Мифы под микроскопом

Книжка Нильса Кристи и Кеттиля Брууна "Удобный враг: Политика борьбы с наркотиками в Скандинавии" вышла не таким уж и маленьким по нынешним временам тиражом - 990 экземпляров. У многих специальных изданий тиражи сегодня даже меньше. Однако Центр содействия реформе уголовного правосудия, напечатавший перевод этого шведско-норвежского исследования, предназначал его, по всей видимости, исключительно для служебного пользования. По крайней мере, в магазинах эта книга мне не попадалась. И это очень-очень жаль.

Жаль, потому что совместными усилиями государства и общества в России сейчас практически блокирована сама возможность открытого обсуждения проблемы наркомании и борьбы с ней. А монография Кристи и Брууна как раз и предлагает образец такого обсуждения - без крайностей, без упрощения, без истерики. Нисколько не умаляя значимости фактической стороны этой работы, я хотел бы отметить прежде всего ее интонацию - оказывается, о наркотиках можно говорить вот так, не повышая тона, без гнева и придыхания, как о любой другой общественной проблеме.

Во всякой стране, будь то Норвегия или Россия, борьба с наркотиками основывается на ряде базовых представлений, каждое из которых принимается обществом как аксиома и - в силу кажущейся самоочевидности - не подвергается дополнительной проверке. Поэтому особое место скандинавские авторы уделяют деконструкции "антинаркотических" стереотипов, укоренившихся в массовом сознании. Прежде всего, они демонстрируют фиктивность самого понятия "наркотики", показывая, что "наркотиков не существует": "Их не существует как логической категории, которая бы объединяла вещества с одинаковым воздействием на человека и исключала бы вещества без такого воздействия". Следующим объектом пристального и беспристрастного рассмотрения оказывается миф о непреодолимой наркотической зависимости; затем наступает черед легенды о наркомафии как жестко структурированной организации с единым центром.

Надо заметить, что антинаркотическое законодательство в скандинавских странах исключительно жесткое - достаточно сказать, что и в Швеции, и в Норвегии уголовным преступлением считается даже хранение наркотиков без цели сбыта. Это заставляет Кристи и Брууна задаться вопросом, почему главным врагом общества объявлены именно наркотики - отчего не табак, не алкоголь, не кофе наконец? В чем причина того, что ограничений на продажу спиртосодержащих напитков практически не существует, в то время как самое робкое предложение о либерализации наркорынка вызывает сильнейшее сопротивление?

Ответ исследователей вынесен в заглавие книги: наркотики - это удобный враг. Вино, не говоря уже о кофе, пьет практически каждый, сигарету курите если не вы, то ваш родственник или сосед, - а наркоман для европейского социума всегда остается более или менее чужим. Относительная замкнутость наркоманского сообщества делает его идеальным жупелом и облегчает внедрение в общественное сознание идеи о необходимости жесткой борьбы с распространением наркотиков.

Кроме того, по мнению авторов, реальные проблемы, порождающие наркоманию, - безработица, недостатки системы образования, изменения структуры труда, кризис традиционной культуры - слишком сложны, их решение в рамках существующего общественного устройства не представляется возможным. Поэтому наркоторговец и наркоман оказываются необходимы в качестве замещающих фигур, работающих на подмену причины следствием.

Чрезмерная социализация проблемы, пожалуй, является основным недостатком работы скандинавских исследователей. В своем анализе причин наркомании они исходят из несколько наивного представления о том, что люди начинают принимать наркотики только в подавленном состоянии - "В хорошее утро вы не нуждаетесь в завесе для сознания", - а подавленное состояние, в свою очередь, порождается внешними факторами. Однако версия о социальной детерминированности общественных язв в ходе истории многократно обнаруживала свою недостаточность. Хрестоматийное брюсовское "Верно, не ты и не твой брат, богатый. / Незачем вам воровать" в большинстве случаев не срабатывает - незачем, а все равно воруют.

Впрочем, на недостатках книги задерживаться не хочется - гораздо важнее ее несомненные достоинства. Авторы демонстрируют полную бесперспективность попыток силового решения проблемы: законодательство ужесточается, борцы с наркотиками получают все новые полномочия, уровень наркомании, естественно, остается прежним, репрессии усиливаются - и так далее, по кругу. На определенном этапе профессиональные наркоборцы начинают представлять куда б ольшую общественную опасность, нежели полумифическая наркомафия.

Поэтому авторов волнует не столько даже проблема легализации (с этим словом авторы обращаются достаточно осторожно) наркотических препаратов, сколько создание "более гибких форм контроля" (отсюда, в частности, подробное обсуждение проблемы метадонового замещения). Надо признать, что положительная программа Кристи и Брууна не отличается четкостью и не свободна от некоторых противоречий. Они считают возможным разрешить свободную продажу легких наркотиков и одновременно требуют ужесточить правила торговли табаком и алкоголем; изыскивают разные хитроумные способы, как сделать тяжелые наркотики практически недоступными, и тут же предлагают начать процесс постепенной легализации опиатов, включая героин.

