Хотелось бы поприветствовать всех, кто прислал отклики на мой "Разговор в Нью-Йорк Сити..." в приличных словах и выражениях и осмысленного содержания.
(Кстати, и всему шпаму ответ разом: выскочило такое потявкать, но и тявкнуть оно не может - только вонять. Тявкать на меня хочешь, так хоть знаешь, на кого тявкаешь, зовешь по имени-фамилии. Чего ж прячешься? Сам-сама-само... Убожество. Уж ты вылези тогда сам сама само на люди, покажись-назовись. Представься. С этого начинать надо. А потом и пасть раскрывать. А нет - закрой хайло, е- свое, емкость (цитирую) с дерьмецом своим жидким... И, небось, знакомая мразь: за что-нибудь когда-нибудь мной да прищемленная. И, небось, за дело. А вы зачем, журнал РЖ, шпанонимов вывешиваете?)
И, конечно, отдельное спасибо тем, кто прислал отзывы просто доброжелательные и даже взял на себя труд рекомендовать меня публике. Хоть в этом случае труд вроде как бы и лишний: я ведь не то, чтобы позволял себе какие-то заявления, скорее просто обращал внимание на те или иные очевидности. Для чего и рекомендации, наверно, необязательны. Но, так или иначе, спасибо действительно. Особенно душевное спасибо Писателю. Псевдоним пугает, а зря.
И хочу еще раз обратить внимание, что осознанно держался подальше от доводов, исходящих из всего такого Предопределенного, Извечного, Ветхозаветного и т.п. Предпочитаю держаться того, что сам видел, вижу, знаю, за что могу отвечать. И что понятно, ясно, откуда идет. А то и на глазах происходит. Предания же уважаю, конечно, но они не мой конек. Есть большие специалисты. И что Извечно-Истинно, считаю, то и само скажется. Авось. Уши только прочищать, глаза продирать. А специальные заботы наши тут необязательны.
Визговня же была вполне предсказуема и лишний раз убедила, насколько не зря вылез. - Да антисеми-ит!.. Антисемит ты и есть... и тд. Вот-вот. О том и статья. Таким образом, спасибо и еще раз. (А вообще-то лучше бы таки отвыкать. Распускать рефлексы и чуть что, пускать это словечко как междометие. Чуть что не по шерсти. Словечко, пора понять, не волшебное. Лучше уж черт, что ли...).
(Да, про народных комиссаров и счет 18:2. Насчет подсчетов. Не обратили внимания - там знак вопроса ? На неоднократные, насколько знаю и помню, печатные утверждения об этом впечатляющем нацсоставе совнаркома, опять же, насколько знаю и помню, реакции не было. В т.наз. большой, серьезной прессе... Как тут не предположить тот самый клеветнический факт? Сам я не историк, не архивист, нормальный читатель-обыватель, пользуюсь общей информацией. Привык осторожничать, брать поправки. И именно долговременный ноль реакции на такие острые сведения заставил подозревать, что тут на сей раз не без правды, откуда бы она ни исходила. Кстати, общую цифру я нарочно уменьшил - на всякий случай...
Вот об этом - так все-таки: верные или нет, факт или не факт? - я и спрашиваю. Именно так, дословно. Хоть понятно, что и расхождения на какие-то единицы картины не изменят. Впечатлять она все равно будет... Наверняка.)
"Сергей Сергеевич Аверинцев однажды сказал, что национальный вопрос - это такой вопрос, о котором невозможно говорить, не сказав какую-нибудь глупость".
А не сказал ли кто-нибудь однажды, что разговор об умном - это такой разговор, к которому невозможно не приплести как-нибудь Сергея Сергеевича Аверинцева? Нет? Так никто и не сказал? Странно.
Но "Разговор в Нью-Йорк Сити" - разговор не об умном, а разговор, как сказано, всего лишь об одном антисемите... И Сергея Сергеевича беспокоить необязательно. Разговор о конкретном и, к сожалению, насущном для автора - не для Сергея Сергеевича - сюжете. См. сам "Разговор"... Так что иду на риск, как сказал бы советский писатель. Лучше уж рискнуть сказать глупость, чем помалкивать без конца в ответ на наглость - хотя бы и тихую...
