От редакции. Второй год подряд Общественная Палата РФ проводит «горячую линию» по ЕГЭ. Обозреватель «Русского журнала» спросила члена Общественной Палаты Любовь Духанину, чем эта «горячая линия» отличается от прошлогодней, какие вопросы больше волнуют людей и существуют ли законные способы борьбы с теми нарушениями, о которых сообщают авторы звонков.
* * *
Любовь Духанина: И в прошлом, и в этом году мы для себя ставили две задачи. Первая: понять ситуацию, связанную с проведением процедуры ЕГЭ. И вторая: оказать практическую помощь детям, которые оказались в сложной ситуации в связи с ЕГЭ.
В 2010-м сильно возросло количество звонящих детей. Если в прошлом году мы радовались, что около 10% звонящих – дети, то сегодня их уже более 30%.
И дети, и родители задают точные, конкретные вопросы, знание ответов на которые нужны им для совершения дальнейших действий. Например, они вышли с экзамена и интересуются, когда и где смогут узнать результат. При этом, они высказывают пожелание, чтобы результаты как можно быстрее появились в режиме он-лайн.
Задают вопросы об установке минимального балла, о пересчете из первичного – в тестовый балл, о порядке пересдачи экзамена по ЕГЭ. Дело в том, что дети путают порядок пересдачи экзаменов по основным предметам и по предметам по выбору. Пересдача предметов по выбору практически отсутствует, и это приходится им разъяснять.
Не очень точно еще и дети, и родители усвоили процедуру апелляций. Особенно сложно им следить за сроками, потому что сроки подачи заявлений очень короткие и не всегда семье удается в тот же день узнать результат ЕГЭ. Сутки они теряют, и остаются только еще одни для подачи апелляции.
Недостаточно знают о своих правах семьи, где есть дети с особенностями здоровья. А государство о них хорошо позаботилось, предложив им разные формы сдачи итоговой аттестации. Важно, чтобы школы лучше информировали такие семьи.
Из реальных проблем, с которыми сталкивались дети, это – сбои в списках, нехватка бланков, удаленность пунктов приема, удаленность пунктов проведения апелляции. Это те вопросы, которые находятся в компетенции местных департаментов образования. И я думаю, что они учтут эти нюансы в следующем году.
Сегодня дети звонят и не спрашивают: «расскажите как…», а утверждают: «мы считаем, что это – нарушение процедуры». Или: «скажите пожалуйста, кто отвечает за то, что мне не хватило бланка и что я могу в этой ситуации предпринять: написать заявление по процедуре, или я могу подождать и мне будет продлен экзамен?».
Это вопросы, не связанные с нормативно-правовой базой на федеральном уровне. Они связаны с организацией работы на местах.
РЖ: Из каких регионов поступали звонки о нарушениях?
Л.Д.: В этом году мы впервые сделали «горячую линию» с ноля часов. Я сделала это специально, чтобы перекрыть всю Россию. И сама с ноля часов 21 час сидела 4 дня. Нас расстроило то, что если раньше нарушения в основном касались Кавказа, то теперь все переместилось в Центральную Россию. Мне непонятно, зачем так массово пытаться писать за детей. В то же время готовых работ стало меньше, больше стало SMSок.
РЖ: Было много жалоб на процедуру апелляций. Что вы знаете об этой проблеме?
Л.Д.: В этом году Москва сделала очень хорошую вещь: в Интернете выложили все отсканированные работы учащихся. Это помогало процедуре апелляций. Можно было, узнав результат, быстро скачать работу ребенка, вместе с учителем посмотреть ее и определить, есть ли перспектива на апелляцию. Это нормально.
Иногда учитель говорил: здесь нет перспективы. А иногда наоборот: тебе поставили на два балла меньше. И помогал это доказать.
