, на момент "Х". А если бы дальнейшее развитие событий, если бы ситуация привела к моменту "Y", к "черному сценарию"? В моем сознании, в наших головах постоянно вставал драматичный вопрос, насколько такой сценарий реален? Профессиональные военные знают, что, оценивая ситуацию, следует также дать оценку, как сил, так и возможных намерений другой стороны. Что касается сил, то они были нам хорошо известны, сил было более чем достаточно. А вот намерения - здесь всегда бывает многое неясно. Говоря языком Валенсы: "не хотели, да вот как бы ни пришлось"? Где здесь информация, а где дезинформация? Как далеко можно идти по пути проб и ошибок? Где находится последняя черта? Как с этой точки зрения оценивать адресованное мне послание Брежнева, утвержденное на Политбюро ЦК КПСС 21 ноября 1981г.? В нем есть такие слова: "Теперь уже абсолютно ясно, что без решительной борьбы с классовым противником спасение социализма в Польше невозможно".
Весь драматизм вопроса: введут войска или не введут? - нашел отражение в официальном письме М. Горбачева от 31 августа 1995г. Не имея возможности прибыть лично в качестве свидетеля по приглашению Комиссии Конституционной Ответственности Сейма РП, он, в частности, писал: "Введение военного положения в Польше было обусловлено не только нарастающим внутриполитическим кризисом, но также и тесно с этим связанным ростом напряжения в польско-советских отношениях... Советское руководство металось в поисках выхода между двумя, одинаково неприемлемыми для него решениями: согласиться с хаосом, охватившим Польшу и влекущим за собой распад всего социалистического лагеря, или отреагировать на события в Польше вооруженной силой... Тем не менее, наши войска, танковые колонны вдоль границы с Польшей, а также достаточно сильная Северная Группа Войск внутри Польши - все это при определенных экстремальных условиях могло быть приведено в действие".
Что считать экстремальными условиями? Обращусь к истории. Последней "каплей", которая рассеяла сомнения генерала Бур-Коморовского и привела к решению о начале Варшавского восстания, оказалась информация, рапорт о появлении нескольких советских танков на Праге. Это обернулось фантасмагорией. Ее цена была страшной. Ситуация, которую описывает Горбачев, не была фантасмагорией. Мы хорошо это знали. Факты, факты и еще раз факты. Как на глазах разрасталась от пополнений Северная Группа советских Войск, расположенных в нашей стране; 4-я Воздушная Армия и, своего рода, воздушный мост. Наши радиолокационные службы регистрировали до 250 перелетов в сутки: с советских аэродромов на аэродромы в Польше. Дополнительно созданные штабы в Легнице и Рембертове. Разворачивается сеть радиолинейной и топосферической связи. На стыке ноября-декабря нарушения движения и многодневные заторы на пограничных СССР железнодорожных узлах. Многочисленные донесения из разных источников, подтверждающие такое положение вещей.
Все четко просматривалось. И именно в этой ситуации последней каплей в деле принятия решения о введении военного положения явилось постановление Общепольской Комиссии "Солидарности" от 12 декабря о проведении 17 декабря многотысячных уличных демонстраций протеста в Варшаве и других городах Польши. Профессор Ежи Хольцер в книге "Польша 1980-1981" (30) пишет: "Руководители "Солидарности" начинали терять контроль над действиями профсоюза. В разных регионах Польши начинало закипать". Температура совещаний руководства "Солидарности" в Радоме и Гданьске явилась тревожным сигналом. Профессор Анджей Пачковский в книге "Полвека истории Польши: 1939-1989" (31) пишет по поводу заседаний в Гданьске: "Преобладали голоса радикальные и безответственные". Несколько раньше, 3-4 декабря подобное происходило в Радоме. Лех Валенса был известен как реалист, сторонник умеренных подходов. Однако именно в Радоме он выступил, по сути, с позиций конфронтации. О том, что это была тактическая уловка, мы смогли прочитать в его книге "Дорога надежды" (32), изданной в 1988г. Но в тот момент, в декабре 1981г. для руководства страны из этого следовал однозначный вывод: если даже Валенса согласен с таким курсом - это означает радикализацию движения "Солидарности" в целом.