По той же причине не в жанр идут воздыхания вроде "острого чувства жалости к автору" и даже лестные сожаления о художественном недосовершенстве текста рядом со стихами... (Гос-споди, какие же есть заботники, болельщики моей поэзии... Автор тронут. Но он и в недоумении: ведь именно чтоб не было доступа к этой поэзии и пеклись так горячо те, кто впихивал на ее место продукцию Димы-Тимы и в лучшем случае - Левушки... И впихнул-таки. Убедив читателя в том, что современная поэзия - просто не поэзия. Что поэзии нет, и не надо. А есть смерть искусства... И т.п... Как проделывался этот номер технически - об этом я и пишу. И налетаю на эдакие сожаления. Сочювственные.) "Нельзя ли пожалеть о ком-нибудь другом" - сказано давно. Не так давно же сказано вот что: "...Не бойся, мальчик ( в нашем случае девочка, что дела не меняет): я как-нибудь не обиженней твоего. Ты лучше вот о чем подумай: если со мной, со всем моим стажем-багажом любая такая вот фигура проделывает, что ей захочется, десятки лет, и никто ничего ни гугу - что тогда проделать можно хоть и с тобой? Или думаешь, мальчик ( девочка), это не с тобой, а только ты будешь проделывать?.. А знаешь, сколько таких так же думали?.." Сказано здесь же, в РЖ в ответ на подобные же благостно-менторские блатновомирские интонации нотации Губайловского Кублановского.
Здравствуй Губайловский
Здравствуй Кублановский
Здравствуй
Новый русский Новый Мир
Да какой ведь шустрый
Да какой весь ловкий
Да какой весь
Многочисленный...
Сказать тебе нечего, так и помолчи лучше, новый русский Новый Мир. Пока.
С недовысокохудожественностью же чистой воды недоразумение. Еще бы: конечно, это не стихи. Кель иде, как, говорят, говорят в Париже. Текст и не художественный вообще, в этом смысле и не притязает, скорее функциональный. Деловой. Конкретный. Вынужденный текст...
И насчет любви. Ой. Дело это ужас какое. Тонкое. Даже просто если между людьми. А уж между народами, культурами-искусствами- литературами... Черт ногу сломит; ангел, не дай Бог, крылышко. Я-то ведь и не думал вдаваться в такие материи. А я больше насчет ребята-давайте-жить... дружно - ну... это тоже как получится, а давайте хоть нормально. Безблатно. Если же ребята, давайте только чур доминировать всеми путями во что бы то ни стало, то... То стать оно ведь и правда может-таки. Во что-то... И бывало, что и вставало...
Пару слов бы хотелось сказать Раздражительной Даме, что нервно так реагирует на Лианозово: Тут вона что делается, мол, а вы все про Лианозово... Вот это правильно, потому что от души. Сразу видно, что за дама. И слышно. Знакомая, как Большая Мама. - Тут уже коллективизация, а вы все про Октябрьскую революцию... - Тут уже война и жрать нету, а вы все про свое: коллективизация... - Тут у нас уже Владимир Владимирович Путин, и вона ведь какие слова говорит, а вы все чего-то: кегебе, кегебе...
Есть опасения, что предстоят испытания. В том числе дамским нервам. И потому уже, что раньше или позже, а придется Лианозово брать в соображение. И крепко. И даже, пожалуй, чем позже, тем крепче. Если, конечно, бездарь бесноватая, провокаторская мразь со всякими sеxual revolutions не допросится-таки и не выродит сама чего-то вроде очередного Адольфа-Дзе-Бен-Пол-Виссарионовича. А будет какая-то жизнь, то будет и Лианозово. Придется ему быть. Поскольку оно и было. Само было - определенно, как ни что другое в искусстве страны, где ничему такому быть самому по себе было определенно не велено. И тем подавало пример.
