Безграничная Европа

Какой стратегией руководствуется ЕС в ее взаимоотношениях с Россией и в ее политике на постсовестском пространстве? Почему не сработал Лиссабонский договор и оказался неэффективным пост президента ЕС? Насколько политически определяющим (и именно в контексте России) является экономическое лидерство Германии? Насколько эффективна брюссельская евробюрократия в плане взаимодействия с лидерами крупнейших европейских стран.

Как политическая, так и идеологическая стратегия ЕС на постсоветском пространстве очевидна: сохранение и упрочения своего влияния во всех странах СНГ, градус внимание к отдельным государствам постсоветского пространства в соответствие с их политическим и идеологическим значением для мирового сообщества и ЕС. Причем влияние не только политическое, но в первую очередь ценностное.

Согласно мнению крупнейших экспертов по европейской интеграции, границы Европы как политического пространства не определяются однозначно ни географически, ни экономически, ни исторически или культурно, ни по признаку религиозной идентичности, ни по критериям «расы» или правовой системы. Как гениально выразился Георг Крайс, профессор новой истории и директор Института Европы Базельского университета (Швейцария) в своей новой монографии «Европа и ее границы»: «Европа находится повсюду там, где соблюдаются европейские принципы». Это, на мой взгляд, лучший ответ на вопрос о долгосрочной стратегии Европы не только в отношении стран СНГ, но и всего мирового сообщества. Если ЕС в действительности окажется качественно новым политическим и ценностным проектом человечества, который не ограничивается пространственно Адриановым валом, Берлинской стеной или итальянским островом Лампедуза, то очевидно, что в этом проекте идейные ценности (как воплощение определенного духа) будут иметь преимущество перед политическими интересами собственно ЕС, т.е. «Новая Европа» – это реинкарнированный Прометей всего человечества в смысле первооткрывателя новых «духовных и культурных» благ для всей человеческой цивилизации.

Россия напрямую участвует в едином европейском интеграционном проекте только посредством Совета Европы, компетенцией которого являются права человека, развитие демократии и правого государства. Очевидно, что именно эти проблемы станут главной темой во взаимоотношениях России и ЕС, который включает в себя явное и единственное на пространстве Европы политически организованное большинство – 27 стран-членов ЕС из 47 государств членов Совета Европы . Продвинутость защиты прав человека в рамках Европейской Конвеции по правам человека несопоставима ни с одним регионом мира, в том числе и с Северной Америкой во главе с главным защитником мировой демократии США (гражданин страны Совета Европы может выдвигать иск против своего государства в Европейском суде по правам человека, такое пока невозможно нигде в мире, кроме Европы).

Поскольку Россия ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека, то это юридическое обязательство останется главной линией взаимодействия и европейского политического влияния на Россию, которая еще достаточно долгое время будет являться определяющей во взаимотношении ЕС с Россией.

США остается классической устаревшей политической империей, преследующей в первую очередь собственные государственные интересы и интересы своих союзников, а европейская интеграция становится принципиально новым невиданным в мировой истории политическим проектом. Эта аксиома, которую необходимо понять, чтобы вообще говорить о политике России в отношении Европы. О политической и экономической интеграции с Россией для Европы говорить еще очень рано, речь для европейцев может идти только о ценностном «приближении» России к Европе.

Современный ЕС даже после принятия Лиссабонского договора остается только квази-государством, а юридически как и прежде является единственной в своем роде супранациональной международной организацией. Лиссабонский договор сработал, пост президента Европы введен. Дело в том, что функциональная сторона проекта европейской интеграции – это медленная почти незаметная, но перманетная модернизация. Президент Европы и Конституция Европы (Лиссабонский договор) уже существуют, но государством ЕС пока не стало, возможно ЕС никогда и не станет классическим государством, а останется политическим образованием никогда ранее не имевшем место в политической истории мира. ЕС перенял 70 % суверенитета государств-членов и разработало собственное европейское право обязательное для всех государств ЕС на основе прецедентных решений европейского суда (не путать с судом по правам человека), ЕС ввела гражданство Европейского союза, но пока с юридической точки зрения – это не новое государство. У ЕС-бюрократии достаточно прав и полномочий, но пока недостаточно государственных обязанностей.

Экономическое лидерство Германии в ЕС в контексте его политики в отношении России является безусловно значимым, но и не определяющим фактором в российской политике ЕС. В ЕС функционируют принципы консенсуса и конкорданса как всех государств-членов, так и всех политических сил Европейского Союза. Германия не может своей экономической мощью продавливать политические решения всего ЕС в пользу России, если бы она этого даже и желала. Германия не отказалась бы привязать к себе Россию, чтобы доказать всему ЕС не только свою экономическую, но и политическую мощь.

