Клиентология политики

Сложившаяся в России политическая система, при которой высшая исполнительная власть находится вне партий, а партии - вне власти, соответственно конфигурирует лестницу приоритетов избирателя, а вместе с ней и акценты предвыборного противостояния. Очевидно, что степень интереса избирателя к системе намерений политиков - к их идеологии - тесно связана со степенью веры граждан в совпадение слов политиков с их последующими делами. Но ведь эта степень зависит не столько от честности политика, которой в абсолютном большинстве случаев можно пренебречь, сколько от совершенно иных обстоятельств, среди которых и реальное влияние партий на политику.

Неверие граждан в реальное значение партий оказывает влияние и на сами партии, ведь степень интереса избирателя к идеологии различных партий и фракций должна определять и степень интереса партий к собственной идеологии. Этот интерес также закономерно стремится к нулю, когда в обществе имеется снижение доверия к идеологическим заявлениям вообще. Вялое оживление интереса к идеологическим вопросам, наблюдаемое в обществе, заставило ряд политических структур в России "подтянуть" свой набор идеологем к настроению "потребителя". Конечно, не к нему самому, а к тому, как себе представляют там это настроение.

Мы имеем в виду, прежде всего, ряд сделанных на протяжении последнего года программных идеологических заявлений партии "Единая России", изменение идеологических акцентов партии "Родина", ряд ранее нехарактерных заявлений лидера российских коммунистов, особенно его признание того, что причиной краха Советского Союза было отсутствие конкуренции в политической сфере. Кремлевская администрация в лице Суркова также успела выступить с рядом идеологических заявлений, отнюдь не во всем повторяющих набор идеологем единороссов, фактически позиционировав себя в качестве неофициальной политической партии.

Надежды избирателя и проблемы суверенитета

Центральным пунктом идеологического демарша Кремля стало позиционирование вокруг проблемы государственного суверенитета и его соотношения с проблемой демократического устройства и народовластия вообще. Решение было предложено, как известно, в виде выдвижения формулы "суверенной демократии".

Касаясь сути этого события, следует сразу подчеркнуть, что само по себе выдвижение этого лозунга полезно. Во-первых, он "честен": призыв к построению суверенной демократии означает признание того факта, что Россия пока что является не полностью суверенным государством и суверенитет России еще предстоит завоевать, после чего можно говорить и о построении демократии. Очевидно, что последняя без полного суверенитета может быть только фиктивной.

Однако поспешность выдвижения данной формулы свидетельствует о том, что она была найдена впопыхах и отражает скорее очередной краткосрочный конъюнктурный тренд, нежели собственную интеллектуально и эмоционально выстраданную, порожденную "изнутри" и, главное, устойчивую идеологию правящей прослойки.

Наиболее серьезный недостаток демаршей: из всех выступлений неясным остался вопрос, в чем же состоит важность суверенитета и почему его надо так ценить. "Суверенитет" введен как очередная догма, в ценность которой предлагается верить уже потому, что она введена сверху. Ранее точно такими же далекими от рационального постижения догмами были у нас "социализм" и "демократия". Создается впечатление, что в России произошла очередная попытка вознесения на котурны и обожествления еще одного идеологического артефакта западной цивилизации.

Посмотрим, например, что заявил помощник президента РФ в одном из своих последних выступлений: концепция суверенной демократии - "это лишь одна из концепций". "Дело не в терминах, а в сути. Эта концепция апеллирует к достоинству русского народа и российской нации в целом, она о достоинстве, о том, что мы есть". Остается только гадать, каким образом и почему суверенитет и "достоинство нации" связаны между собой. Вместо ясного ответа нам теперь приходится ломать голову, что же Сурков понимает под "достоинством нации", ведь этот сложный термин можно трактовать очень по-разному. Кто-нибудь другой столь же "диалектически" может легко объявить основой "достоинства нации" и самого ее существования социализм (вспомним кубинское "социализм или смерть!") или "царя и веру".

На наш взгляд, выступления Суркова на эту тему продемонстрировали весьма поверхностное и неполное представление о значении суверенитета, так что могло сложиться впечатление, что автор заявлений "начитался книжек" и скомпилировал нечто типа "студенческого реферата", в то время как сам недостаточно твердо уяснил, о чем речь. В действительности ценность суверенитета не обязана быть "сакральной". Она может быть вполне меркантильной и прагматичной, возникая естественным образом в разных точках географического и исторического атласа вследствие ряда повторяющихся обстоятельств.

Во-первых, степень суверенности определяет возможность выборной власти выполнять свои предвыборные обещания. В несуверенном государстве ценность обещаний политиков заведомо нулевая, поскольку политика власти определяется внешними силами. Наоборот, когда центральная власть доказала, что она в состоянии проводить суверенную политику, возникает меньше вопросов по поводу соотношения предвыборных обещаний и послевыборных действий.