Было красной тряпкой, бесило всю советскую литературно-художественную холуятню особенно тем, что на самом деле было, реально, а не то что на спор, чтобы их бесить. Реально и независимо. Это-то и бесило. Потому-то Лианозова и не было так прочно - всеми их холуйскими силами - и пока оно могло зависеть прямо от холуятни, и когда уже не стало вроде бы и той холуятни, а стало замещать ее нечто. Нечто блатной гадюшник. Оно сразу взялось обеспечивать небытие Лианозова уже своими силами, свеженькими: оно - Пархоменко со всякой Деготью и Ромером в "Итогах" 98, фортелем той же Деготи, вышвырнувшей Немухина с "Москва Берлин" 03, оно - освобОжденное журналье плотным молчком полтора десятка коллег Пархоменко на Лианозовских "7 вечерах" 91 в Литературном музее. И, в конце концов, оно же такое, как общенациональная газета "Известия" со своими раскрутками в нравах рекламы, но не на правах рекламы всякой швыдкой приготы, кабаковины и откровенной м Олочной кухн Ей со стойкой отдушкой деготи, блатной гнили, смерти автора, смерти искусства итд.
И как не пойти гнили хоть и от одного Академика Российской Словесности Александра Архангельского, оставленного в этих Известиях на этих делах. Общенациональных... Фиг же было что в общенациональной газете о выставках Олега Васильева. Московской, питерской. А все давно ударно брошено на Олега Кулика... Эта общенациональная мОлочная кухнЯ , кажись, сурьезно думает, что в силах сделать этим Васильеву плохо, а себе - хорошо... Дает Алик Архангельский, Саша Архангельский... Олигархат, шантрапа. В блатных своих связях и повязли...
Прошло, что было, дедушки.
Ладушки.
Был прошлый век, стал нынешний век.
Кто не успел, отстал.
Кто наглый, тот и Архангельский.
Архангельский набирает команду.
А старший Молок
По крайней мере
Хотя бы
Был порядочный человек.
Олег Васильев не из лианозовцев, правда, но подавно не из смертискусников - и это главное. Не все - из лианозовцев. Но из лианозовцев - никто не из подлецов. Просто, повторю, Лианозово как никто наглядно не давалось советской смерти искусства. Не давало прибрать себя к рукам. Было реально и независимо от советской системы. И этим-то сразу стало поперек и постсоветской-тусовецкой системе блатной мрази, которая сразу же полезла прибирать к рукам и плести связи. Не в жилу теоретическим оправданиям-обоснованиям блатных дел, убожеству-идеоложеству смерти искусства - как раз провозглашенной тут в негодном переводе с сорбоннского... И никак некстати новейшим бредням об искусстве, которое де делать призваны кураторы... Чтоб не отстать мартышкам нашим и от смерти автора, made in... Pardon: Fabrique en France. Так - правильно? Вряд ли.
Не было кураторов курвистей т-щей Ильичевых, Демичевых, Сусловых, Ждановых, и не было этих т-щей ни в какой Сорбонне. Эти т-щи курваторы - наше достояние, нашей истории. Нашего искусства и литературы, которые и на ноги-то становились, по мере того, как окорачивали курваторов. Мартышки, тусовецкие кадры генерации Пепся Крев толком этого уже не застали. За что их и двинули курировать оттирать нашего брата: за хорошее воспитание. С нами номер бы не прошел.
Вот Дима. Дима - первый из тусовецкой системы образцовой наглости, курируемый нашей общенациональной... И если вместо поэзии лет 25 выходит у Димы одно кривляние, тем хуже для искусства поэзии. То и смерть ему, смерть искусству... Нет, ну хватает же наглости... И убогий Дима, не будучи в состоянии словечко по-людски вымолвить, попросту не умея этого, проповедует в общенациональной газете из-под Архангельских крылышек, что искреннее высказывание ушло в зону поп... Поп... Поп... Попробовать нешто:
Манера черта
Черта манеры
Черты манеры
Черта манеры
Кривляние *
Черта манеры
Кривляние с подвыванием *
* Которое за последнее время
Несколько подрастеряло влияние
* Которое за последнее время
Стало пользоваться
Несколько бОльшим влиянием
И подведение итогов
И то говно
И то говно
Сказано довольно наивно
Возможно
Но искренне зато
Безусловно
И глубоко обоснованно.