Но Германия не может, используя свои отношения с Россией, усиливать свою политическую мощь как государства в противовес ЕС - это противоречит задачам интеграции. Германия в идеале должна забыть, что она еще пока государство, а в своих решениях руководствоваться тем, что она — «локомотив» ЕС и архитектор новой Европы, в том числе и в отношениях с Россией. Для всех стратегических альянсов России с отдельными странами-членами ЕС, как например, с Германией или Италией, – важно не упускать из виду, что они лишь частично суверенные государства и политически представляют проект ЕС, а Россия в качестве классического суверенного государства (за исключением потери некоторой части государственного суверенитета вследствие членства в Совете Европы) представляет только саму себя.

Полномочия брюссельской бюрократии и политических лидеров стран ЕС разграничены, и несмотря на периодически возникающие проблемы, пока эта система достаточно хорошо функционирует. Брюссельские бюрократы занимают более высокое место в иерархии, они представляют только ЕС, а национальные политики имеют как бы двойную идентичность: они представляют на международной арене, как ЕС, так и свои государства. Двойное представительство на национальном уровне в данном случае не привилегия, а просто двойная ответственность. Приоритет европейского права в пространстве ЕС устанавливает границы компетенции государств-членов. Конфликты «центра» с национальными государствами решаются путем создания новых политических проектов, которые не подавляют, а обходят возникшие проблемы. Пример, Лиссабонский договор появился вместо провала консенсуса по принятии Конституции ЕС вследствие отказа Франции и Голландии проголосовать за общую конституцию.

Идея в том, что эта система должна функционировать автоматически и снизу. Если же возникают ценностные и идеологические проблемы, то еврокомиссары готовы пойти на компромиссы, для этого существует система юридических оговорок для каждой страны-участника. Так, например, Польша, подписывая Лиссабонский договор, оговорила себе право на запрет абортов. Эта система общеевропейского права, но в тоже время политического компромисса и сотрудничества между брюссельским центром и государствами-членами исторически беспрецендентна и ориентирована по сути на вечное функционирование - европейский перпетуум мобиле.

Почему Европа не стала лидером постамериканского мира? Почему европейская социально-экономическая модель оказалась невостребована в тот момент, когда провалилась модель американская? Насколько причиной отторжения остальным миром ЕС является европейская секулярная постнациональная культура? Насколько Россия сознает свою ценностную сопричастность современной Европе и ЕС? Заинтересована ли Россия в институциональном укреплении ЕС, в возникновении европейской сверхдержавы и обретении Европой стратеического видения?

Пока еще рано говорить о постамериканским мире и провале политической гегемонии США в мире. Американские политические «ястребы», как и «голуби» явно не согласны с тем, что США утратили политическое доминирование в мире. Но в тоже время с точки зрения, например, международного права модели поведения США и ЕС на международной арене разительно отличаются друг от друга. Политика администрации Буша, совершенно игнорировавшая существующие международно-правовые нормы в угоду политическим интересам или произвольно понятой безопасности собственного государства, выразившаяся, например, в постулировании концепта превентивной оборонительной войны или в праве агрессии против негосударственных вооруженных формирований при нарушении государственного суверенитета других стран, повергла в ценностный шок многих, как европейских, так и мировых демократов и правозащитников.

Демократическому миру перестал быть интересен политический эгоизм империи США. Но в тоже время ЕС в современном виде – это не имперская, а имманентно-интеграционная модель. Отсюда цель Европы – это региональное, а не глобальное лидерство. Разница политических целей с США в данном случае очевидна, что и объясняет пассивность ЕС в период краткосрочного экономического и политического кризиса в США.

Европейская секулярная культура вызывает подчас определенное напряжение с политическим исламом, что нашло выражение в громком скандале с запретом минаретов в Швейцарии, запретом на ношение мусульманской религиозной одежды в общественных местах в некоторых европейских странах, карикатурных скандалах в Дании и т.д. Определенные ценностные противоречия, безусловно, существуют также у современной Европы с африканскими странами, переживающими в настоящее время подлинный бум религиозности. Но за исключением исламских радикалов, а также некоторых авторитарных политических режимов в исламских странах, например, Ливии, которая устами ее лидера Муамара Каддафи объявила джихад Швейцарии как «безбожной» стране, запретившей строительство минаретов, европейская секулярная культура политически не слишком заметно влияет на взаимоотношения государств-членов ЕС с политиками других регионов мира.