Предупреждения и предостережения не помогали. День 17 декабря навис над нами при ясном понимании связанной с ним угрозы. Это просматривается в упоминавшемся уже послании Секретаря Польского Епископата в адрес Папы-поляка от 22 декабря. А несколько раньше было памятное заявление, опубликованное по окончании 181 Конференции Польского Епископата, состоявшейся 25-26 ноября 1981г. В нем сказано: "Наша страна стоит перед лицом многих опасностей, нависают над ней черные тучи, несущие угрозу братоубийственной войны". Другими словами - гражданской войны. Мы, как власть, имели право и должны были видеть и оценивать ситуацию еще более четко.
В Воззвании 13 декабря я сказал: "Нельзя, мы не имеем права допустить, чтобы намечаемые демонстрации стали искрой, от которой может заполыхать вся страна". Во что мог вылиться выход на улицы сотен тысяч людей в условиях политически напряженной, нервной атмосферы того времени? В наших польских генах сохранилась глубоко романтическая и трагическая мифология народных восстаний. И позже: Познань-1956г., Побережье-1970г., а главное - Будапешт. С точки зрения разума трагический опыт предостерегал, сдерживал, но, в то же время, эмоционально возбуждал и подталкивал. "Разумны бешенством!" - я хорошо помнил эти слова великого польского поэта.
Говорят: это была другая историческая эпоха, "Солидарность" не разбила ни одного окна. Это правда, но часто "Солидарность" не была в состоянии овладеть стихией. В подтверждение - многочисленные "дикие" забастовки и эксцессы. Что могло послужить детонатором? Случай? Возможная с любой стороны провокация? Причем, и это очень странно, руководство страны все время упрекали в преднамеренном провоцировании различных столкновений и инцидентов, якобы, с целью применения силы. А тут 17 декабря, в вечернее время появятся на улицах огромные толпы - "легко воспламеняющийся материал", притом, что в стране полно разного вида оружия! И, несмотря на предостережения, готовится рискованное, крайне опасное мероприятие.
Возникает вопрос о его истинной цели. Что будет дальше? Какими расчетами и соблазнами руководствовались инициаторы? Что можно подумать о доходивших до нас сведениях насчет планов захвата Комитета по делам радио и телевидения и других объектов? Учитывался ли организаторами авантюризм Конфедерации независимой Польши, а также ряда не контролируемых группировок и безответственных лиц?.. Гремели фанфары радикалов, головы шли кругом. Анджей Розплоховский, известный деятель Горно-Шленской "Солидарности" публично заявил: "Нужно так долбануть, чтобы кремлевские куранты заиграли "Мазурку Домбровского" (польский гимн). Грозились нас и "шапками закидать". Богдан Борусевич правильно оценил, что "наступил амок" - "психоз, навязчивая идея, сумасшествие", как сказано в Словаре иностранных слов. Утрата чувства реальности охватила даже узкий круг руководителей "Солидарности". Человек, которого я особенно уважаю и ценю за его смелость и открытость (и поэтому не называю здесь его имени - оно есть в документах), выступая в качестве свидетеля перед Комиссией Конституционной Ответственности в апреле 1995 года, признал, что конфликты 1981г. напоминали игру в рулетку: пронесет - не пронесет. Более того, на вопрос, имеет ли право какая-либо организация действовать по принципу игры в рулетку, притом, что нельзя исключать интервенцию извне, его ответ был шокирующим: "...если бы даже дошло до советской интервенции, то это, очевидно, было бы злом. Но народы и не такое переживали. Разве венгерский народ и венгерское государство исчезли после 1956 года? А Чехословакия после 1968 года исчезла? Если в условиях осуществления интервенции все общество, весь народ могут продемонстрировать солидарность, единство и т.д., то в перспективе последующих десятилетий со стратегической точки зрения все, возможно, могло бы закончиться положительно... Известно, что в политике бывает так: то, что кажется великим благом, обращается в свою противоположность. А то, что нам представляется трагедией, может превратиться в то, что через столетия будет иметь весьма позитивный эффект". Вот образец мышления в духе безудержного апофеоза Варшавского восстания.