Лианозово - сюжет, знакомый этому общенационалю. "Дорогая цена чечевичной похлебки" - это там. Про Рабина. "Бездельники карабкаются на Парнас" - там же, про "Синтаксис" и Холина. Все при Никите. И вот теперь, похоже, норовят взять не мытьем, так каканьем - пригово-кибировскими и т.п. раскрутками. Если не откатками.
Эти общенациональные газетиры, похоже, не в шутку рассчитывают так замутить воду, чтоб уж никто не посмел разобрать их с Димой-Мишей-Сашей-Андрюшей и легионом убогие премудрости передовой науки - по крайней мере, при их жизни... Как будто старый сюжет, комедия блатной аферы, если Питерс и Таккер, Киса и Ося кидают лохов 20 лет в общенациональных масштабах от этого перестает быть блатной аферой. Когда даже с социалистическим реализмом - подольше, посурьезней предприятие - и вон, все видели, чем кончилось .
Зачем новым блатным Лианозово, которое делало искусство, а не смерть искусства? Оно мешает им больше, чем старым. Старые блатные были из-под советской палки. За страх. Новые - за подлость.
Лианозово - там один Рабин чего стоит... А Рабин там не один. (Единственный, кто снискал внимание тусовки - Сапгир. " Великий Генрих"... Опять же, похоже, по 5-му пункту. И опять же, по 5-му пункту внимание, похоже, не несет того качества. Я.А.Сатуновский был здорово старше Сапгира и годами и стажем, и его 5 пункт был постоянной темой его стихов, и стихи писать по-настоящему научился он намного раньше Сапгира, и, надо сказать, при всей яркости лучших стихов Сапгира Сатуновский все же брал глубже - держался ближе к самому нерву, теме СТИХА... "Главное, это иметь нахальство Считать, что это тоже стихи"... Подобного у Сапгира все-таки не найдем. У Сапгира - артикуляция (при удаче), у Сатуновского - интонация... Словом, внимания общественности (и той же еврейской) Сатуновский достоин был никак не меньше Сапгира. Но удостоен, в общем, не был: бил Блат по всем пунктам (см.стихи); Сапгир иной раз им не брезговал.
Холин с Сапгиром всегда были на пару. И квакнуть из президиума на сапгировском юбилее, глядя в зал, где Холин: "Остальные да-алеко отстали..." - это надо быть Евгением Рейном, кость от кости этой самой общественности. И с ней вместе крепко попасться Холину, всегда нарочно гасившему художественное оформление стиха, дразня эстетов "примитивизмом". Подавно - петербургских. Да, не Рейн Холин. Да-леко не Рейн... И вполне намеренно. Сапгир же больше старался насчет как бы нового эстетизма. Но уж не Рейну решать эти споры.)
Рабин же с первой (и до сих пор единственной в Москве!) своей персональной выставкой в Литмузее 91 (не такой уж слабой: 5 масел - 3 ранних, самых рабинских, + десятка два отборной графики и куча живейших эскизов) благополучно подпал под общий блатной молчок этой же общественности и прессы, освоб Ожденной на продажу... Вот вам и пункт. И кого-что пункт этот осеняет как знамя... Не Рабина...
Как бы ни было, учась друг у дружки художники и поэты Лианозово резко отличались последовательной антиофициозностью, после перестройки естественно обернувшейся противотусовочностью.
Вековая мечта любой мрази - управить литературой-искусством.
