Изобретая колесо демократии

Первый Всемирный форум за демократию, который состоялся в октябре в Страсбурге, прошел под девизом «Наводя мосты: демократия между старыми моделями и новой реальностью» (Bridging the gap: Democracy between old models and new realities). Тема подсказывает, что между «классической» демократией и реальностью появился зазор, который нужно если не залатать немедленно, то хотя бы объяснить.

Чаще всего на форуме цитировали Уинстона Черчилля: «Демократия – худшая форма правления, за исключением всех прочих, что время от времени испытывались». Диалектика тут такова: демократия – «ускользающая реальность», кризис – ее имманентное состояние, ибо она всегда в развитии, сила же ее – в гибкости, в том, что за счет заложенных в ней механизмов саморегуляции демократия, как Мюнхгаузен, способна вытянуть себя за косичку из болота. «Демократия в кризисе? Значит, нужно больше демократии!» – провозгласил на форуме голландский парламентарий-социалист Тини Кокс.

Форум напоминал интернациональный консилиум диагностов. Диагностика острых болячек демократии была проведена всесторонняя. Радикальных рецептов лечения не выдавали, полагались на сильную иммунную систему «пациента» и ее врожденную способность к регенерации. Иногда, впрочем, выступления напоминали шаманские заклинания, а слово «демократия» использовалось в качестве первородного звука «ом», который надо слушать, чувствовать его вибрации, а не критиковать. Задавалось много риторических вопросов: «Как люди будут верить в демократию, если она ведет к колоссальному социальному расслоению, к пропасти между богатыми и бедными?», «Почему за отсутствие демократии мы наказываем людей, а не правительства?», «Почему “арабская весна” не пошла дальше на юг?»

Поскольку заседания и круглые столы во Дворце Европы и других местах шли параллельно, всюду побывать было невозможно. Из тех дискуссий, которые удалось посетить, я вывел такую структуру кризисов демократии.

Демократия под давлением рынка

Как сказал президент ПАСЕ Жан-Клод Миньон, демократия – первая жертва финансового кризиса. Экономические проблемы вызвали рост национализма и популизма. Люди обижены тем, что они должны расплачиваться за ошибки других. Демократия не смогла проконтролировать безответственные банки, выдававшие необеспеченные кредиты, спекулянтов закладными N-го уровня, безбашенных потребителей, влезающих в заведомо гиблые ипотечные схемы, государственных регуляторов, проморгавших надувающийся финансовый пузырь. Казалось бы, вот всенародно избранное правительство, и что? «Можно было бы избежать кризиса, если бы не сговор политических и финансовых властей, – заметил британский парламентарий, либеральный демократ Майк Хэнкок. – Худшее, что может случиться с демократией, – когда ей начинают управлять финансовые рынки. Похоже, это и произошло».

Рынок и демократия неразделимы, считает Миньон, и думать иначе – значит впадать в иллюзию. В этом его поддержал министр финансов ФРГ Вольфганг Шойбле, он тоже говорил о взаимозависимости рынка и демократии, которые в одинаковой мере нуждаются в свободе. Но свобода чревата саморазрушением. Дай слишком много свободы финансовому рынку – и он начнет разрушать экономику, что и показал кризис. Демократия хороша тем, что она уравновешивает интересы, но иногда экономические интересы начинают довлеть над демократией, а это опасно для устойчивого развития. «Устойчивость важнее прибыльности», – сказал Шойбле. Пока же привлечение инвестиций зачастую преобладает над интересами людей, согласился вице-президент Европарламента Отмар Карас, поэтому нам нужен «конструктивный баланс между рынком и демократией», не просто рынок, а «устойчивая социально-ориентированная рыночная экономика», подразумевающая социальное равенство и соцзащиту.

Глава Азиатского банка развития Масахиро Каваи заострил тему с юго-восточного направления. Пример Малайзии, Сингапура и Китая должен убедить, что демократия не является главным условием экономического роста: «Есть рост без демократии и демократия без роста». Для развития же важен рынок плюс институты защиты частной собственности. Впрочем, многие эксперты соглашались, что без демократии не достичь высоких стандартов жизни, что нельзя смешивать экономический кризис и кризис демократии, потому что в долгосрочной перспективе самые успешные системы – это все-таки демократии, а «вертикаль власти» в итоге всегда сдерживает рост. Об этом, в частности, говорил бывший министр финансов России Алексей Кудрин: авторитарный режим помогает пройти начальный этап рыночного развития, но с ростом благосостояния у людей проявляется тяга к свободе, и в соответствии с «пирамидой Маслоу» ценности самовыражения начинают преобладать над ценностями выживания.