Мое, наше понимание было иным. Судьбой народа, страны нельзя играть в рулетку. Пока не поздно, нельзя допустить экстремальную ситуацию. Даже ценой меньшего зла, непопулярных и неприятных последствий, нужно предотвратить наихудшее. Так возникло 13 декабря 1981 года. При его оценке вопрос о17 декабря не должен оставаться "белым пятном".
История каждого народа и каждой страны - это не только сумма фактов, имевших место, но и событий, которых удалось избежать.
< ... >
Подходя к концу, не могу обойти молчанием некоторые существенные вопросы. По отношению к читателю с моей стороны было бы непорядочно делать вид, что я был иным, чем на самом деле. В условиях послевоенного мира союз, дружественные отношения с Советским Союзом, несмотря на вытекающие из этого разного рода неприятные и болезненные последствия, я считал для Польши оптимальными. Географическое положение наше страны не позволяло и не позволяет ей быть "свободным электроном". Когда-то неизбежным для нас был Варшавский Договор. Теперь мы устремились в НАТО. Мы, однако, находились в особом положении. Ни одно государство Восточного блока не стояло пред лицом столь ключевого выбора: "что и за что". Речь идет о Западных землях. Это звучит горько, но это факт: если бы в 1944-1945г.г. Польша не стала бы страной зависимой, не вполне суверенной, она неизбежно превратилась бы во второразрядное, неполноценное государство. Напомню, что в 1939г. Гдыню отделяло от границы с Германией 18 км, а Катовице - 10 км. Приведу личное воспоминание. В марте 1939г. мы, затаив дыхание, слушали выступление в Сейме министра Юзефа Бека. Мне особенно запомнились два предложения. Одно из них - о чести, его часто вспоминают сегодня. И второе: "Польша не позволит оттолкнуть себя от моря!" - эти слова сегодня почему-то забывают. Хорошо известно, сколько было того моря. А сегодня - 500 км побережья. Это скачек не только в области географии, но и в деле всестороннего развития польской нации. А ведь это не с неба свалилось. Об этом должны помнить особенно те, кто 45 лет Народной Польши трактуют как "черную дыру" в ее истории. Добавлю здесь, что нам, стоявшим у власти в бурном 1981, постоянно сопутствовало сознание того, что в вопросе о границе по Одре и Нысе Лужицкой, Запад еще не сказал своего последнего слова. В свою очередь, за наш счет укреплялась в соцлагере позиция ГДР. Продолжался спор относительно Поморского залива, водного пути Щецин - Свиноустье. Годы спустя Комиссия Сейма по защите Конституции получила архивные материалы бывшей ГДР, содержащие план ввода дивизий ГДР на территорию Польши.
Спрашивается, не могло ли случиться так, что в результате столь масштабных беспорядков в Польше, начались бы попытки корректировки, пересмотра нашей западной границы? Ведь до сих пор не аннулирована Потсдамская формула об окончательном урегулировании границы путем подписания мирного договора. В условиях драматически неустойчивой ситуации в Европе на кого мы могли рассчитывать? Какова будет реакция на все это со стороны главного гаранта, который до сих пор обеспечивал мир Европе? Нам со Станиславом Каней неоднократно об этом напоминали.
Могла ли наша "восточная политика" быть иной? В ряде практических вопросов, при принятии некоторых решений - да. Но, в общем и целом - нет. Приведу в очередной раз слова профессора Збигнева Бжезинского из книги "Единство и конфликты", изданной в 1964 году: "Враждебно настроенные в отношении коммунизма и России поляки не должны забывать, какова была бы роль Польши в союзе с Западом. В мировом масштабе она занимала бы место после Америки, Германии, Франции, Италии и многих других государств. С учетом фундаментального значения Германии для американцев, Польша была бы обречена на поражение в любом польско-германском конфликте. В социалистическом лагере - противоположные пропорции. Польша является крупнейшей страной народной демократии после Советского Союза и Китая, а в Европе занимает второе место после СССР". Профессора Бжезинского у нас цитируют почти стоя на коленях, а его вышесказанные слова, как правило, тихо замалчиваются.
В этом был свой смысл. Не только потому, что Польша была "второй" или "третьей" по счету. Она была попросту иной. В различных областях, особенно после Октябрьского перелома Владислава Гомулки, страна "впала в ревизионистский уклон". Потом бывало по всякому: два шага вперед, один шаг назад. Но бросать в один "тоталитарный мешок для сателлитов" Польшу первой половины 50-х годов и Польшу второй половины 80-х - это бессмыслица и грубая натяжка. А 1981 год? Ведь натянутая струна не была порвана именно благодаря достаточной степени доверия, которую сумела обеспечить наша правящая команда и, в особенности, Войско Польское.
Что касается демонстрации союзнической надежности, разных ритуальных высказываний и жестов, то это было условием преодоления кризиса собственными силами. Нас обвиняют, что мы не заявляли публично об угрозе интервенции. Во-первых, об этом красноречиво говорили факты, а не слова. А во-вторых, каждый, кто умел слушать, читать, думать мог найти в публичных источниках, не говоря уже о закрытых совещаниях и заседаниях, неизменно повторяющийся призыв: наши польские проблемы мы должны разрешить сами, собственными силами. В частности, я заявлял об этом с трибуны IX съезда ПОРП 19 июля, а также в обращении 13 декабря 1981 года: "Этот кризис мы должны преодолеть собственными силами. Мы должны отвести угрозу собственными руками". Инсинуации, что мы рассчитывали на так называемую братскую помощь - это попросту бред. Это было бы самоубийством - не военное положение, а реальная война со всеми ее ужасными последствиями. Она не пощадила бы никого, ни сторонников "Солидарности", ни союзников власти. Война стала бы катастрофой для Польши, опасностью для Европы и всего мира.
Встречаются и такие замечания, что, мол, Румыния и Чаушеску сохраняли и проявляли большую степень самостоятельности. Это правда. Я наблюдал в близи, на разных встречах и совещаниях демонстрацию особого мнения. За это Чаушеску хвалили на Западе, награждали медалями, присвоили британский дворянский титул. Я перестал этому удивляться, узнав об известном политическом шоу под названием "Чтобы Польша была Польшей". На нем премьер Турции, который за месяц до декабря 1981 года произвел у себя кровавый переворот, учил нас демократии. Но вернемся к Чаушеску. Его "петушиные" жесты и позы не имели существенного значения. Находясь на геополитической обочине, он мог это себе позволить. Главное, что за это расплачивался румынский народ, который терроризировали и держали "в ежовых рукавицах" и нищете. В геополитических реалиях того времени, в условиях существовавшего в нашей стране государственного строя, Польша сохраняла оптимальный курс. Поэтому я не собираюсь, исходя из конъюнктурных соображений, дистанцироваться от политики того времени. И сегодня, независимо от исторических событий и противоречий, я уважаю Россию, самоотверженный и многострадальный российский народ. Буду рад, если отношения между Польской Республикой и Российской Федерацией в интересах обеих сторон станут лучшими, чем сегодня.
