То, что Дмитрий Медведев вновь приедет на журфак, стало известно практически на следующий день, после наделавшего много шума октябрьского визита.
огда, напомню, в Чеховской аудитории журфака президент встретился со своими сторонниками, привезенными в Москву из разных регионов страны. Сотрудники ФСО, обеспечивавшие безопасность мероприятия, не впускали на факультет не понимающих, что происходит, студентов, объявляя с улыбкой на устах, что отменяют и пересдачи зачетов, и лекции с семинарами.
На факультете в тот день были замечены небезызвестные Иван Демидов и Василий Якеменко, курирующие прокремлевские молодежные движения.
Несколько студенток факультета были задержаны за то, что в момент, когда Дмитрий Медведев шел к аудитории, подняли над головами заранее приготовленные бумажки с «несанкционированными» вопросами, вроде «Почему Вы сидите в Твиттере, а Ходорковский в тюрьме».
После отъезда президентского кортежа, на факультет все-таки стали впускать студентов. Я в одном из эссе тогда написал о своем общении с одной из задержанных:
«В комнате никого кроме нее не было. К рюкзаку, висевшему на ее плечах, был подвязан свернутый в трубочку туристический коврик, что, помню, меня немало удивило. Плечи ее мелко подрагивали.
Я приобнял ее и попросил успокоиться.
- Вы молодцы, - сказал я.
- Нет, это была неправильная форма задавать вопросы, - скороговоркой проговорила она, и слезы с двойной силой хлынули из ее чистых глаз.
- Все было правильно, - сказал я, приласкав ее, - Когда-нибудь мы победим.
Вдруг отстранившись и глядя на меня в упор, она спросила: - Кто ты? – и, всмотревшись в лейбл на погоне куртки, конкретизировала - Фанат? Антифа?
- Я - человек-загадка, - глубокомысленно ответил я и пошел прочь».
Студенчество, выпускники факультета, кажется, все журналистское сообщество было возмущено произошедшим. Студентов журфака сперва не впускают на свой же факультет, а потом еще и задерживают тех, кто попытался задать вопрос – примерно в такой тональности бурлил интернет.
Новость с задержаниями сразу попала в топ, и тут же из Кремля пришел сигнал, что Дмитрий Медведев готов вновь прийти на факультет и ответить на вопросы студентов.
В рамках одной из студенческих организаций была создана рабочая группа из 15 человек, среди которых был и автор этих строк – представителей разных курсов, которые взяли на себя обязанности по подготовке визита президента. Вернее, сначала задача стояла иная – встретиться со студентами всех курсов и понять – нужна ли им такая встреча. Там был еще целый ряд вопросов, среди которых – каким образом лучше проводить отбор участников встречи, какие темы они хотели бы поднять на встрече с президентом и другие.
Таким образом, в весьма короткие сроки был составлен доклад нашей рабочей группы, который был передан декану факультета Елене Вартановой во время чаепития, куда также были приглашены все студенты.
После этого нами был составлен и официальный текст приглашения президенту, который был передан ему Иваном Засурским.
В среду, в день студента, факультет журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова вновь принял Медведева.
За день до этого у меня был непростой экзамен, и я пришел домой довольно поздно. В твиттере Веры Кичановой, которая, надеюсь, когда-нибудь вырастет из славы «пострадавшей от сотрудников ФСО студентки», было написано, что она приедет на факультет к восьми.
Зная девчонок, которые становятся решительными в моменты экзаменов и подобных встреч, я понял, что если уж Вера приедет к восьми, то все остальные в надежде занять места поближе, будут дежурить у дверей факультета как минимум с шести тридцати, если и вовсе, на манер фанатов от Apple, не проведут там ночь.
В результате, я подходил к факультету почти в полной темноте – в то самое время, когда фонари уличного освещения уже отключили, а зимнее московское солнце еще не успело проснуться.
Ничего необычного – как всегда два ОМОНовца прогуливаются по Моховой, как всегда останавливаются, заметив щетину на моем подбородке, как всегда, коротко посовещавшись, идут дальше. Во дворе журфака все так же восседает бронзовый Ломоносов, а подле него все также стоит новогодняя елка.
В холле факультета несколько нарядно одетых студентов – как выясняется, пришли сдавать зачет, но после него рассчитывают попасть и на встречу. Прохожу с ними внутрь здания – в передвижении по зданию никто не ограничивает, 201-я аудитория, в которой было решено провести встречу, также открыта. В ней никого, только изредка заходит мужичок в потертой спецовке – проверяет заранее выставленный свет и что-то бурчит себе под нос.