Осознание или отвержение Россией ее ценностной сопричастности современной Европе и ЕС зависит от позиции конкретных лиц в российской власти или политическом бомонде. К этому вечному спору российских радикальных западников и славянофилов примыкает также множество более умеренных и в чем-то эклектичных взглядов. Проблема, на мой взгляд, в том, что большинство населения России и немалое число российских политиков не знают «душу» современной Европы и «сердце» общеевропейских ценностей, а также мало осведомлены о восприятии европейцами России. Поэтому рассуждать о ценностной сопричастности к тому, что в действительности не знаешь довольно неблагодарное занятие. Но российские граждане не виноваты в этом – Европа для них по сути до сих пор политически и культурно закрыта – а кратковременные туристические туры в европейские страны для представителей российского среднего класса мало что могут изменить в ситуации современной политической изоляции России в странах ЕС.

Стратегически Россия не может быть заинтересована в возникновении европейской сверхдержавы. Политика – это всегда вещь жесткая, несмотря на все красивые слова об интеграции, правах человека и демократии. Хороший исторический пример для этого – объединение Германии в 1871 году, которая до этого столетиями по словам Марины Цветаевой «сказками туманила», а объединившись «днесь танками пошла» - не говоря уже о трагедиях первой и второй мировых войн, вспомнить хотя бы вторжение немцев во Францию во время франко-прусской войны и захват Парижа в 1871 году - уже через полтора месяца после провозглашения Германской империи. Пусть нам говорят об исключительно мирном характере проекта ЕС, Россия будет существенно политически ослаблена возникновением на ее границах мощной европейской империи.

Смогли ли западно-европейские лидеры использовать в своих интересах "перезагрузку" между Россией и США? Почему не было принято ни одной стратегической инициативы в развитии как трансатлантических, так и российско-европейских отношений в эпоху двух проевропейских президентов? Кто виноват во всеобщем "застое" в эпоху всеобщей "разрядки"? Возможна ли "новая Антанта" между Россией, США и ЕС?

Западноевропейские лидеры несомненно поддерживают многие внешнеполитические инициативы Обамы, в том числе и по России. Проблемы коллективной безопасности безусловно волнуют Европу. Если «перезагрузка» решит проблему европейской безопасности – этого пока для ЕС будет достаточно. Время для качественного сближения Запада с Россией пока не пришло. Европа была сосредоточена на интеграции «новых членов». Лидерам ЕС понятно, что Россия – это их сфера влияния в большей степени, чем США, но они не собираются пока бороться за влияние на Россию с США. Россия как бы никуда от нас не денется – вот лейтмотив европейского мышления. Пока европейские политики ведут себя по отношению к России по принципу, «а нам все равно», а блеф – это или нет будет видно в ближайшее время.

Во всеобщем застое, по мнению европейских политиков, виновата неевропейскость или недостаточная европейскость России, которая определяется не географически или исторически, а ценностно. Дело не только в том, что российские либералы немногочисленны и с европейской точки зрения недостаточно либеральны, но и в том, что российское общество слишком «неевропейски» традиционно. Примеры: коррупция, милицейский произвол и пытки, проблемы гражданского общества в России, слабость и недостаточная демократичность политической системы и т.д. Для Европы – это сигнал, что в России преимущественно неевропейские ценности, поэтому интеграция возможна только на линии прав человека, правого государства и демократии, все остальные каналы остаются для России закрытыми. Европа взаимодействует с Россией как с внешним и в большой степени идеологически чуждым Европе огромным государством, не слишком сильно отличающимся например, от Китая.

Мягкая подвижная «стена» на восточной границе ЕС будет существовать еще долгое время. Сигналом прорыва на линии ЕС - Россия могла бы стать отмена виз, но осуществиться это может только в среднесрочной перспективе, если Россия будет соответствовать европейским ценностным ожиданиям. До отмены виз говорить о каком-то серьезном стратегическом сотрудничестве или даже его намерении явно преждевременно, поэтому, конечно же, "новая Антанта" между Россией, США и ЕС в краткосрочной перспективе — слишком большая утопия. Сигналы в политике играют чрезвычайно важную роль, а визы – это сфера суверенной политики государства: с дружественными союзническими государствами как это было, например, во время исторической Антанты, не существует визового режима. С восточноевропейскими странами, такими, как Чехия или Польша не только ЕС, но и США, отменили визы уже в начале девяностых годов, примерно за 10 лет до их принятия в ЕС.

Кроме того в рамках исторической Антанты, в частности Францию и Россию, связывало политически и культурно многократно больше, чем современную Россию с США или ЕС. Россия для этих обоих политических колоссов все еще остается, если и не совсем актуальным противником, то по меньшей мире бывшим политическим врагом.