Важно, чтобы это распространилось на всю страну
РЖ: В начале работы «горячей линии» Общественной палаты вы говорили о звонках людей, которые сообщали о проплаченных ЕГЭ. Известна история, когда в городе Морозовске за учеников задания делали учителя. Выпускник из Карачаево-Черкесии проинформировал ОП, что в республике хороший результат ЕГЭ по русскому языку стоит 100 тысяч рублей, а по математике - 150 тысяч. А потом такие же «цены» подтвердил абонент, звонивший из Краснодарского края. Два звонка по поводу взяточничества на ЕГЭ прозвучали из Дагестана. Там 10 тысяч рублей платят учителю, 5 тысяч – дежурному в экзаменационной аудитории и 1 тысячу - на входе в ППЭ (пункт приема экзаменов)". Без этого, пояснил звонивший, "никто не будет даже паспорт проверять". Как потом развивалась работа «горячей линии»?
Л.Д.: Есть ситуации, когда нарушения не удалось это зафиксировать. Например, человек звонит и говорит: происходят такие-то нарушения. Мы обращаемся в правоохранительные органы, которые оперативно высылают группу. И… ситуация не подтверждается.
РЖ: Очевидно, что на местах невыгодно выносить сор из избы.
Л.Д.: Выявить нарушения трудно, потому что не разработана система их фиксации. Нужно развивать систему общественного наблюдения.
Мы будем выносить это на профессиональное обсуждение совместно с Рособрнадзором. Вопросы о том, как можно фиксироваться эти нарушения. Ведь, несмотря на то, что в этом году много людей сообщили о нарушениях процедуры, существуют звонки, когда дети говорят, что им не дали бумагу для того, чтобы написать заявление о нарушении процедуры.
РЖ: То есть, организаторы на местах покрывают нарушения.
Л.Д.: Да. Сейчас мы хотим уточнить всю нормативную базу и жестко записать действия общественного наблюдателя. Что он может делать. Потому что на сегодня рекомендации общественным наблюдателям даются такие: он должен осуществлять процедуру наблюдения, не мешая участникам самой процедуры. А понятие «не мешая» - достаточно многозначное. Например, наблюдатель должен одновременно с детьми войти в класс, сесть и не выходить. Считается, что когда взрослый человек ходит, это мешает процессу экзамена. Я думала: но ведь кто-то из ребят встает и выходит в туалет. Это тоже мешает. Но общественному наблюдателю ходить нельзя.
Все это нужно обсуждать и дойти до какого-то точного понимания прав наблюдателя. Нам нужно определиться, может ли общественный наблюдатель иметь видеокамеру, и как он может ей воспользоваться. То есть, должны быть четко прописанные принципы, с которыми согласится общество, Рособрнадзор и субъект РФ, который это все организует.
Тогда мы поймем, как можно фиксировать нарушения. Детали должны быть достроены. Вот тогда мы начнем понимать, как с этим бороться.
На сегодня в деталях остается много вопросов. Например: сколько раз ребенок может выходить в туалет? Такой вопрос пришел на «горячую линию». Потому что кто-то выходил 10 раз, а в другой аудитории детей не выпустили вообще. Действия какого организатора правильные? В нормативе нигде этого не написано.
Я посмотрела зарубежную практику. Там делают так: дается первый листок заданий. Он рассчитан на 40-45 минут работы. Ребенок делает задания, сдает листок, и все идут в туалет. Как на перемену. Потом они возвращаются и получают следующий листок. Тогда никаких вопросов не возникает.
Когда мы обсуждаем такие детали, мы фактически выходим и на саму структуру экзамена. Это создает риск того, что сам экзамен может организационно поменяться. И все начинают волноваться. Но я думаю, что ничего плохого в такой системе нет.
РЖ: А как решить проблему с мобильными телефонами (ими пользуются как раз выходя в туалет)? С подсказками, полученными с их помощью?
Л.Д.: Были ситуации, когда дети приходили с тремя мобильными телефонами. Один он сдавал, ему говорили: кажется, у тебя еще есть. Он доставал второй. А с третьим шел на экзамен.
Вопрос с мобильниками очень сложный. Я одного ученика минут 10 убеждала в том, что телефон ему не нужен. Он не понимал и говорил: как, мне нужно, чтобы на экзамене подсказывали! Это ребенок, который заканчивает 11-й класс и не видит для себя варианта, что экзамен – это вещь, которую ты сдаешь самостоятельно.
Другие дети говорят: нам это мешает, для нас это – неравные условия.
