Вся власть – профессионалам

От редакции: В своем Послании президент Дмитрий Медведев представил программу реформирования сферы образования. Однако, пока это лишь программа, которую необходимо реализовывать. А молодые люди по прежнему выбирают профессии юристов и экономистов и не стремятся становиться педагогами, инженерами и специалистами в сельском хозяйстве. Что должно делать государство в данный момент для исправления ситуации? Нужно лишать немодные вузы финансирования или наоборот, укреплять их? Какие шаги должно предпринять государство для того, чтобы страна смогла осуществить тот исторический прорыв, который заявлен Президентом? Об этом и многом другом обозреватель «Русского журнала» Наталья Иванова-Гладильщикова побеседовала с членом-корреспондентом РАО Александром Абрамовым.

***

РЖ: Почему молодые люди идут в экономисты, а не в инженеры?

Александр Абрамов: Эта тема имеет самое непосредственное отношение к недавнему ежегодному Посланию президента Дмитрия Медведева и к его тексту «Россия, вперед!». Руководителем нашего государства было озвучено множество важных вещей, но не было дано ответов на вопросы, касающиеся образовательной политики. А между тем, проблемы образования в ситуации, когда ставятся амбициозные задачи по развитию страны, являются ключевыми. Любые задачи можно решить только в тех случаях, если есть люди, которые умеют и хотят их решать. И кадровая политика в этом отношении важнейшая.

К сожалению, сегодня с одной стороны мы имеем кадровую деградацию в старших возрастных группах, а с другой – отсутствие системы воспроизводства внутри системы образования. Это две беды.

Что касается состояния кадров, то приведу такой пример. В советское время не было разумной процедуры смены кадров в политике. В результате в политику пришли люди неподготовленные, и во многом именно поэтому страна оказалась в том положении, в котором она оказалась.

Теперь представим себе, что вот эти кадровые разрывы между поколениями (это и старение кадров, и утечка умов, и отсутствие смены во многих областях) происходят во всех сферах. В науке, инженерном деле, среди квалифицированных рабочих… Это очень опасная вещь. Исторически опасная.

Что касается состояния всей системы образования, то ее тоже нужно трезво оценивать. В газетах справедливо пишут, что высшая школа находится в тяжелом состоянии: лишь около 35% работают по специальности, и их квалификация тоже вызывает большие сомнения.

Достаточно широко признается разрушение системы начального и среднего профессионального образования. Существуют большие дефициты во многих рабочих профессиях, в том числе весьма квалифицированных и необходимых.

А что касается школы, то нужно внимательно отнестись к результатам ЕГЭ этого года. При том, что ЕГЭ не является объективной системой оценки, тем не менее, объективно здесь зафиксированы два важных события. Первое: стало очевидным, что мы имеем полный провал в знаниях учащихся по математике и русскому языку (мы столкнулись с элементарной безграмотностью). Второе: выбор абитуриентами специальностей в вузах, ставший возможным благодаря поступлению по результатам ЕГЭ, дал нам по сути социологический обзор ситуации. Получился как бы незапланированный социологический опрос, по результатам которого выяснилось, что профессии ученого, инженера, учителя совершенно не востребованы молодыми. Они не престижны. Подавляющее большинство видит свое будущее в профессиях управленца, юриста и экономиста (максимальные конкурсы). Маленькие конкурсы были в действительно престижных и известных вузах, таких, как Физтех и мехмат МГУ.

И еще убийственный факт, который продемонстрировал ЕГЭ: лишь 20 тысяч из 900 тысяч выпускников выбрали в качестве экзамена физику. Результаты ЕГЭ по физике тоже не радуют. Это означает одно: физика из школы ушла. Ныне это несуществующий предмет. В этот список попадают и геометрия, и литература, и многое другое.

В результате мы имеем резкий контраст между реальным состоянием системы образования и очень высокими требованиями, которые естественным образом вытекают из амбициозной задачи исторического прорыва России.

РЖ: Да и без дальнего прорыва: через пять лет эти будущие инженеры-троечники будут управлять электростанциями, делать самолеты и подводные лодки…

А.А.: Конечно. Вдобавок, здесь входят в резонанс две большие беды: кадровая деградация с одной стороны и износ материальных фондов и оборудования. В такой ситуации вероятность технологических катастроф резко возрастает.

РЖ: Вспомним Саяно-Шушенскую ГЭС…

А.А.: И это не случайный выброс, не одиночное событие. Вероятность тех или иных аварий и крупных катастроф в этих обстоятельствах резко повышается.

Сейчас довлеет сугубо экономический, утилитарный подход

РЖ: Если абитуриенты в своем большинстве интересовались профессиями экономистов, юристов и менеджеров, то хочется узнать, какие специалисты реально нужны стране. И занимается ли кто-то подобным анализом?

А.А.: Россия в силу необычайной географической протяженности и разнообразия природных и культурных условий обречена развиваться по всем азимутам. Для того, чтобы поддерживать такую территорию и жить в таких разнообразных условиях, мы обязаны развивать практически все отрасли народного хозяйства, естественно, с разной степенью успешности.

К примеру, должны быть развиты транспортная система, судостроение, самолетостроение и многое другое… Точно также Россия – страна, обреченная быть страной высокой культуры. Либо это так, либо…

РЖ: …либо это – уже не Россия.

А.А.: Ну да. Но поддерживать это громадное человеческое общежитие можно только в условиях высокого уровня культуры в целом по стране. Поэтому, постановка вопроса, что система образования должна отвечать потребностям страны – более общая, нежели выстраивание системы образования под ту или иную экономическую модель.

Эту потребность можно было бы вычислить. Например, существует довольно естественная необходимость в каком-то количестве учителей и врачей. Скажем, на тысячу населения. Следовательно, потребность в учителях и врачах может быть просчитана.

Кроме того, эти профессии – очень массовые и необходимые, должны иметь достаточно равномерное распределение по всей территории страны. И, следовательно, в регионах должна сохраняться (в достаточно большом количестве) система подготовки и учителей и врачей. Вопрос не в том, что нужно ликвидировать нерентабельные и неэффективные пединституты, а в том, чтобы приблизить их к современным задачам.

Но, к сожалению, система пединститутов находится в очень тяжелом состоянии, и главное, что до сих пор не делалось никаких серьезных попыток, чтобы поднять уровень этих пединститутов.

РЖ: Похоже, что и дальше не будет делаться. В связи с тем, что в пединституты и в инженерные вузы недоборы на бюджетные места, министр финансов Игорь Кудрин сделал недавно вывод о том, что такие вузы нужно меньше финансировать. И наоборот, усиливать те, в которые хлынул народ. А народ, как известно, хлынул в юридические и экономические… И получится, что педвузы не то, что не усилятся, а захиреют полностью. И кто будет учить наших детей и внуков?

А.А.: Именно поэтому в этом деле нужен не денежный, а государственный подход, который исходит из реальных потребностей и острой необходимости.

РЖ: То есть, эти вузы надо наоборот поддержать – в том числе и финансово?

А.А.: Да. Точно также можно определить потребность в строительных специальностях. Ясно, что нужно много специалистов в сельском хозяйстве, где в вузах тоже недоборы. Определенное количество специалистов очень высокой квалификации нужно в инженерном деле, в тех или иных сферах науки. Между прочим, есть еще и военное дело, где стоит задача подготовки военных летчиков, подводников и многих других. Очень интересно знать, в каком состоянии все это находится, а не просто сообщать о закрытии военных училищ.

Я к тому, что сейчас довлеет сугубо экономический, утилитарный подход.

РЖ: Его еще можно назвать: «как бы сэкономить», не думая о последствиях?

А.А.: Да. Но скупой действительно платит дважды. А здесь придется много раз платить. Естественен и необходим поворот к совершенно другой политике. Политике выстраивания системы образования под неотложные будущие задачи страны и подготовки исторического прорыва, о котором идет речь.

РЖ: А кто-нибудь занимается анализом экономических потребностей в специалистах?

А.А.: Судя по рекомендациям, которые мы получаем, касающимся реструктуризации сельских школ, ликвидации пединститутов, бюджетных мест (в вузах, где недобор), занимаются весьма и весьма своеобразно.

Не потерять элиту

РЖ: Что вы предлагаете сделать?

А.А.: Если думать о выстраивании системы образования, тесно связанной с кадровой политикой, то для этого, во-первых нужно просчитать реальные потребности (на вырост страны). Уже сегодня закладывать систему с учетом ближайшего и отдаленного будущего.

Второй шаг, который кажется необходимым: сейчас нужно сосредоточить усилия на том, чтобы не потерять элиту. Я имею в виду и научные школы, которые будут передавать эстафету, и будущую элиту (сегодняшних школьников). То есть, через эффективную систему образования, поддерживать людей, которые доказали свою способность, наличие интересов и неких талантов. Делать это нужно широко. У нас есть опыт физматшкол при университетах, опыт кружковой, олимпиадной работы. Эту систему надо расширить и организовать целенаправленный поиск талантливых ребят. Совместного движения талантливых учителей и учеников.

РЖ: Вам на это скажут: у нас все это есть. Олимпиады проводятся, это – альтернатива ЕГЭ. И сколько-то известных физматшкол существует.

А.А. Зная состояние физматшкол при университетах, я могу сказать, что они сейчас находятся не в самой лучшей форме. Олимпиады – то же самое. Я когда говорю об организации этой работы, то имею в виду организацию по гамбургскому счету.

Нужно укреплять как кадровую, так и материальную базу этих школ. Сейчас нет той системы поиска талантливых ребят, которая была на заре этих школ, когда экзамены проводились по всей стране, специально создавались условия для талантливых людей из глубинки и сел…

Надо исходить из того, что таланты распределены равномерно. Это не зависит от материального положения семьи. Здесь, кстати, нужны соответствующие госстипендии и господдержка.

Естественно, с элитой нужно работать, поддерживая и престижные университеты, и аспирантуры. Нужны специальные усилия, чтобы остановить утечку мозгов.

Речь идет не о большом количестве людей, если говорить об элите. Эту задачу относительно быстро можно решить. Но сейчас она не решается.

Второе направление – систематическая работа с элитой.

РЖ: Все это правильно. Но как решить самую неотложную на сегодня задачу: как привлечь абитуриентов на непопулярные (но необходимые стране) специальности?

А.А.: Здесь нужно найти систему стимулов – и моральных, и материальных, для того, чтобы, якобы, не престижные (сегодня), но совершенно необходимые профессии привлекали абитуриентов.

Кстати, непрестижность во многом определяется несправедливой системой распределения цены труда, которую мы сегодня имеем. В мире уже начинают перераспределять эту цену: воевать с бонусами топ-менеджеров. До кризиса считалось, что топ-менеджеры – это люди, которые зарабатывают во многие сотни-тысячи раз больше, чем простые смертные. В результате этого происходит большая несправедливость в распределении цены труда. Эти диспропорции должны постепенно устраняться. Скажем, цена труда учителя намного ниже средней по стране. То же самое касается недооценки труда инженеров и многих других.

Нужно делать все, чтобы привлекать людей к нужным профессиям еще и потому, что диспропорция является источником большого социального неравенства. Есть определенные законы: когда слишком большая поляризация, происходят революции (такое тоже случается)!

Разработка новой системы оценки труда – большая и трудная проблема, которую нужно решать. Но без соответствующих мер стимулирования к активной работе в разных профессиях ничего не получится.

Нужно получать профессию, а не бумажку

РЖ: Давайте вернемся к разговору о системе высшего образования. Разве нормально когда в стране существует такое количество халтурных учебных заведений, выдающих дипломы?

А.А.: Конечно, ненормально. С системой высшего образования, которую мы сегодня имеем, превратившуюся в рынок дипломов, нужно кончать. Людям важно получить бумажку, а не образование.

Простых решений тут тоже нет, но я представляю себе такую концепцию.

Государство должно продемонстрировать, что происходят перемены в политике: когда эффективный труд может обеспечить человеку достойную жизнь. Кстати, в нашей системе пропаганды начисто забыто слово «труд». Ничего не получится без воспитания трудолюбия. Если оценивать все с этой точки зрения, мы сегодня имеем катастрофическую ситуацию. Допустим, что у нас – 80 миллионов работоспособного населения, и каждый может работать по 40 часов в неделю. Так вот, реальная оценка труда здесь очень печальная. Более или менее эффективно используется, дай Бог, процентов двадцать этого труда (по объему и по качеству).

РЖ: У людей нет стимулов работать?

А.А.: Нет никаких реальных стимулов к работе. Приведу один пример. Сегодня нереально для подавляющего большинства решить такую важную жизненную проблему, как приобретение квартиры. Следовательно, здесь должны быть предприняты какие-то радикальные меры. Наши передовые экономисты могли бы напрячься, чтобы эту проблему решать. Важно, чтобы каждый человек, независимо от социального положения, мог видеть свою ясную жизненную перспективу.

Конечно, система высшего образования фантастически раздута. Но если бы появились какие-то твердые гарантии, то разумная траектория была бы не та, которой сейчас все следуют (человек кончает школу, и он неполноценный, если не поступает в вуз). Нормальная жизненная траектория должна быть такой: он заканчивает школу (может, даже 9 классов), и идет в структуру, которая позволяет ему достаточно быстро (за несколько месяцев, или за год-два) получить профессию, которая его будет кормить. Это связано и с демографической проблемой, когда встают на ноги в 30-35 лет, а детей до этого не заводят. Дальнейшее образование тоже можно получать, имея разветвленную структуру и заочного, и вечернего образования (в том числе среднего).

РЖ: Сейчас ведь говорят о прикладном бакалавриате (получение степени бакалавра в рамках техникума)… Вроде – техникум, а человек де юро получает высшее образование…

А.А.: Здесь все зависит от профессии. Я вполне представляю себе, что монтера ксерокса можно научить довольно быстро. Есть свои сроки освоения профессий. Но он должен иметь профессию, а не бумагу.

Решения принимают непрофессионалы

А.А.: Еще одно направление, связанное с решением кадровой проблемы. Сегодня очень многое губит то, что мы создали новую модель административно-командной системы принятия решений. Решения принимают непрофессиональные люди. Между тем, нужно выдвинуть лозунг: «вся власть – профессионалам». Решения должны принимать профессионалы.

Но мы не имеем сильных профессиональных сообществ, гильдий, задача которых - и выполнение профессионального долга, и передача опыта будущим поколениям, и отстаивание интересов профессии.

Именно гильдия работников образования должна вырабатывать основные направления реформы, а после этого политики – делать выбор из двух-трех вариантов.

А параллельно с этим, учителя литературы должны биться за сохранение литературы в школе. Математики - за сохранение высокого уровня математического образования. Эти специалисты должны определять содержание образования. Профессиональные сообщества и есть основной двигатель прогресса.

Но сегодня в сфере образования решения сваливаются «сверху» и подготовлены они неизвестно кем. Когда никого ни о чем не спрашивают и продавливают сомнительные решения, это подрывает доверие к власти. А национальным проект «образование» станет только тогда, когда возникнет диалог власти и народа. Постоянный и доверительный.

Нужна новая культурная революция

А.А.: В нашем историческом опыте есть две истории, которые доказали эффективность методов, которые были тогда применены.

Первое – это земство конца XIX-начала XX века. Они сыграли прогрессивную роль для развития системы образования и здравоохранения. Люди на местах взяли на себя ответственность за эти сферы. И учитель, и врач были уважаемыми людьми. Это поддерживалось и разумной политикой государства: врач и учитель были госслужащими.

И второе: культурная революция 20-30-х годов ХХ века. Тогда произошел фантастический прорыв. Были и перегибы, но больше - хорошего. Поскольку политика государства была ориентирована на укрепление обороноспособности, то прогресс культуры и науки (ликвидация неграмотности) сыграл огромную роль. Была создана система социальных лифтов, что сейчас утрачено полностью.

РЖ: А какие параллели в этой связи вы проводите с сегодняшним днем?

А.А.: Нужна новая культурная революция. Ликвидация малограмотности и непрофессионализма.

Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67