Оценивая Народную Польшу, я не собираюсь плыть по течению, с легкостью от нее дистанцируясь и отказываясь. Со всеми своими даже врожденными пороками она была государством поляков, просто Отчизной. В ПОРП, во власти в широком смысле и среди ее сторонников было много людей умных, честных, самоотверженных, понимающих патриотизм как службу Польше такой, какой она реально могла быть в те времена. Конечно, встречались и преступления, бесчестность, глупость, "деятели" разного рода - зазнайки и конъюнктурщики с партийным билетом в кармане. Надежды на то, что партия будет "не такая же", оказались слишком оптимистичны. Фундаментальные перемены были неизбежны. Но, попробуем сопоставить все это с тем путем, который несколько раньше и отнюдь "не в белых перчатках" прошли западные демократии, а также, наравне с нами, соседи по соцлагерю. Каков был наш польский вклад? Это четко сформулировал на конференции 22 июля 2006 года Мечислав Раковский. Тем, кто не читал, советую: газета "Трибуна" от 24 июля и журнал "Сегодня" #11 с.г (33). Его оценка тем более красноречива, что автор хорошо известен своей политической и реформаторско-публицистической деятельностью. Ее увенчал период, когда в качестве Премьера он содействовал эволюционному, без потрясений переходу к принципиальным переменам политического строя в нашей стране.
К мыслям, высказанным на этой конференции, я хотел бы добавить важный, с моей точки зрения, акцент. Перепись населения в 1946 году показала, что в Польше проживают около 24 млн человек. По переписи 1988 года - 38 млн человек. Таким образом в течение 42 лет население страны увеличилось на 14 млн . Это почти столько, сколько проживало в ГДР и больше, чем во всей Чехословакии. В среднем за каждое десятилетие прибывало более 3 млн поляков. Прошло 17 последних лет, и что же? По прежнему - 38 млн. человек. Оценивая времена Народной Польши, не следует забывать, как принципиально окреп потенциал нашего народа, наша национальная сущность. И снова, за все нужно платить. Этим миллионам требовалось обеспечить жизнь в сильно разрушенных войной, небогатых польских городах. Одновременно необходимо было восстановить единственную, подчеркиваю - единственную полностью разрушенную европейскую столицу, осуществить многомиллионную миграцию населения, заселить и развернуть хозяйственную деятельность на землях, которые тогда назывались Возвращенными. Миллионы этих людей нужно было накормить, одеть и лечить, дать им образование и ликвидировать неграмотность, дать им работу и крышу над головой. Масштабы этой гигантской операции, осуществленной, увы, не без известных крупных ошибок, сказывались иногда на ее качестве, ее уровне. В целом, однако, она стала огромным шагом вперед. Многие из тех, кто воспользовался плодами этого процесса, а сегодня недовольные квартирами в панельных домах, забывают, из каких руин, нищенских хат, бараков вышли их отцы и деды. В 80-е годы мы также "грешили", строя панельные дома. Конкретно было построено квартир: в 1982г. -186,1 тыс., в 1983 - 195,8 тыс., в 1984 - 195,9 тыс., в 1985 - 186,9 тыс., в 1986 - 185,1тыс., в 1987 - 191,4 тыс., в 1988 - 189,6 тыс. Это означает, что в те годы жилья строилось в среднем в 2-3 раза больше, чем в последующие полтора десятка лет. Ясно, что это не были апартаменты. И еще не известно, как бы стоял сегодня жилищный вопрос, если бы не нулевой прирост населения. Здесь следовало бы дать более полную оценку периода 1982-1989 гг. Однако, это более широкая тема, требующая отдельной проработки. Я постарался осветить ее в главе "Расчеты с прошлым" в коллективной монографии "Польша под властью ПОРП" (34), подготовленной рядом компетентных авторов. К сожалению, эта книга не вызвала широкого отклика.
Наконец, о месте Народной Польши в Европе и мире. Наша страна действительно не была аутсайдером. Наоборот, она была государством, признаваемым и уважаемым на международной арене. Различные формы сотрудничества, известные польские инициативы, визиты, союзы, договоры, декларации, позиция Польши в ООН. Немалым авторитетом пользовалось Войско Польское. Накануне августовских забастовок, в июне 1980г. мне довелось принимать в Польше с визитом министра обороны Франции г-на Ивон Бурже. В ходе встречи проявилось взаимное уважение и понимание. Наметились и были согласованы интересные перспективы сотрудничества.