Кичановой нет – еще спит, наверное, сладко в своей девичей постельке, переоценила себя, объявив о своем приходе к восьми.
Я спускаюсь к небольшому кафе возле центральной лестницы, беру ванильный капуччино в пластиковом стаканчике, чтобы взбодриться и немного согреть руки. Мимо проходит парень в камуфляже, с ним ищейка – крепкая овчарка, которая тут же утыкается носом в мои колени, принюхиваясь. Подняв морду и мельком взглянув на меня глазами цвета миндаля, она бредет дальше.
- Дружба дружбой, а служба службой, - будто бы сказала она этим взглядом.
Я возвращаюсь к 201-й. В российских очередях крайне важно обозначить себя с самого начала. Тот, кто пришел первым, обретает особый статус, сравнимый с ореолом мученика, и если народ может обходить друг друга в процессе, едва заметно толкаясь острыми локтями и громко лаясь, то первого обойти им не позволит совесть. Пусть он и пришел за две минуты до тебя, но у него особый статус – кто там после него занимал, я не знаю, но знаю, что я сразу за ним.
Постепенно лавки у входа в аудиторию заполняются людьми. Все взволнованы, понимают, что это важное событие, и рады тому, что могут принять в нем участие. Обсуждают вопросы, которые хотели бы задать президенту.
Эдвард, эффектный парень со второго высшего говорит с улыбкой:
- Я попрошу его взять меня на работу!
- Ага, не ниже замминистра, - отшучиваюсь я, глотнув кофе.
- Нет, ну правда. Как ты думаешь, он мне поможет? – кажется, Эдвард настроен решительно.
- Ну… - не знаю я, что ответить, - а куда ты именно хочешь устроиться?
- Да мне без разницы! Я хочу служить стране и народу, - и чуть подумав, добавляет, - У меня есть план!
Со всех сторон звучит бодрый студенческий смех. Впрочем, все настроены дружелюбно.
Кто-то планирует задать вопрос о туризме в России, кто-то - о прошедших выборах и последовавших за ними митингах, кто-то о том, какую литературу читает Медведев.
- А что хочешь спросить ты? – интересуется Настя, миловидная девушка с накрученными по поводу предстоящей встречи волосами.
- Посмотрим, дадут ли мне слово, - отвечаю я, и, спустя паузу, повторяю короткое – Посмотрим… - именно так, с многоточием, задумчиво.
Дело в том, что я дебютировал как писатель в 2007-м, опубликовав в известном литературно-художественном журнале «Юность» подборку рассказов, среди которых был и «Марш несогласных».
Затем в издательской программе литературной премии «Дебют» вышла совсем уже не политкорректная полудокументальная повесть «Смысл». Я продолжал ходить на митинги, когда это еще не стало трендом, а знакомые, вдруг узнававшие меня на фотографиях с акций протеста, недоуменно задавали лишь один вопрос – «Зачем?», а потом, лишь из вежливости выслушав ответ, решительно заключали – «Все равно вы ничего не добьетесь, а свою жизнь ты загубишь!».
За несколько дней до недавних выборов в Государственную Думу мне позвонил участковый и пригласил на разговор.
- Тут одна бумажка «нехорошая» пришла, - сказал он, сложив руки в пирамиду и разместив на ее пике свою голову, - если не веришь, посмотри.
Я взял бумагу, лежавшую между нами. Там таблица, в которую вбиты люди – человек двадцать, не больше – фамилия, имя, отчество, адрес прописки, паспортные данные, телефоны.
Некоторые выделены рыжим маркером. Среди них – я.
- Ну что, рассказывай, что, где, когда… - вроде бы по-доброму обратился он ко мне, а в завершение разговора попросил не пытаться срывать «наши доблестные выборы».
В день выборов был несанкционированный митинг на Триумфальной и ОВД «Фили-Давыдково», откуда я вышел уже за полночь. А потом в городе появилась новая энергия протеста, и новые люди стали выходить на площади, и, вместо сотни полоумных маргиналов, как их себе представляло большинство, «несогласных» стало десятки тысяч. И обесценились вдруг эти списки в сейфах участковых, и пухлые папки с личными делами в кабинетах высокого начальства.
Встреча с Медведевым была перенесена на час дня. Раз обозначив себя в очереди, потом можно отходить и возвращаться, костяк из десяти-пятнадцати человек, занявших за тобой, удержат ситуацию.