А мразь крепчает. Сгущается. По мере чего отчетливей видишь роль и место Лианозова, как и всякого искусства - поперек смерти искуства. Место - поперек мрази. Официозной советской - поначалу. Оказывается, всякой мрази. Тест на мразь. Лакмус и камень преткновения, о который просто не может не обшибать парные копыта и рога эта борзая публика. Наскакивая. Нежить и Деготь, Дима и Тима, Зорин-Немзер и Панов-Ромер, Эпштейн и Бакштейн. Кублановский, Губайловский, Курляндцева. Кедров, Бажанов, Ерофеев, Рассадин. Молок и молоток на палочке Пархоменко, всякая кабаковина-куликовина. Короче, кадры.
Смерть искусства, да-да, но ведь похорон пока не было. И видим: кадры любой системы, почему-то нет-нет, да и натыкаются на это Лианозово. Не исключено, и нам еще доведется. Хоть и с другой стороны.
Так что пардон, мадам. Как говорят, говорят, в Париже.
И еще деликатный момент: "Знаем, как же - опять эти штуки Павловского..." Так вот - еще пардон, как говорят уже не в Париже, а в 12 стульях, но я, Некрасов В.Н., никому (в т.ч. вам) ничья не штука (в т.ч. Павловского). Был я и до Павловского тот же, да, собственно, и не знаком лично с Г.О.Павловским - только по телевизору. Как все. И я действительно признателен журналу и издателю за то, что они действительно публикуют то, что я пишу... Публикуют, кстати, и когда написанное мной достаточно резко расходится с написанным-сказанным самим Г.О.Павловским. Было и такое, после чего наши отношения с "РЖ", на мой взгляд, только укрепились.
И. наконец, отдельная благодарность за внимание Владимиру Григорьевичу Бондаренко. Думаю, кое-какие конкретные расхождения общего характера с позицией Владимира Григорьевича и газеты "День Литературы" у нас все же остаются, найдутся. Боюсь, надеюсь. За приветственные же слова спасибо, но смущает и то, что это, собственно говоря, не первый наш контакт с Владимиром Григорьевичем.
Вот что написано-напечатано во вступительной статье к нашей с А.И.Журавлевой книге-сборнику "ПАКЕТ" (Москва, 1996) стр. 89.
" в "Современной драматургии" даже имел беседу с Бондаренко. Наставлявшем, ЧТО надо писать. Писать надо, что не все было плохо до революции. Кто бы мог подумать. Суждение свежее и в контексте беседы однозначно свидетельствующее, что в возвращаемые мне статьи автор суждения заглядывать и не думал.
(А через годик-два эта же "Драматургия" на ура печатает плоды Эпштейна о концептуализме... Ен знаить... Куда, ну?
Ну, куда тут, тогда, как/ так тут /Пархоменко,/ А так/ Бондаренко?)"
Речь тут вот о чем. В. 1986 году в "Просвещении" вышла наша с Аней книга "Театр Островского", написанная по материалам рецензий на постановки Островского, увиденные в командировках от кабинета драмтеатров ВТО. Из этой книги издательство сюрпризом для нас выбросило самые существенные главы: о постановке Юрского "Правда - Хорошо" в т-ре Моссовета и главу с названием "Экология искусства".
Это нам не понравилось, и какое-то время пытались мы эти главы-статьи предлагать еще куда-то. А куда? Подходящих мест, собственно, два и было: "Театр" и эта "Драматургия". Т.е. Пархоменко и Бондаренко. Но если во втором хорошего, как мы видели, не было ничего, то в первом было просто редкостно гнусно. Туда с этими моими статьями меня затащил Айзенберг, чтоб провести сеанс блатной наглости - иначе не скажешь. Тихого и наглого издевательства, как будто над просителем, кем я не являлся отнюдь.
Тогда я толком не понимал механики и только недоумевал: на кой мое присутствие, раз вот мои тексты - я же не предлагаться иду лично как-то обслуживать редакцию журнала "Театр"... А как же: а поразвлечься? Поразмяться перед тем, как дадут Сереже расправить Гусинские крылышки уже в "Итогах"... Укрепиться Сереже в наглости. Которая еще расцветет, когда возьмет Сережа Лианозово на прицельчик... Вообще-то история описана в "Пакете" и повторяться не стоит.