Конечно, соображения здорового скепсиса заставляют нас исходить из того, что любой политик способен солгать своему избирателю и впоследствии действовать в противоречии с тем, что было им обещано. Более того, если обстоятельства складываются таким образом, что можно обмануть совершенно безнаказанно, политик обманет обязательно. Однако так ли часто он может себе позволить обманывать?

В наиболее "нормальной" ситуации избранный политик или получившая свое политическое представительство политическая сила в виде партии заинтересованы в сохранении доверия к себе со стороны народа и, действуя рационально, должны стараться исполнить свои предвыборные обещания. В суверенном государстве на пути исполнения обещаний политиков гораздо меньше препятствий.

Во-вторых (и это следует из первого), идеологическая раскраска политиков в не полностью суверенном государстве в большей степени является мимикрией, чем отражает их истинные намерения. С одной стороны, вассалу проще проводить свои интересы, не "бодаясь" с хозяином, а всячески демонстрируя сюзерену свою верноподданность. А с другой - хозяину гораздо проще отрезвить зарвавшегося вассала "по башке качалкой", когда он выражает свое неповиновение открыто.

Поэтому в мировой политике достаточно примеров того, как слывшие самыми жесткими политики шли на кажущиеся необъяснимыми серьезные уступки и, наоборот, "голубиные" правительства оказывались "волками в овечьей шкуре". Однако всегда подобное случалось в странах с ограниченным суверенитетом и высокой степенью зависимости от внешних сил.

Именно авторитарный де Голь, на словах сторонник "великой Франции", оказался тем политиком, который был вынужден пойти на уступки международному сообществу и эвакуировать французов из колониального Алжира. Именно при "государственнике" Путине произошло новое колоссальное отступление России со стратегических позиций в мире (Куба, Вьетнам) и СНГ (Грузия, Украина, Средняя Азия).

В Израиле, за которым закрепилось звание "51-го штата США", левые "пораженческие" правительства, говоря о мире, как правило, начинали большие войны, оккупировали территории и вводили войска в сопредельные государства. В то же время самые непримиримые политики, как бы "по иронии судьбы", обычно отдавали территории, отступали и заключали мирные договоры. Если начать разбирать обстоятельства этих событий "под микроскопом", выясняется один общий момент: "жесткую" политику было легче проводить "мягким" правителям и наоборот.

Почему так происходило? На "жестких" правителей было легче давить самыми разнообразными способами: экономическими санкциями, судебными преследованиями, раздутыми скандалами и прочее. Но если в суверенной державе вектор подобного давления в значительной степени случаен, в условиях неполного суверенитета такое давление, как правило, является результатом направленного давления внешних сил. В то же время "мягкая" риторика обладала большим потенциалом для защитного маневра и частенько позволяла правящей группировке под дымовой завесой пиара выстроить стратегию защиты национальных интересов в рамках уже существующей системы мировой иерархии.

Будучи осознанным массами, это обстоятельство, в свою очередь, кардинальным образом влияет и на стратегию рационального выбора избирателя. Действительно, зачем ему голосовать за условно "левых", когда он понимает, что "левые" у власти станут проводить гораздо более "правую" политику, чем "правые", будь они у руля?

Конкурентная политическая система в несуверенном государстве

Очевидно, что граждане могут надеяться на получение качественного политического продукта только в условиях существования в стране эффективной политической системы. В то же время любая, в том числе, конечно, и политическая, "живая" самоогранизующаяся система может зародиться только в условиях конкуренции и борьбы ее элементов за выживание. Неконкурентная политическая система неспособна перманентно возобновлять свою политическую эффективность и нуждается для восстановления своей эффективности в периодической встряске в виде революций и переворотов. Будучи предоставленной самой себе, неконкурентная политическая система закономерно "загнивает": как правило, следующий руководитель оказывается слабее предыдущего, до тех пор пока система не разваливается сама по себе, если до этого она не разваливается в результате внешних воздействий.

Эту ситуацию бывает удобно моделировать, как систему отношений "производитель-потребитель" в условиях конкуренции производителей. Известно, впрочем, что далеко не всегда конкуренция благоприятна для потребителей. Мы можем наблюдать в экономике, когда борьба производителей товаров и услуг вместо роста качества и снижения цены ведет, наоборот, к росту поставок недоброкачественных товаров, подделок и обмана клиентов. Дело в том, что не всегда обстоятельства принуждают производителя чувствовать свою ответственность перед потребителем. В тех случаях, когда производитель видит, что может безнаказанно словчить, обмануть клиента, он всегда это делает. Аналогично происходит в том случае, когда производитель видит, что его благополучие в гораздо большей степени зависит от благосклонности других сил - экономических или политических, чем от потребителя. Производитель, зависящий от одной группы потребителей, может приносить интересы другой, менее значимой группы потребителей в жертву. Так, весьма часто банки, в которых значительную часть капитала составляют средства VIP-клиентов, склонны ставить интересы мелкого вкладчика на второй план.

То же самое касается производителей "политического продукта". Потребителям политического продукта также могут быть обещаны золотые горы, но только к тем из них, которые являются гражданами действительно суверенных государств, отношение будет, как к VIP-клиентам. К остальным же - как к рядовому клиенту с соответствующим ограничением по качеству и разнообразию предоставляемых услуг.

Власть и ее клиентела

Итак, чем государство менее суверенно, тем более ограничена власть в свободе честно выполнить свои обязательства перед избирателем. И наоборот: чем регулярнее обман политиками своего избирателя, тем очевиднее отсутствие государственного суверенитета.

В условиях российского "тотального капитализма" степень суверенитета государства можно определить еще и другим путем: как соотношение доходов и сбережений, которые имеют государственные деятели России в виде заработной платы и социальных льгот, и теми доходами и сбережениями, которые они надеются получить от иностранных сил и поместить за границей.

К "десуверенизирующей составляющей" следует причислить также скрытые и отсроченные взятки: ключевые фигуры обихаживаются заинтересованными организациями, им предлагаются всевозможные "яркие бусы" в виде всевозможных премий и наград, по выходу в отставку обещается место в каком-нибудь международном фонде или денежные гранты. Единственная постижимая рациональным умом причина существования подобных фондов - это организация легальной системы подкупа должностных лиц не полностью суверенных государств.

Чем выше в доходах государственных лиц коррупционная составляющая, тем суверенитет державы ниже. Если верить заявлению Фрадкова, российские министры "получают зарплату две с половиной тысячи долларов и ничего...". Сравнивая министерскую зарплату с объемом средств, закачиваемых в нацеленные на Россию фонды, можно получить полное представление о действительном уровне российского государственного суверенитета.

Отсюда вывод: суверенитет России можно укрепить как борясь со всеми видами подкупа из-за рубежа, так и... увеличивая денежное содержание министров. Надо бы подумать о запрете должностным лицам государства, начиная с уровня советников президента и министров, принимать деньги от зарубежных фондов не только во время их пребывания на должности, но и после выхода в отставку. Ну а без укрепления суверенитета говорить о каком-либо значении идеологических расцветок бессмысленно.

Идеология или спонсорство?

Поскольку в неполностью суверенном государстве власть выступает "сувереном" только по отношению к собственным гражданам, а по отношению к внешним силам она является "клиентом", то кардинальной дилеммой для полусуверенной демократии является не идеологические вопросы, а проблема спонсорства.

Очевидно, что, как и в ходе прежних кампаний, в нынешней определенные, условно "мягкие", силы будут стараться опереться на иностранное спонсорство, а другие - условно "жесткие" - делать ставку на укрепление государственного суверенитета. Как показано выше, каждая из данных стратегий несет определенные возможности и определенные риски с точки зрения интересов избирателя.

Недавнее публичное отмежевание некоторых политиков от лозунга "суверенная демократия" кроме всего прочего могло иметь целью продемонстрировать иностранным спонсорам, что суверенитет страны для некоторых отнюдь не ценность первого эшелона и они готовы будут от требования признания полного суверенитета отказаться. После расшифровки этих жестов можно с уверенностью сказать, что указанные силы свою ставку на иностранное спонсорство уже сделали.

В каком-то смысле силы, теперь активно демонстрирующие свою лояльность "мировому суверену", более приспособлены быть руководителем страны в условиях ее фактической несуверенности и, возможно, смогут добиться большего для граждан России в рамках служившейся системы международного подчинения. Русские по-прежнему в масштабах планеты останутся людьми второго сорта, но бытовые условия их "содержания" будут несколько улучшены. Опасность в том, что шанс на восстановление суверенитета России в полном объеме и в этот раз будет упущен.

Эпоха "питерархов"

"Эпохе олигархов" теперь каждый раз "достается" от помощника президента. "Как известно, главный принцип демократического общества - оно устроено и основывается на мнении большинства", - заявил Владислав Сурков в одном из своих выступлений. По его мнению, про режим 1990-х годов никак нельзя было сказать, что он выражает мнение большинства населения. Напротив же, политика Путина пользуется поддержкой большинства.

Опять же это заявление явно адекватное, учитывая текущий политический контекст, однако и его нельзя назвать серьезным анализом ситуации или знаменательным политическим поворотом. Дело в том, что в России с приходом новой власти прежний режим, как правило, становится "прогнившим" и "невыражающим мнение большинства населения". Примерно так выражались каждый последующий монарх по отношению к задушенному предшественнику, большевики по отношению к расстрелянному монарху, а демократы - по отношению к большевикам. Каждая новая власть, подобно путинской, "пользуется поддержкой большинства", но потом выясняется, что это была власть "антинародная и "не выражающая мнение большинства населения".