Сужается ли пространство "иной Европы" - европейских стран, не входящих в ЕС, а также институтов европейской интеграции, альтернативных ЕС? Насколько эффективны и оправданы усилия России мобилизовать потенциал "иной Европы", развивая сотрудничество с Норвегией вокруг Баренцова моря, требуя перестройки ОБСЕ, настаивая устами Лаврова на том, чтобы гуманитарной основой европейской интеграции стал Совет Европы? Насколько улучшение отношений России с Украиной способствует решению проблем европейской интеграции? Возможно ли ввиду ослабления позиций "старого Запада" возникновение "нового Запада" в лице стран, принявших зпадные модели политики и культуры, но оставшихся за чертой евро-атлантических структур безопасности?

Пространство «иной Европы» явно сужается. Страны православной культуры, как Румыния и Болгария, недавно вступили в Евросоюз. Немногочисленные «западные» нечлены ЕС : Швейцария, Лихтенштейн, Норвегия, Исландия либо связаны с ЕС интеграционными двусторонними договорами, либо входят в европейское экономическое пространство, где действует право ЕС, в том числе все резолюции европейского суда. Для Сербии, Черногории и Македонии ЕС недавно постановил отменить визы в качестве начального процесса их интеграции в Евросоюз. ЕС – основной проект европейской интеграции, но и другие субсидиарные общеевропейские проекты не вступают в конфронтацию с ЕС, например Совет Европы или Европейский суд по правам человека в полной мере соответствуют идеологическому и ценностному проекту европейской интеграции. Поэтому, строго говоря, кроме основного проекта европейской интеграции на основе ЕС никакой «иной Европы» в настоящее время пока не существует.

Россия «захвачена» большой Европой только через Совет Европы. Европейский суд по правам человека — это, скорее, из области аксиологии, чем актуальной политики. Усилия России мобилизовать потенциал «иной Европы» едва ли вообще замечаются европейскими политиками. Россия для большинства стран ЕС выступает в качестве европейского маргинала, который что-то требует «для себя», а не для «общего дела». От России в рамках Совета Европы никто не ждет никакой самостоятельной политики в качестве «иной Европы», а лишь ускорения общеевропейской ценностной интеграции. Чем более Россия будет выступать с требованиями или инициативами в качестве суверенного государства, и к тому же мировой державы, тем более она будет в глазах европейцев приближаться к Китаю, а не к Европе. Чтобы достичь «европейскости» Россия как государство должна политически «умалиться», снизойти до уровня малой страны ЕС, например, Эстонии, смирить свою «имперскую» гордыню во имя «общего дела», а не собственной суверенной политики. Другого пути у России в рамках какого-либо проекта глубокой политической интеграции в Европе, как это имеет место в настоящее время на базе ЕС, нет.

Россия не должна обольщаться, что через Совет Европы она станет полноправным, интегрированным членом большой Европы, поскольку Совет Европы как субсидиарный, но и не отделимый от ЕС проект, захватывает только малый, хотя и очень важный идеологический ареал пространства европейской интеграции.

Снижение напряженности в отношениях России и Украины способствует укреплению политической гармонии в странах ЕС. Для политиков новой Европы любая политическая напряженность или кризисная ситуация на границах – это сигнал слабости, а не силы. Здесь нужно понять, что подлинная мировая политическая интеграция, это нечто иное, чем классическое «разделяй и властвуй», которое ценностно еще не преодолели в своей политике США или ее европейский союзник - Польша, в частности, делая в свое время ставку на «оранжевую» революцию на Украине. Но все же европейская недискриминационная солидарность с теми кто еще нечлен ЕС, как Украина или Россия, пока скорее ценностный идеал, чем политическая реальность, отсюда например, программа Восточного партнерства для Украины, но не для России. Хотя в тоже время несомненно, что «мирному проекту» европейской интеграции нужна политическая стабильность и покой на континенте.

Возникновение «нового Запада» в смысле принятия новых членов в ЕС без требования вступления этих государств в НАТО можно было бы рассматривать в качестве интересной будущей политической модели развития Европы. Пока об этой возможности говорить еще рано, поскольку до сего дня исключений при принятии новых членов из бывшего советского блока в ЕС сделано не было. Не членами НАТО являются только «старые» члены ЕС, как Австрия, Швеция, Финляндия или Ирландия, а также такие малые новые члены ЕС, как Мальта или Кипр. Вступление в НАТО для новых членов из бывшего Варшавского договора определенно было политической гарантией выбора в пользу ЕС и Запада раз и навсегда. Изменение данной тенденции в будущем возможно только в случае ослабления НАТО или возникновения угрозы стратегического альянса между ЕС и США.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67