Сходство описанной авторами скандинавской ситуации с ситуацией российской очевидно - общие проблемы, общие предрассудки, общие задачи. Очевидно и то, что основным препятствием на пути либерализации антинаркотического законодательства является не злая воля спецслужбистов или парламентариев, а неготовность общества. Потому вопрос о легализации наркотиков уместно перевести из плоскости практической в плоскость социальной психологии. То есть важна в конечном итоге оказывается не сама по себе легализация, а согласие общества на этот жест. И значит, отсутствие у Кристи и Брууна до конца продуманной положительной программы не столь важно - куда важнее их вклад в разрушение околонаркотической мифологии.

Книга челябинского культуролога Николая Болдырева "Жертвоприношение Андрея Тарковского", вышедшая в издательстве "Вагриус", никаких мифов не разрушает - скорее наоборот, работает на их укрепление. Отношение автора к своему герою сродни отношению к объекту религиозного культа. Тарковский для Болдырева не просто режиссер, но проповедник и пророк. Отсюда изрядное злоупотребление словами вроде "космос", "дух", "природа", не говоря уже об "аурах" и "медитациях" (Болдырев известен, среди прочего, как исследователь дзэна).

Такой подход полностью определяет пристрастия Болдырева. "Вершинным произведением Тарковского доэмиграционного периода" оказывается претенциозный и риторический "Сталкер", причем обосновывает автор свой выбор тем, что этот фильм похож на "некое метафизическое воззвание". Действительно похож, только мне всегда казалось, что в этом его слабость. Если сам Тарковский видел цель искусства в "прикосновении к тому, что не передается словами", то "Сталкер" дальше, чем любой другой его фильм, от этого идеала. Кстати, в другом месте Болдырев определяет "Сталкер" как коан. Каким образом коан в то же время оказывается и "воззванием", я понимать отказываюсь. Впрочем, допускаю, что другие читатели окажутся более успешны в решении этой загадки.

Неравнодушен Болдырев к эклектичному "Зеркалу"; при этом "Солярис", фильм гораздо более тонкий и сложный, несмотря на очевидные срывы в мелодраматизм, оказывается "относительной неудачей". Лучшим произведением режиссера автор книги называет "Ностальгию", хотя очевидно, что центральной картиной Тарковского Болдыреву представляется "Жертвоприношение". Однако последний фильм мастера его биограф даже не пытается оценить - "Жертвоприношение" для него уже не вполне кино, оно по ту сторону искусства и должно, по мысли Болдырева, рассматриваться скорее как акт прямого религиозного свидетельства.

В книге Болдырева много пафоса и глубокомысленности, а манера автора зачастую напоминает о худших жэзээловских традициях. При всем при этом назвать выпущенный "Вагриусом" том неудачным было бы несправедливо. Интересующийся жизнью и творчеством Тарковского читатель найдет здесь немало интересного, особенно в биографической части. Да и отдельные образцы анализа, например сравнение кинематографа Тарковского с параджановским, вполне неплохи. Кроме того, положение спасают огромные, многостраничные цитаты из различных источников.

Подводит автора только настойчивое стремление представить Тарковского визионером и носителем благой вести. Болдырев даже не замечает, что его собственная книга напрочь разрушает эту версию - едва ли человек, всерьез увлекавшийся спиритизмом, антропософией и, стыдно сказать, Кастанедой, так уж подходит на роль апостола. Другое дело, что именно такой уровень духовного поиска и сделал Тарковского гуру советской интеллигенции 70-х - людям, выросшим в условиях метафизического вакуума, Дон Хуан легко мог заменить любое богословие. Здесь, кстати, на память приходит еще одна культовая фигура той поры - Юрий Трифонов с его "городскими" повестями, где ответственными за метафизику оказываются предтечи Кашпировского и Чумака.

В современной литературе присутствуют две основные разновидности мифа о Тарковском. В первом варианте этот миф существует не вполне автономно, оказываясь важнейшей составной частью легенды о великом советском кинематографе (кажется, один из немногих идеологических стереотипов, в полной неприкосновенности сохранившийся с советских времен). В другом - Тарковский рисуется одиноким рыцарем, полностью противопоставленным своему ближайшему окружению. Болдырев выбирает вторую версию - он не склонен рассматривать творчество Тарковского в контексте советского кино, а отрицательными персонажами книги оказываются Марлен Хуциев, Григорий Чухрай, Сергей Бондарчук, не говоря уже о многочисленных функционерах от искусства.