Вкратце, Сережа-режиссер (всей постановки) провел за нос раз пять, сваливая на начальника Шуба, пока не признал, что и не в Шубе дело... Без моей вины-инициативы - я видел, кого-что я вижу, и сам в беседы с Сережей влезать не стал бы. Втянули Миша шайзер и Сережа режиссер на пару. Я же видел что это: это связи.Живьем, в действии. От них балдеет Миша, а меня вывертывает наизнанку.
"Кто я такой, чтобы писать так интересно?" как сказал в каком-то аналогичном для себя случае В.Д.Берестов; и дело было именно в этом. Кто будет уполномочен, кому доверит быть умным, талантливым, золотым-серебряным теплая компания, как только что перед этим компартия - уже было решено-распределено и как раз, возможно, согласовывалось. Процесс пошел уже скачком, взрывом - как, бывает, лопаются, так эти слипались, склеивались... И в спешке, в раже, как всегда, хватали уж и вовсе без всякого пардону - только так и мог выскочить Эпштейн объяснять публике про концептуализм - "концептуализм" этот - черты парадокс-поэтики, которые тогда так вдруг назвали - наживался тут десятками лет и не одним автором, и не двумя, не тремя. Задолго до Эпштейна, совсем помимо и совершенно не спрашиваясь никакого эпштейна. Как бы Эпштейн ни звался тогда...
Больше того - к тому времени (середина 80-х) лет уже 10 "концептуализм" оживленно обсуждался самими "концептуалистами" - авторами, которых стали так называть - напр. Булатовым, Кабаковым, Инфантэ, Некрасовым, Приговым, Рубинштейном. Обсуждался в том числе и в самиздате - напр. на страницах МАНИ - Московского Архива Нового Искусства. Пример - хоть и моя статья 81"Концепт как авангард авангарда", опубликованная после МАНИ в сборнике "Пакет".
Т.е. по этому вопросу вполне готовы были выступить люди, вплотную, на практике сами и делавшие такой "концептуализм" к 85 году лет 25, а то и больше. Вернее, уже выступили. Держать-не пускать-не допускать до читателя таких именно людей, таких авторов - была уже ясная политика - прямое продолжение советской, соцреалистской. Солидарная линия старых кадров+спешно набранных ими же новых. И все-таки случай с только вылупившимся тогда из МГУ вполне тупо академическим, при том, что шустрым М.Эпштейном, вдруг назначенным в "Современной драматургии" специалистом по авангардной новой (тогда) поэзии и вообще литературе-искусству, был явный перебор даже на таком общем фоне, анекдот. Четко означивший начало политики открытого воровства - воровства чужого места, фактического разорения и разворовывания нашего другого искусства - т.е. новой управе над искусством, не дававшимся советской управе тогда уже больше 30 лет. И действующей и по сие время. Пример наглости, каких здесь не видели со времен РАППа и АХРРа и следуя которому и распоясывались и распоясались настолько всевозможные Бакштейны и Деготи, кураторство, "смерть автора"-"смерть искусства" на 5 кнопке Швыдкого, группа ЕПС, пригота, диктатура урода и все т.п. повальное-провальное блатное безобразие-беснование, успешно провоцирующее мракобесие. Что было понятно изначально - опять же, писал не раз об этом и я. См. тот же "Пакет".
Между тем то, что зовут концептуализмом, было по сути ступенькой активности в работе с читательским-зрительским восприятием, его инерцией и организацией, стереотипами и т.п. Проблем этого, естественно, просто нельзя было не задеть и в статьях о театре того же времени, тогда же и написанных. И предложенных "Современной драматургии" автором, у которого, однако, все такое, кроме всего прочего, булькало тогда уже лет 25 и на собственной его авторской кухне... Хоть статьи писались честно по театральным впечатлениям от конкретной (в отличие от Эпштейна) работы в кабинете ВТО и вообще представляли из себя, как уже сказано, главы из свежей книги...