Не хочется быть слишком уж циничным, но, зная о столь упорно повторяющейся в русской истории последовательности, можно легко предсказать, что лет через пять после ухода Путина со сцены о его периоде правления начнут говорить в СМИ со столь же выраженным негативизмом, как и об "эпохе олигархов". Небось еще и придумают какой-нибудь обидное прозвище для нее, вроде "питерархии" и "питерархов". Такой стиль вполне соответствовал бы политической психологии нации и хорошо известным навыкам политического мейнстрима.

Высказать в адрес "демократов" 90-х все негативное, что они заслужили, теперь не только можно, но даже нужно, уже хотя бы для того, чтобы оставаться в канве русского политического мейнстрима. Однако одного этого явно недостаточно. Ведь очевидно, что про путинский режим потомки рано или поздно скажут то же самое, что говорит теперь Сурков про режим Ельцина. Об этом самом "режиме олигархов" Сурков говорит в аномичных выражениях, тщательно избегая произнесения имени главного "супостата", как будто "супостат" все еще продолжает в значительной мере оставаться богом и грозит опять взгромоздиться на трибуну мавзолея, а Сурков находится под магическим действием религиозного табу.

К тому же Сурков придерживается сугубо советского, изрядно поднадоевшего политического стиля: вначале его выступления зачитываются в качестве "секретных докладов" на всевозможных съездах и конференциях "политических питерцев", а через несколько месяцев в изрядно урезанном виде "дозированно" преподносятся интернет-аудитории. Но дело в том, что, когда так поступал Хрущев на ХХ съезде КПСС, это было в новинку и даже в диковинку, а когда теперь, в совершенно иную эпоху, Сурков пытается подражать хрущевскому стилю разоблачений - это уже не выглядит продуктивной идеей.

В топтании ушедшей власти в России нет ничего нового и ничего особо замечательного - это ритуал столь же привычный, как новогоднее шампанское. Но в политике невозможно ограничиться только исполнением ритуалов. Без свежих идей любой политический ритуал вырождается в компульсивный невроз. Идеологические повитухи "русской идеи" должны кроме "обязательной программы" придумать что-нибудь оригинальное, чего пока еще не было предложено русской историей. Например, для разнообразия назвать ответственных за геноцид 90-х годов поименно, включая высшего руководителя, и попытаться привлечь их к законному суду, пока время не помогло им уйти от ответственности.

"Питерархия" и "европейский вектор"

Другая характерная черта идеологических заявлений Кремля - педалирование темы "европейской идентичности". В очередной раз Владислав Сурков поднял эту тему, заявив, что и Россия, и Советский Союз "никогда не выпадали из европейского дискурса". Однако эта тема периодически появлялась и в других выступлениях идеологического рупора Кремля, а также самого президента. Можно было бы поспешно подумать, что там заблудились во времени и в пространстве: забыв расположение России на карте, о том, с каким сомнением к "европейской идентичности" России относятся европейцы, а также и о том, что время ведущего положения Европы в мире давно прошло. Однако потом понимаешь, что это чистая конъюнктура: разговорами о "европейской идентичности" России обслуживаются узкие интересы властной группировки.

Утверждаемый европоцентризм в данном случае - это просто способ идеологического самоутверждения находящейся у власти питерской региональной группировки российских элит. Вспомним нативный (native) псевдоевропейский характер Санкт-Петербурга, задуманного как симулякр европейского классицизма, и порожденную этой чужеродностью "европейскую" спесь питерских властных и культурных элит, уже зашкаливающую за евроэнтузиазм псевдоевропейцев украинских и прибалтийских. Вышедшая из лона соответствующего культурного окружения властная группировка остро нуждается в "научном" обосновании своих претензий на власть. Это обоснование тотчас же находится в виде пропахших нафталином лозунгов "пробить окно в Европу", "государство в России - единственный европеец" и т.д. То есть речь идет об идеологическом обосновании "естественного права" "питерцев" управлять Россией.

Подобные исторические изыски навряд ли можно считать научными, зато они весьма эффективны в качестве средства поднятия цен на недвижимость в Северной столице. Они же наверняка будут использованы питерцами в качестве идеологического аргумента в случае, если в 2007-2008 годах произойдет попытка подвинуть их у руля власти. Но когда власть все же переменится и у кормил Кремля станет группировка из другого региона, ей естественным образом придется поменять вектор для придания более центрального статуса своему региону, а значит - заново переформулировать проблему цивилизационной ориентации в форме, более дружественной своей политической "альма-матер".

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67