Россию переходного периода в народе частенько сравнивали с Гондурасом, и после выступления бывшего вице-президента этой страны Аристида Меджиа стало понятно почему. Он добавил нравственного измерения в эту дискуссию, отметив, что в Гондурасе демократизация шла параллельно с обнищанием, поэтому люди отвернулись от реформ, не увидев связи между процветанием и демократией: «Не может быть свободы и демократии без справедливости». В связи с этим бывший премьер-министр Канады Ким Кэмпбелл сказала, что капитализм – всего лишь система организации экономики, а рынок – способ распределения ресурсов: «Адам Смит никогда не верил в ничем не сдерживаемый рынок. Важно понять, в чьих интересах мы будем его регулировать. Регулятор этот находится в публичной сфере, и регулятором является демократия».

Кризис представительной демократии

О том, что за парламентской ширмой могут скрываться авторитарные силы и как парламентское большинство способно провести самые антинародные репрессивные законы, нам объяснять не нужно. Тот же Кудрин на форуме предложил термин «электоральный авторитаризм» в применении к России. (Мы знакомы с процедурой «честных выборов» по Чурову: отказ в регистрации, неравный доступ к СМИ, административный ресурс, вбросы, «карусели», фантомные избирательные участки, приписки). Качество власти, полученной в результате такой процедуры, соответствует чистоте самой процедуры. Руководитель Азиатско-Тихоокеанского отделения «Transparency International» Срирак Плипат рассказал, что в Таиланде накануне выборов практикуется подкуп избирателей по ночам, отчего появилось выражение «ночь лающих собак», когда представители кандидатов ходят по домам и раздают избирателям деньги. За одну ночь тратится до 1 млрд долларов. В пересчете на европейскую валюту стоимость одного голоса составляет от 12 евро в начале кампании до 50 евро перед голосованием. «Сама по себе демократия не кормит, и выборная демократия – не панацея», – делает вывод Плипат.

Даже в благополучной Великобритании не все благополучно, хотя, в сравнении с российскими или тайскими мерзостями, член британского парламента Майк Хэнкок жалуется, по нашим меркам, на слишком мелкий жемчуг. По его мнению, стало «буйных мало», вот и нету вожаков: «В кризисе не демократия, а политики. Партии неотличимы между собой, либерал-демократы говорят как заправские консерваторы. Нет крайностей – нет и выбора. «Экстремисты» важны, потому что они выдвигают идеи. Сегодня темы для социального взаимодействия определяют не партии, а СМИ, политики же отстранились от простых людей, они сосредоточены на перевыборах».

Член ПАСЕ из Швейцарии Андреас Гросс уверен, что демократия как «высшая нормативная власть и ценность» невозможна без представительства. Но в период кризиса политика теряет силу, и люди перестают понимать, как они могут повлиять на ситуацию. (В России этот вопрос давно перешел в убеждение, что «от нас, простых людей, ничего не зависит», власть же ведет себя так, словно прозревает истину на столетия вперед). Граждане недовольны тем, что демократия сводится к выборам раз в четыре года. В качестве рецепта Гросс предлагает дополнить представительную демократию элементами прямого управления: «Прямая демократия не отменяет выборную демократию, она усиливает ее».

Основатель фонда «Новая демократия», австралиец Лука Белджорно-Неттис рассказал об опыте работы гражданских ассамблей – собрания граждан, отобранных случайным образом (наподобие присяжных). Плюсы ассамблей: реальное представительство и возможность вдумчивого рассмотрения проблем. Здесь обсуждаются вопросы местного значения, приглашаются эксперты и представители власти, отбираются темы для местных референдумов. Несмотря на случайную выборку, граждане в процессе работы демонстрируют довольно высокую компетентность и достигают высокого уровня согласия – до 80 процентов. Облегченная форма ассамблеи – гражданский комитет или экспертный совет с теми же функциями, который может заседать и в кафе. Белджорно говорит, что это – лучшая мировая практика вовлечения граждан в жизнь сообщества, новая, а вернее, заново изобретенная модель демократии. По мнению Ким Кэмпбелл, такая форма участия выгодна и политикам, и чиновникам: «У нас нет ответов на все вопросы, поэтому мы должны прислушиваться к людям. Когда люди знают, что их слышат, они начинают относиться к принятым законам как к своим».

