Гражданская война в Москве: одиннадцатилетний юбилей

21 сентября 1993 года Б.Н. Ельцин подписал указ ╧1400, распускавший Съезд народных депутатов. Как и в нынешнем году, это был вторник.

Маленькая гражданская война, развернувшаяся вскоре после этого, не вышла за пределы Москвы. Да и можно ли считать то, что было, гражданской войной, восстанием, неудавшейся революцией или чем-то еще в этом роде? Защищать конституционный строй пришли всего несколько тысяч из многомиллионного населения столицы. Подавляющее большинство занималось своими делами - работа, дача и т.д. Но означает ли это, что события одиннадцатилетней давности были последней вспышкой политической борьбы на улицах, что времена баррикад в России безвозвратно ушли в прошлое и октябрь 1993 года был последним отголоском революционных бурь?

Почти каждая европейская страна пережила эпоху революций и уличных политических разборок. Во Франции она закончилась Парижской коммуной, в Германии - восстаниями 1923 года. Одно время могло казаться, что буржуазно-демократический строй навсегда похоронил романтику баррикад. Но настал 1968 год, и снова улицы западноевропейских городов содрогнулись от бунта толпы. Наша баррикадная эпоха, начавшись сто лет назад, завершилась ли в 1993-м?

Аналогия московских событий 1993 года с Парижской коммуной 1871 года напрашивается сама собой. И там, и здесь подавленное восстание завершило длинную цепь революций и стало точкой отсчета относительно стабильной эпохи существования демократических институтов. Эпоха политической стабильности в России начала отсчет второго десятилетия. Но ничто в этом мире не вечно.

Для городского восстания нужна довольно большая, так сказать - критическая, масса маргинализованного населения, которому некуда девать свое свободное время. То есть нужно большое число безработных и полубезработных, недовольных своим социальным положением. Пока в этом отношении положение у нас можно считать относительно благополучным. Но это только пока.

Поток людей, стекающихся в Москву из всех российских регионов и из-за границы, растет с каждым годом. Подавляющему большинству находится здесь применение. У нас почти нет безработицы: спрос на рынке труда явно превышает предложение. Обычно это считается симптомом экономического роста, но в том-то и парадокс постсоветского капитализма, что роста этого практически нет. Но что будет, если наш капитализм и в самом деле будет больше напоминать капитализм развивающихся стран? Кстати, миграция в столицу вполне может превысить спрос на рабочие руки. А если это совпадет еще и с сокращением рабочих мест (что при циклическом развитии экономики рано или поздно неизбежно произойдет), то критическая масса озлобленных маргиналов накопится.

Революции происходят не тогда, когда жизнь - хуже некуда, а когда она слегка начинает ухудшаться. События 1989-1993 гг. подтвердили эту истину. Какая была масса недовольных коммунистическим правлением в последние годы существования советской власти! Тогда только-только начали расти цены. Зато во время гайдаровской реформы большинству людей стало уже не до политики.

К своему статусу голодранцев с мобильниками большинство россиян успело привыкнуть. Вот в этой-то привычке и заключается опасность нового взрыва. Хотя власть отчаянно борется с повышением жизненного уровня населения посредством игры с ценами на коммунальные услуги и всякими новыми видами обязательного страхования, народ наш как-то умудряется тратить не все деньги на краткосрочные потребности. Остается и на то, чтоб о вечном подумать. А если люди не усыпили навсегда свои духовные запросы, рано или поздно они начнут заниматься политикой. И коль скоро в российской политической системе интересы избирателей уже давно не представлены, а после проведения объявленной недавно реформы исчезнет даже иллюзия выборности власти, в головы неизбежно начнут лезть всякие шальные мысли об уличных беспорядках, благо еще "свежо предание". Единственное, что удерживает людей от активности в подобных ситуациях, - многим "верится с трудом", будто бунтом можно чего-то добиться.

Все-таки что-то мешает считать сентябрьско-октябрьские события 93-го нашим подобием Парижской коммуны. Хотя для многих москвичей "Белый дом" и парк на Пресне стали таким же историческим местом, каким является кладбище Пер-Лашез для многих парижан, какой-то несерьезностью веет от празднования дней памяти 3-4 октября. Дело даже не в том, что "встречи ветеранов" обычно выливаются в пьянки и мордобой бывших соратников (в чем особенно преуспевают нынешние РНЕшники, в 93-м еще ходившие пешком под стол). Многие из участников тех событий ныне, наверное, затруднятся ответом на вопрос, было бы им сейчас лучше, если бы победил не Ельцин, а противная сторона? Я, к примеру, даром что ходил тогда к Белому дому, твердо убежден: было бы не лучше, а скорее всего - намного хуже.

Парижская коммуна навсегда осталась первой попыткой прорыва в неведомое социалистическое будущее. В этой оценке были солидарны и друзья ее, и враги. В какое будущее прорывались Руцкой с Хасбулатовым и ведомая этими вождями толпа? Чем, собственно, их политическая позиция отличалась от позиции Ельцина и Гайдара? Только тем, что капиталистические реформы должны иметь более щадящий характер? То, что одними из наиболее активных защитников Съезда, приведшего Ельцина к власти и начавшего рыночные реформы, стали коммунисты из "Трудовой России", история должна отметить как курьез.

Нет сомнения, что противники Ельцина, если бы они сумели тогда победить, тут же начали бы грызню за власть. И тогда одним кровавым днем дело бы не ограничилось. Новые правители были бы вынуждены отделаться от своих слишком радикальных союзников: можно быть уверенным, что Руцкой или кто еще из той компании, придя к власти, запретил бы и РНЕ, и "Трудовую Россию", и другие подобные организации. Те, конечно, чувствуя за собой силу после победы над Ельциным, без боя не ушли бы с политической сцены. Свержение президента в той ситуации ознаменовало бы начало политического хаоса и неизбежную полосу мятежей и репрессий, по сравнению с которыми бойня в Останкино и расстрел Белого дома представляются верхом гуманности и либерализма.

Борьба за власть в рамках системы, даже если ее участниками стали тысячи идеалистически настроенных россиян, никоим образом не может считаться подобием народного восстания или революции. Наша "Парижская коммуна", похоже, еще впереди. Но современная российская ситуация больше напоминает не Францию конца XIX века, а Германию времен Веймарской республики - "Веймарская Россия". Впрочем, эта аналогия не нова, но, похоже, далеко не все осознают ее зловещую актуальность.

Советская социология учила нас, что опорой фашизма были разоряющиеся мелкие буржуа - есть даже расхожее клише "революция мелких лавочников". Сейчас у нас наблюдается явное перепроизводство разного рода "менеджеров". Через какое-то время в России будет переизбыток молодых безработных работников неактуального более профиля. К ним добавятся разоряемые вводимым сейчас госкапитализмом мелкие и средние предприниматели. Учитывая конфликтогенную этнополитическую ситуацию в крупных российских городах, нетрудно предугадать, к какой идеологии проявит склонность эта маргинализованная страта. Несложно также предвидеть, что рост подобного движения вызовет яростное сопротивление власти и значительной части общества.

Так что нам рано жить только воспоминаниями о баррикадах.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67