Или: в классе сидит 10 человек. Двое воспользовались телефонами. Как им аннулировать экзамен, какой документ нужно написать, кто должен его подписать? Эти вещи нужно отработать. Но заранее их невозможно было даже предугадать, ведь все знали, что нужно сдавать мобильные. Никто не мог представить, что учителя будут писать за детей!
Были и такие звонки: дети говорили, что им мешали писать организаторы в пункте приема экзамена. Я задавала вопрос: а что они делали? Ответ был такой: одна женщина пилила ногти. Или: две организаторши вдвоем сидели в классе и громко обсуждали сериал.
Но такие ситуации тоже надо предусмотреть в инструкции.
В общем, нужно определить, какими методами общественный наблюдатель может фиксировать нарушения. Если он просто что-то запишет в своем листе наблюдения, то это юридической силы пока не имеет. Всегда встанет вопрос о доказательной базе.
РЖ: Какую роль сыграли общественные наблюдатели?
Л.Д.: Требование присутствия общественных наблюдателей очень организовало регионы. Это действительно независимые люди. Эту роль не имеют права исполнять родители, чьи дети - на этом пункте сдачи, учитель, чьи ученики сдают ЕГЭ. Но родитель может пойти на другой пункт приема.
Речь идет о проблеме независимости средств контроля от тех, кто производит услугу. Система образования не должна быть механизмом, который сам организует процедуру контроля.
РЖ: Как в Германии – независимые центры проведения их разновидности ЕГЭ.
Л.Д.: Конечно! Мы в прошлом году уже выдвигали эту идею. И считаем, что должны существовать независимые центры контроля, в которых не должны работать директора школ, учителя. А должны быть квалифицированные эксперты, которые смогут организовать эту процедуру. Нужно срочно сокращать сроки проверки работ, потому что это самый сложный период для ребенка в эмоциональном плане.
Нужно снижать и участие людей на различных этапах процедуры ЕГЭ, больше внедрять информационные технологии.
РЖ: Но тогда не будет части «С», которую проверяют люди…
Л.Д.: Часть «С» у нас пишут только 10% детей. Математика становится двухуровневым экзаменом, где есть часть обязательная для всех и профессиональная. Обязательную часть дети за 40 минут написали и пошли домой. Те же, кто хочет писать углубленный экзамен, приходят после переменки и продолжают работать.
Нужно продумывать варианты, которые упрощают процедуру. В мировой практике базовый уровень дети сдают на компьютере. И проверяет его компьютер. И наши независимые Центры могут так делать.
Пришел ребенок на базовый уровень, сел за компьютер, сдал, сразу увидел результат и пошел домой. И сказал: мама, я написал на «4». Вполне можно сделать такие Центры, оснащенные компьютерами, где дети сдавали бы ЕГЭ. И тогда эмоциональное напряжение будет уходить. И сдавать можно будет не в один день по всей стране, а в разные. Давайте эту экзаменационную егэшную сессию сделаем двухмесячной. Стартуем в середине апреля, закончим в середине июня. Кто когда готов, тогда и сдает. Модель проведения ЕГЭ надо менять.
Независимый Центр тестирования нужен не только для проведения ЕГЭ. Для ЕГЭ он может работать апрель-май-июнь. А внутри учебного года он может функционировать и для семиклассников, восьмиклассников и т.д.. Это поможет им, например, определить, какой профиль выбирать. Пошли в Центр, протестировали на конец 8-го класса. И решили, куда двигаться дальше.
Оценивание себя и собственных результатов не должно становиться общероссийской компанией, а должно быть личным делом ребенка, связанным с его стратегией выбора дальнейшего жизненного пути.
Такие Центры нужны и для того, чтобы родитель мог предъявлять претензию к школе. Сегодня этот механизм не работает. Например, ребенок отучился 8 лет и ничего не знает. Родители ведут его в Центр тестирования, там получают объективный результат и предъявляют претензию школе. Это и будет реальной ответственностью школы, учителя.
Негосударственная школа давно имеет контракт с родителями. И были случаи, когда родители подавали иски на школу и выигрывали. При этом школа несет серьезные потери. Как только появится Центр, который дает независимую оценку, как только в госшколе появится контракт с родителем, тогда замкнется цепочка, говорящая об ответственности школы перед родителем и ребенком.
Нельзя самому учить и самому себя оценивать.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова