Поэт и мемуарист Андрей Белый оставил следующий его портрет: «Высокий, высоколобый и прямоносый, с чернявой бородкой, с иконописно раскиданными кудрями почти до плечей, с видом гордого Ассоргадона иль князя Черниговского, готового сразиться с татарами, он мог бы претендовать на колесницу иль латы, если б не шла к нему темносиняя пара с малым пестрым платочком, торчащим в кармане, и если бы не белый жилет, к нему тоже шедший; он уютнейшее мне улыбался; что-то было от пестрой богемы во всей его стати, когда передо мной возникал на Арбате он в светло-сером пальто, в шляпе светло-кофейного цвета с полями, в таких же перчатках и с палкой».
Наверное, таким и должен быть настоящий философ, «философ по призванию», как называл себя сам Николай Бердяев (1874 – 1948).
Историк философии Ольга Волкогонова в обстоятельной биографии реконструирует жизнь мыслителя. Она привлекает материалы архивов, мемуары, многочисленные западные исследования – увы, Бердяев более известен, признан, а потому и изучен на западе, а не у себя на родине.
В книге рассказывается о формировании личности философа, искушении марксизмом, завершившегося ссылкой в Вологду, где осужденный – о, ужас «проклятого» царизма – жил в лучшей гостинице города «Золотой якорь», а затем перебрался в частный особняк. Компанию Бердяеву составили чрезвычайно яркие личности: представитель неканонической версии марксизма врач и философ Александр Богданов, писатель и террорист Борис Савинков, будущий нарком просвещения Анатолий Луначарский, писатель-эмигрант Алексей Ремизов и Иван Каляев, убивший спустя пять лет великого князя Сергея Александровича.
Далее следуют, разочарование в марксизме, участие в знаменитом сборнике «Вехи», создание собственной оригинальной философской системы – экзистенциализма. Наряду с Мартином Хайдеггером Николай Бердяев является основателем этого течения. Не приняв Октябрьский переворот, Бердяев несколько раз был арестован большевиками, а затем, с группой философов и писателей в 1922 году депортирован в Германию.
Интересны воспоминания друга Бердяева философа-интуитивиста Николая Лосского о высылке русских интеллектуалов. «Большевицкое правительство обратилось к Германии с просьбою дать нам визы для въезда в Германию. Канцлер Вирт (Карл Йозеф Вирт, подписал Рапалльский договор, после войны удостоен Ленинской премии. – А.М.) ответил, что Германия не Сибирь и ссылать в нее русских граждан нельзя, но если русские ученые и писатели сами обратятся с просьбою дать им визу, Германия охотно окажет им гостеприимство. Тогда правительство в Петербурге освободило от ареста тех из нашей группы, кто был старше пятидесяти лет, и поручило нам достать визы для себя и для своих более молодых товарищей».
Лосский вспоминал, что до ухода чекистов с корабля, шедшего в Германию, он боялся с их стороны провокации. Опасался этого и Бердяев. В этом смысле философа больше беспокоила опасность потери свободы, нежели потери родины, что отличало его, например, от своего коллеги Семена Франка, который очень болезненно переживал эмиграцию. Франк, правда, быстро успокоился, решив, что будет знакомить страны рассеяния с высокой русской культурой. А вот писатель Михаил Осоргин не мог успокоиться. Рассказывают, что его утешали даже чекисты: «Да не переживайте вы так, Михаил Андреевич. Скоро наша власть кончится, и вы вернетесь».
В эмиграции Бердяева ждало международное признание. Вот два факта: Во-первых, несмотря на жизнь в оккупированной Франции Бердяев, особо не скрывавший своих антинацистских взглядов, не был арестован (в отличие от блестящего нидерландского историка и философа Йохана Хейзинги, несколько лет бывшего заключенным концлагеря). Наци боялись его известности. Во-вторых, незадолго до смерти Бердяеву была присуждена honoris causa (по совокупности заслуг) докторская степень Кембриджского университета. Он стал третьим русским (после Ивана Тургенева и Петра Чайковского), удостоенным этой чести. Вместе с ним номинировались Карл Барт и Жан Маритен – не самые слабые соперники.
Рассматривает Волкогонова и политические взгляды Бердяева. Интересна эволюция его суждений периода Второй Мировой войны. В 1939 философ болезненно переживал «низкую роль Советской России», выступившей союзником Гитлера. Однако в августе 1944 года он вывесил красный флаг, радуясь освобождению Парижа. Обычно Бердяева упрекают в сотрудничестве с просоветски настроенной прессой. Да, действительно, мыслитель надеялся на перерождение советского режима, о чем сам честно и рассказал в своей автобиографии «Самопознание». Вместе с тем критики забывают, что его статьи ничего прокоммунистического в себе не содержали. Например, некролог памяти Ромена Роллана – писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе 1915 года, левого интеллектуала и, как тогда говорили, «большого друга Советского Союза». В нем Бердяев рассуждал о писательских достоинствах автора «Кола Брюньона», а касаясь его левых убеждений, отдавал должное искренности и честности их носителя.
Кстати, (и это фиксирует Волкогонова), Бердяев отклонил приглашение посетить советское посольство, а условием возвращения поставил свободное издание и продажу собственных книг.
Схожая ситуация была и с Лосским. Николай Александрович предложил ему прочитать в Религиозно-философской академии публичную лекцию. «Я прочитал лекцию под заглавием «Идеал абсолютного добра как основа мировоззрения». Основная мысль моей лекции была та, что, исходя из христианского идеала Царства Божия, можно решать основные проблемы всех остальных наук. После моей лекции ко мне подошел господин, фамилии которого я не помню, отрекомендовался как заведующий культпросветом Общества советских патриотов и попросил меня прочитать лекцию для этого общества. Пораженный и обрадованный тем, что после лекции, столь решительно подчеркнувшей мое христианское миропонимание, советский деятель предлагает мне прочитать лекцию для их организации, я спросил, на какую тему они хотят слушать лекцию. Он ответил: «На какую вам угодно». Тогда я предложил лекцию «Учение Достоевского об абсолютных ценностях». Я нарочно избрал эту тему, изложенную в моей книге «Достоевский и его христианское миропонимание». В ней выдвинута на первый план мысль об абсолютной ценности каждой индивидуальной личности и вместе с тем о неотъемлемых правах личности. Заведующий культпросветом согласился; через несколько дней моя лекция перед советскими патриотами состоялась, и в газете «Советский патриот» сущность ее была точно изложена.
Вслед за этим мне стали предлагать напечатать в «Советском патриоте» статью о социальной справедливости. В самом начале статьи я указал, что решаю вопрос этот с точки зрения христианского идеала абсолютного добра. Статья эта, а также статья «Критика учения об удовольствии как цели поведения» были напечатаны без изменений. Ухаживание за мною советских деятелей стало пугать меня. Они хитро заманивали меня в свою среду и могли поставить в трудное, сомнительное положение. Поэтому я очень обрадовался, когда вскоре мне удалось уехать в Соединенные Штаты».
Но в отличие от Бердяева никто Лосского не осуждает. Может, и гениального Николая Александровича осуждать не будем? Не судите, да не судимы будете.