Но нет, это не заинтересовало.
И вот "Разговор". Он написан через 20 лет и ставит вопрос о подлой блатной спайке часто под скрытой национальной маркой и гнили, которую блат не разводить не может и развел-таки как раз за эти 20 лет. Ставит (поневоле) и в общем виде. Эта постановка вопроса и вынужденный, спровоцированный национальный аспект, по всему судя, и вызвали сочувствие и интерес Владимира Григорьевича и показались ему близки "Дню", "Дню литературы", "Молодой Гвардии".
Но лучше уточнить. И напомнить: еврейский вопрос или русский вопрос ставить как-то в общем виде в принципе я всячески избегаю не то что из вежливости или боясь кого-то-чего-то, а потому, что считаю такую манеру заведомо вредной по существу. Спекулятивной. И попросту, простите, дурацкой. К сожалению, перечисленные издания относятся к этому иначе. И достаточно давно и последовательно.
И мне не хотелось бы, чтоб мою позицию - чисто практическую - даже профессиональную, если хотите, позицию - как-то смешивали с этой - скорей политической и идеологической. Очевидно, какая-то политика, идеология не могут сами по себе не произрастать из практики - лучше, если не буйно. Но плохо дело, если практику - напр. практику художественных оценок - хотят за уши вытаскивать, исходя из идеологических установок. У практики почва заведомо пошире.
Иными словами, если наше мнение хоть о поэте Мандельштаме зависит от поступающих сведений типа: Мандельштам - формалист, или (предположим): - А Мандельштам-то - иудаист... А то и сионист, то ясно, что мнению нашему - грош цена. В искусстве истина конкретна особенно настоятельно. (К слову: не разберу, во здравие или за упокой меня выступил исследователь еврейских/арийских корней мелодии тачанки, но лучше уж пусть за упокой. На одном свете, боюсь, достичь взаимопонимания с ним нам было бы сложновато.)
Это об издании. Персонально же Владимиру Григорьевичу Бондаренко кроме высказанной уже признательности хотелось бы задать и вопрос: а что, плохо ли было бы "Современной драматургии" в 86 году в свое время напечатать наши с А.И.Журавлевой "Экологию искусства" и рецензию на спектакль С.Ю.Юрского и его же теоретизирования? Это есть в сборнике "Пакет" 96. Сборник, правда, без большого дизайна, не раскручивался и в центральных магазинах не продавался. Но за эти статьи мы и сейчас вполне отвечаем, и готовы вернуться, если будет у кого такое желание, к затронутым в них темам и предметам. Да, собственно, тот же "Разговор в Нью-Йорк-Сити..." и есть во многом такой возврат к близким темам в естественном их развитии, поскольку было же развитие и в реальности. Да какое...
Что-то, что устрашало, стало прямо угрожать, что только угрожало, полезло впрямую, внаглую. Нахалы-шустряки-комики обернулись вполне нешуточными мерзавцами, засильем-завалом такой паразитуры, приготы, блатной дряни, из-за которой и не выглянешь. Годами.
Говорю по собственному опыту. И наука вроде науки Эпштейна, та, которая что дышло по поговорке, и на генном уровне усвоила бредовые вывихи Л.Аннинского насчет приоритета якобы научной критики перед практикой искусства, такая с-позволения-сказать- наука естественно стала первым и необходимым инструментом блатных делишек. Чем 20 лет назад только грозилась. Хоть и отчетливо - и это есть в статьях, предложенных В.Г. и В.Г. спокойно откинутых. В свое время... А дальше пошло время уже другое, и становилось оно временем делишек эпштейнов (в нашем деле во всяком случае) не благодаря ли и Владимиру Григорьевичу Бондаренко? Отчасти... В том числе.