Что, однако, следует особо подчеркнуть: Польша, а конкретно ее вооруженные силы вплоть до 1989г. были "рекордсменами" среди стран Запада и Востока, Севера и Юга в деле участия ее представителей - коллективных и индивидуальных в мирных миссиях во многих странах мира. Такое не дается за "красивые глаза". Говорю об этом с гордостью. Войско Польское в каждой его исторической ипостаси было, есть и всегда будет мне сердечно близким.
< ... >
Скорее всего, это последний пространный текст, который я пишу. Хотелось бы, что естественно, защищая свою правоту, вместе с тем более широко оглянуться вокруг. Тем более что поколение, осознанно переживающее это сложное время, постепенно уходит. Знания и понимание этого времени с каждым годом скудеют. Все большую роль играет телевидение, представляющее историю в зрительных образах. И военное положение представляется, прежде всего, в виде танков на улицах, милицейских дубинок, слезоточивых газов, водяных пушек и т.д. и т. п. Все это, конечно, было, даже более драматично (подчеркну здесь трагедию в шахте "Вуек") (35). Но такое видение истории не должно подменять объективную, свободную от политической конъюнктуры оценку крайне сложных условий и особенностей того времени. Ксендз Тадеуш Бартось сказал 26 октября с.г. на страницах "Газеты Выборчей" (36): "...образы порождают убеждения... Побеждает тот, кто сохраняет над ними контроль. Отсюда простой вывод: чтобы изменить мышление людей нужно поменять в их головах образы". Со своей "писаниной" я заведомо в проигрыше. Тем более, что помимо тех самых "образов" наверняка появится множество различных осуждающих мня текстов и высказываний. Учитываю и то, что настоящая статья может вызвать, как бы в виде реванша, разного рода неприятные для меня последствия. Несмотря на это, возвращаясь к исходному пункту, позволю себе сформулировать два принципиально важных вывода.
Первый. "Солидарность", следуя по пути собственных политических амбиций, поддавшись стихии бунта и непомерных требований, не смогла вовремя остановиться. А власть пошла лишь на частичные уступки в деле пересмотра принципов государственного устройства и внутренней безопасности и на этом рубеже остановилась. Возник клинч, узел нестерпимых противоречий, который был драматическим, болезненным образом разрублен введением военного положения.
Второй. С точки зрения исторической перспективы "Солидарность" была права. В итоге, ее видение и стремление к демократии победило, хотя, на практике не в той форме, как это представлялось в общественно-экономических постулатах 1980-1981 годов. Мы, то есть власть, правильно оценивали ситуацию, мы были правы с точки зрения прагматической. Это позволило предотвратить катастрофу и придти к такому положению, при котором перемены смогли произойти не в форме опасного разрушения, а в форме управляемого, спокойного демонтажа. Без осуществления мероприятий власти, неизвестно, когда и как удалось бы реализовать цели "Солидарности".
Верю, что история, может быть через много лет, это подтвердит. Главное, чтобы сегодня она не разделяла поляков.
Примечания:
1. Gazeta "Nowy Swiat", Warszawa, 24-25.10.1992.
2. J. Kaczynski, L. Kaczynski "O dwoch takich?", s 117, Warszawa, 2006.
3. "Крест ссыльных в Сибирь", учрежден 17 октября 2003 г. Им награждаются граждане Польской Республики, высланные в Сибирь и Казахстан после 17 сентября 1939 г.
4. W. Jaruzelski "Stan wojenny. Dlaczego", Warszawa, 1992.
5. W. Jaruzelski "Pod prad", Warszawa, 2005.
6. W. Jaruzelski "Jeszcze raz o stanie wojennym", Zeszyty Historyczne, nr 126, s 2-54, Paryz, 1998.
7. Bogdan Borusewicz "Konspira", Paryz, 1984.
8. Teresa Toranska "My", Warszawa, 1994.
9. Игнацы Мостицкий(1867-1946), Президент Польши в 1926-1939гг.