Когда на втором этаже выставили металлоискатели и, досмотрев ребят, стали впускать в аудиторию, я, пользуясь полномочиями члена рабочей группы, просмотрел список участников встречи, по которому сверяли паспортные данные ребят сотрудники ФСО. Здравствуйте-приехали, меня в этом списке не было!
Я просмотрел его еще раз. Не было меня ни в качестве представителя магистратуры факультета, ни в качестве члена рабочей группы. «Если у вас паранойя, еще не значит, что за вами не следят».
Я связался с руководителем МСК «Журфак» Олегом Герваловым, координировавшим подготовку встречи в целом и списка в частности. Кое-как вопрос, оказавшийся технической заминкой, был решен. По просьбе Олега сотрудники ФСО вычеркнули из списка студента, по ошибке записанного вместо меня, и добавили туда меня.
Так я оказался в аудитории.
Когда все расселись, студенты были проинструктированы, а жалюзи в окнах под потолком аудитории сдвинуты, вошел Дмитрий Медведев.
Странное ощущение вживую увидеть человека, которого на протяжении многих лет видел по телевидению, в газетах и журналах, слышал по радио и наблюдал в интернете. Он, будто представитель альтернативной реальности, высокий чин на соседней планете, вдруг материализовался в привычном тебе интерьере, бодро встал за кафедру и произнес приветственную речь.
Все на месте – и улыбка та же, и голос его, и внешность та же самая.
Он говорил живо, потом перешел к вопросам, на свой вкус выбирая интервьюеров из леса поднятых рук.
Большая часть вопросов, даже нелепых, вроде того, что «готов ли он к смертной казни по примеру Саддама Хусейна» попало в сводки телевизионных новостей, поэтому пересказывать их не имеет особого смысла.
Медведев показался в общении именно живым человеком – кажется, он не утонул под пылью монотонной работы, не забронзовел под тяжестью первого поста в государстве, не испортился, как могло бы испортиться в подобных жизненных условиях, если хотите, девяносто девять человек из ста.
Конечно, сложно делать далеко идущие выводы только лишь из одной встречи, но мое представление об этом политике изменилось. Изменилось оно, как вы наверное понимаете, в лучшую сторону.
Те, кто поддерживал начинания Медведева на протяжении его четырехлетнего президентства, теперь ставят ему в упрек то, что он отказался от участия в грядущих президентских выборов. Они же придумали и неприятный хэштег для обозначения президента в твиттере. Кто-то из них принес на нашу землю применительно к Медведеву и уничижительный термин американской политической системы «хромая утка», обозначающий президента, который покидает свой пост, - фигуры, от которой мало что зависит.
Окажись они по мановению волшебной палочки в его роли, они бы, конечно, поступили иначе. Девяносто девять человек из ста поступило бы иначе. И не потому, что они лучше или хуже, а потому, что низкий соблазн этот действительно велик и не поддаться ему – еще один повод для симпатий.
Встреча уже должна была заканчиваться, Медведев просил не обижаться тех, кому не удастся задать вопрос и то и дело смотрел на часы:
- У меня некоторые дела есть – меня ждут в Кремле.
Я тоже поднял руку и Медведев, на протяжении всей встречи поглядывавший в сторону первого ряда, на котором я сидел, дал мне слово.
Я поблагодарил его за то, что, несмотря на разные разговоры после первого визита, он нашел в себе мужество вновь прийти на факультет. Поговорил я немного и об иммиграции, вопрос о которой поднимался чуть раньше, и сказал, что какое-то время назад, находясь в больнице после покушения, тоже думал об этом, но потом принял решение остаться.
Затем я перешел к вопросу о многочисленных нападениях на журналистов и людей других творческих профессий, приведя в качестве примера нападение на меня, случившееся почти год назад и которое до сих пор не раскрыто, а потом поинтересовался и делом Олега Кашина, которое президент брал под свой личный контроль.
- Что-нибудь там сдвинулось с мертвой точки? – спросил я.
Президент сказал, что, решив остаться в стране, я принял “непростое, но мужественное решение” и что “по-человечески оно ему симпатично”.
- Знаете, - сказал он, - легко рассуждать о демократии, о гуманизме или, наоборот, критиковать государство, власти, находясь в теплых домашних условиях, у компьютера, например. Гораздо сложнее принимать такие решения, когда ты на собственном опыте испытал, как это всё тяжело и больно. И в жизни многих людей такие ситуации бывают. Ещё раз хотел бы сказать, что Ваше решение вызывает у меня самые лучшие чувства. Мне кажется, это правильно.
Он взял папку с документами по моему уголовному делу, и ответил на вопрос о перспективе дела Кашина.
Кажется, в тот день что-то во мне изменилось.