Простите, Владимир Григорьевич, но чтобы в чувство привести, окоротить как-то Эпштейна 86, намекнуть Зорину 89 не выставлять себя невеждой и нахалом, еще не требовалось особенно широких постановок вопроса или исследований общих установок. Хватило бы простого профессионализма - будь он в наличии. Сказать здраво: ты мальчик шустрый, и погуляй пока. У нас тут кое-кто по 30 лет в теме - сперва уж, извини, им слово, а там поглядим. Бывай. И подумай...
Это сейчас жучок банальный раздулся в нечто хичкоковское, собрал собратьев и норовит управить новым авангардным русским искусством из университетов Соединенных Штатов Америки. А тогда, чтоб жучка к ногтю взять, не требовалось и В.Г.Бондаренко как одного из вождей Направления. Вполне хватило бы В.Г.Бондаренко просто как компетентного редактора. Было бы, как выражаются логики, необходимо и достаточно. Но увы. Как мы видели.
Но именно как один из лидеров - по крайней мере, заметных фигур - известного направления за Все Высокое и Все Прекрасное, Истинное и Божественное, В.Г.Бондаренко знал, что все Такое превыше же профессионального, и формализм как "поэтика профессионализма" (выражение А.Рапопорта) есть вредная ересь. Потому, видно, и не заинтересовался совсем статьями, одним из авторов которых значился поэт формалист-авангардист-модернист Вс.Некрасов. А если заглянул, убедился, насколько мелко плавает их автор - и не пытаясь соваться в глубины Божественного. Занят частностями. Формализмом. И явно ни к чему журналу "Современная драматургия" и В.Г. лично.
Признаться, не знаю толком: ушел В.Г.Бондаренко, ушли В.Г.Бондаренко, но факт тот, что задачи призван решать стал М.Эпштейн, нетвердый явно и в простом-то счете. Все сбивавшийся на свой бок... И оттого уходивший таки в масштабность, но явно криво. Сразу по той дорожке, которая и вела и привела к нынешнему криминалу, коррупции, всей Деготи-приготе, нежити и смерти. Смерти искусства, Смерти автора и т.п. блатной музыке. Да, увы. Блатная практика охотно понимает себя и действует как национальная солидарность, только не возглашая этого в открытую. Во всяком случае, до случая. Что таки не радует. Очевидно, не радует это и В.Г.Бондаренко. Но сетовать бы ему тут первым делом на В.Г.Бондаренко же. Виноват: не вижу, чем молодогвардейский перекос лучше новомирского. А в свое время был определенно хуже. То время прошло, а перекосы остались - все заодно, в сторону от практики, проблем современного искусства. Огибают их по кривой с одинаковой брезгливой миной, стараясь оставить тут пустоту. Искусство таких стараний и не замечает, а на большую часть публики это действует. Ее тоже начинает кривить, корежить, пустота беспокоит, и когда момент приходит, в пустоту и кинется шустрая мразь, слипаясь мигом в те самые экспертные сообщества...
И, наконец, особенно, не скрою, впечатлил меня В.Г. в телефонной беседе похвалами моим стихам. Оказывается, они В.Г. даже нравятся. Вот те на. Кто бы мог подумать. И как приятно. И кто бы мог догадаться, что требовалось мне лишь написать статью на ту тему, на которую статья написана, чтоб получить одобрение и стихам... Сугубо закрытое, правда, одобрение, по телефонному проводу, строго у нас охраняемому, как известно, тайной частной жизни. Зато ведь от много лет действующего литературного критика одобрение. С ума сойти.
(Хоть и не столько лет, сколько моим стихам, а их я сроду не прятал.)
Скульптор лепит козла
(из Д.А.Пригова)
Увы
Или не увы
А мы
Были
Это раз
И два
Это что мы
Были пр Авы
(Попов же,
Женя Попов -
Это уже попозже,
Попозже
А там уже и Пригов
Забыл
Пригов
Пригов был занят
Пригов
Лепил козла
(Теперь-то ясно
козла какого
Троянского
Бородатого
Козла-провокатора
(Смейтесь смейтесь
Тут
Смерть искусства
А смерть искусства
Смейся смейся паяц
А смерть искусства
Это спецоперация ))
/1990 - 2005/