Насколько это актуально для России с ее «синдромом выученной беспомощности» (то есть беспомощности, воспитанной и поощряемой властью)? Помнится телевизионный сюжет из Кировской области про жителей тамошней глубинки, которые собрались и обложили себя налогом, чтобы построить мост через речку и дорогу. Но такие сюжеты редки. Демократия дает гражданам возможность принимать решения, но ведь для этого надо оторваться от сериала или от бутылки с пивом. «Демократия очень трудоемка, она – обязательство, которое принимают на себя граждане», – говорит Кэмпбелл.

Демократия и религия

Религия имеет немало выгод от демократии, дающей гражданам свободу совести: вера не противопоставлена и не противопоказана демократии. Но, утвердившись в обществе, религия не удовлетворяется своим «отделенным» статусом и начинает претендовать на более весомую роль и в обществе, и в государстве. В России мы наблюдаем взаимные процессы клерикализации государства и огосударствления церкви. Но церковь – структура иерархическая, там своя вертикаль власти, простирающаяся в небеса. Чем больше религии, тем меньше демократии. Теократии же вообще плохо совмещаются с правами человека. Радио- и телеведущий из Египта Моэз Масуд: «Реакция на глобализацию – возвращение в идеологическое стадо. Вы спрашиваете: может ли ислам быть толерантен к либерализму? А я вас спрашиваю: толерантен ли либерализм к тем, кто с ним не согласен?»

«Религия не дает права требовать, – считает тунисская журналистка и правозащитница Суэр Белхассен. – Нельзя заставить Бога защищать твои права. Для защиты прав его и не нужно. Человек – этого достаточно. Права человека есть там, где они есть у всех, независимо от религии. Человек – универсальная ценность». А известная на Западе египетская писательница-феминистка Наваль Эль Саадави уверена, что рынок и религия в одинаковой мере давят на женщину, только рынок заставляет ее обнажаться, а религия, наоборот, прячет в глухие одежды.

Демократия и коррупция

Оказывается, у демократии нет иммунитета к коррупции. Даже в Европе половина опрошенных считает, коррупция растет, а восемь процентов лично сталкивались с ее проявлениями. Эти данные привел в своем доклад Марин Мрчела, президент GRECO (организации, созданной Советом Европы для мониторинга за соблюдением стандартов антикоррупционного поведения). По его мнению, за искоренение коррупции отвечают национальные правительства, вооруженные политической волей. Риторический вопрос от участника из Украины: «А кто поможет бороться с коррупцией, если наиболее коррумпированные органы – это прокуратура и суды?» Ответ докладчика: если коррупция – болезнь, то существует как лечение, так и профилактика, которая должна начинаться уже в детском саду.

Глобализация демократии

Почему пробуксовывает привычная модель демократии, особенно во время экономического кризиса? Потому что, как объяснил генеральный секретарь Совета Европы Турбьорн Ягланд, экономика – глобальна, глобальны основные проблемы (или, как сейчас калькируют с английского challenge, «вызовы»), глобальны должны быть и возможные решения, а вот демократия всегда доморощенна, ее институты – национальны. В этом противоречие. На форуме никто не провозгласил открытым текстом – «Демократы всех стран, соединяйтесь!», но это висело в воздухе.

Европа давно развивает принцип наднациональной демократии. Немало стран будут сопротивляться такому подходу, но они могут не бояться: навязать демократию нельзя, что показывает пример Ирака и Афганистана. И все по той же причине: демократия – фрукт доморощенный. Как выразился писатель Борис Акунин, для восприятия демократии у страны должен быть подходящий возраст – возраст психологической зрелости. По его словам, Россия в начале 90-х еще не созрела для демократии, тогда главное было – выжить, оттого и произошел откат к авторитаризму в начале XXI века. Теперь в России появился средний класс, от которого можно ожидать артикулированного запроса на самоуважение, считает «сдержанный оптимист» Акунин. Его поддержал российский омбудсмен Владимир Лукин, по его мнению, у России нет имманентной тоталитарной природы, которую ей приписывают. Демократия – феномен универсальный, изоляционизм – не путь для России, просто в нашем случае еще прошло мало времени: «Британия и та прошла семь веков от Magna Carta до предоставления избирательных прав женщинам».

Может так случиться, что мое поколение не увидит демократической России. Подумалось: человек – строительный материал истории, гумус, из которого растут перемены. «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». В этом смысле согласен быть хоть зерном, хоть гумусом.

Автор благодарит Московскую школу политических исследований за предоставленную возможность присутствовать на Всемирном форуме за демократию.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67