10. Славой Складовский (1885-1962), Премьер-министр Польши в 1936-1939гг.
11. Maly Rocznik Statystyczny 1939, Warszawa.
12. Петр Ярошевич (1909-1962), Премьер-министр Польши в 1979-1980гг.
13. Рышард Куклиньский (1930-2004), офицер Генерального Штаба Войска Польского, с конца 60-х годов сотрудничал с американской разведкой, накануне введения военного положения бежал в США.
14. "Kultura" nr 4, c 9,27, Paryz, 1987.
15. Стефан Братковский (род. в 1934г.), журналист, писатель, активный деятель "Солидарности"; "Gazeta Wyborcza", Warszawa, 1991.
16. Анджей Верблян (род. в 1924г.), историк, политический деятель, секретарь ЦК, член Политбюро ЦК ПОРП(1974-1980), вице-маршалл Сейма (1971-1982).
17. Tygodnik "Dzis", nr 7, Warszawa, 1995
18. Ежи Вятр (род. в 1931г.), социолог и политолог, деятель ПОРП, министр народного образования(1996-1997), профессор Варшавского Университета.
19. Яцек Куронь (1934-2004), историк, педагог, общественный и политический деятель, один из руководителей демократической оппозиции и "Солидарности", министр труда и социальной политики (1989-1990 и 1992-1993); "Robotnik", nr 78 от 27,08,1981,Warszawa.
20. Бронислав Геремек (род. в 1932г.), активный деятель оппозиции и "Солидарности", министр иностранных дел (1997-2000), депутат Европейского парламента с 2004г.
21. 21 требование Межзаводского забастовочного комитета "Солидарности" от 17 августа 1980 г. Эти требования носили, в основном, политический характер: создание независимых от ПОРП свободных профсоюзов, свобода слова и доступ к СМИ, прекращение преследования за политические убеждения, а также проведение коренных преобразований в экономике, сокращение пенсионного возраста, реформа здравоохранения, отмена партийных привилегий и т.д. В 2003 г. эти положения были включены в документ ЮНЕСКО "Память мира".
22. ДОСП - Дежурная оперативная служба Правительства, которая ежедневно докладывала руководству страны о положении на местах, в частности, о настроениях среди населения, очагах напряжения и конфликтах, трудностях со снабжением, элементах анархии и паралича в работе госорганов, росте преступности, а также о ситуации в приграничных воеводствах.
23. КПН - Конфедерация независимой Польши, политическая партия крайне националистического и антироссийского толка, организована в 1979г. Лешеком Мочульским (род в 1930г).
24. "Arcybiskup Dabrowski - Rozmowy w Watykanie", c 238-240, Warszawa, 2001.
25. J. Kaczynski "Cas na zmiany", Warszawa, 1994.
26. "Mlada Fronta Dnes", Praha, 21.12. 2005.
27. "Trybuna", Warszawa, 22.12.2005.
28. Adam Krzeminski "Polityka", Warszawa, 23. 09. 1995.
29. Gazeta "Rzeczpospolita", Warszawa, 07.04.1995.
30. Jerzy Holcer "Polska 1980-1981", Warszawa.
31. Andrzej Paczkowski "Pol wieku dziejow Polski - 1939-1989" Warszawa.
32. Lech Walesa "Droga nadziei", Warszawa, 1988.
33. Mieczyslaw Rakowski, gazeta "Trybuna", 24.07.2007, Warszawa; miesiecznik "Dzis" nr 11, 2007, Warzsawa.
34. "Polska pod rzadami PZPR", Wyd. "Profi" 2000
35. Трагедия на шахте "Вуек". При ликвидации забастовки шахтеров, отказавшихся покинуть шахту в связи с введением военного положения, после длительных переговоров 16 декабря 1981г. милиции пришлось применить оружие, в результате чего погибло 9 шахтеров, 21 человек получил ранения.