Целый ряд мифов, переливаясь и сверкая, предстает перед нами в книге "Чуковский и Жаботинский: История взаимоотношений в текстах и комментариях" (сокращенно - "ЧиЖ"), составленной Евгенией Ивановой и выпущенной издательством "Мосты культуры - Гешарим". Замысел этого издания, как можно судить из предисловия составителя, родился в ходе работы над письмами Жаботинского Чуковскому, сохранившимися в архиве последнего. Комментарий к ним постепенно выстроился в пунктирно развивающийся сюжет, который Е.Иванова и предложила вниманию читателя.

История отношений будущего знаменитого сиониста и будущего выдающегося литератора началась в 1888-1889 годах, когда они ходили в один детский сад. В 1901 году Жаботинский, сотрудничавший тогда в "Одесских новостях", уговорил редактора газеты поместить материал, написанный Чуковским. "Получив первый гонорар, я купил себе новые брюки (старые были позорно изодраны) и вообще стал из оборванца - писателем. Это совершенно перевернуло мою жизнь", - вспоминал Чуковский в конце жизни о своем журналистском дебюте. Два года спустя по рекомендации Жаботинского Чуковский в качестве корреспондента все того же одесского издания командируется в Англию.

К моменту его возвращения Жаботинский стал убежденным сионистом, Чуковского же, несмотря на определенные симпатии к сионизму, занимали по преимуществу проблемы литературные. Точек соприкосновения у друзей юности становится все меньше, пути их расходятся все дальше. Впрочем, еще раз они оказались союзниками в 1908 году, когда настоящий скандал разгорелся вокруг статьи Чуковского "Евреи и русская литература".

Основная мысль этой статьи заключалась в утверждении неизбежной бесплодности еврея, задумавшего стать русским литератором. Национальные барьеры, по мнению критика, непреодолимы, "духовное сближение наций это беседа глухонемых", и сам Шекспир, попади он в Россию, не поднялся бы выше корреспондента "Биржевых ведомостей". "Чтобы только понять Достоевского, - писал Чуковский, - вам нужно вернуться назад по крайней мере на десять веков - ни годом меньше! - и поселиться, по горло в снегу, среди сосновых лесов, и творить с дикими "гоями" их язык, их бедную эстетику, их религию, ходить с ними в деревянные церкви и есть кислый хлеб - и только тогда прийти на Невский проспект и понять хоть крошечку изо всего, что здесь делается".

Естественно, реакция на статью Чуковского была по преимуществу отрицательной. Литераторы-евреи отказались примириться с мыслью о своей бесплодности - и Зинаида Венгерова, и Аркадий Горнфельд, и Владимир Богораз-Тан подвергли положения критика более или менее обоснованной критике. На стороне автора оказались только антисемиты из "Нового времени" - и сионисты, в том числе и Жаботинский, призвавший евреев работать в своей культуре, а не отдавать себя чужой: "Один малыш, болтающий по-древнееврейски, нам дороже всего того, чем живут ваши хозяева от Ахена до Москвы". Жаботинскому возражали О.Л.д'Ор и тот же Тан, после чего Жаботинский выступил со второй статьей, развивавшей тезисы предыдущей.

Кто бы ни был прав в той дискуссии, это был едва ли не последний раз, когда Жаботинский и Чуковский публично выступали со сходных позиций. Уже на следующий год критик опубликовал в "Речи" статью о Тарасе Шевченко, вызвавшую едва ли не б ольшую бурю негодования, чем его заметки о роли евреев в русской литературе. Попытка доказать, что Украина для великого кобзаря - то же, что Звезда Маир для Сологуба, что Шевченко вовсе не был политическим поэтом, а пафос его творчества не выводится напрямую из его трагической биографии, - все это привело к очередному скандалу, в центре которого вновь оказался Чуковский.

Но на этот раз Жаботинский не был склонен поддерживать бывшего друга. В 1911 году, когда русская печать широко отмечала пятидесятилетие смерти Шевченко, он выступил со статьей "Урок юбилея Шевченко", где, повторив многие из тех штампов, против которых боролся Чуковский, подчеркнул сугубо национальный характер творчества украинского поэта: "Чествовать Шевченко - значит понять и признать, что нет и не может быть единой культуры в стране, где живет сто и больше народов".

Впрочем, в 1916 году старые приятели вполне дружески встретились в Лондоне, и результатом этой встречи стало русское издание книги полковника британской армии Дж.Паттерсона "С еврейским отрядом в Галлиполи" с предисловием Чуковского и сопроводительной статьей Жаботинского. Этот эпизод стал последним в истории взаимоотношений двух бывших одесситов - Чуковский отплатил старшему товарищу за ту помощь, которую оказал ему Жаботинский в начале пути, сюжет завершился.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67