Повод для модернизации

Дата 22-го июня для русских – особый символ. Знак народной трагедии и одновременно – свидетельство вероломства соседей, их извечного стремления "поставить Россию на колени". Для меня – это ещё и символ перманентной неготовности России к экстремальным внешнеполитическим и военным обстоятельствам, на которых проходит проверку эффективность системы общественно-политического устройства.

Вот, про американский "Пирл-Харбор" такого не скажешь: вряд ли эта дата может служить основной для подобных обобщений. А тут, если оглядеться назад, за последние 200 лет слишком уж много было атак, которые заставали нас врасплох. Последнее наталкивает на мысль, что, кроме известных внешних перипетий, за этим кроется какая-то внутренняя причина.

Действительно: нападение Наполеона на Россию вопреки Тильзитскому миру – чем не "22 июня"? Правда враг, в конце концов, терпит полное поражение, но какой ценой! Сожжена Москва, центр страны разгромлен неприятелем, уничтожен оригинал "Слова о полку Игореве". Крымская война, разразившаяся для России внезапно, вопреки наивной вере царя в незыблемость "концерта европейских держав" и особенно – в дружественный характер отношений с Австрией и Германией. Нападение Японии на Россию в 1904 году – тоже без всякого объявления войны, и опять – страна и армия не готовы, народу остаётся идти на фронт, утешая себя тем, что "война справедливая" и: "мы – русские, с нами Бог!".

Канун 1914-го года: казалось бы все обстоятельства в пользу России. Санкт-Петербург имеет сильных и надежных союзников. В надежде поспособствовать модернизации российской армии, постройке стратегических коммуникаций перед императором открыла свою кредитную линию Франция. Как говорится: "бери не хочу". Действуя довольно резко на Балканах, царь волей-неволей приближает военную конфронтацию, но и тут фортуна, как кажется, идет ему на помощь. Через несколько дней после объявления немцами войны России Франция и Британская Империя открывают второй фронт. Несмотря на всё это очевидное везение, война идет для России крайне тяжело, пока дело не кончается революцией…

Заметим, - у власти стоял тот же правитель, который проиграл японскую войну десятилетием ранее, имел и время, и материальные возможности исправить прежние ошибки, но, по всей видимости, ничему так и не научился из своего поражения. Не провёл с необходимой быстротой военную реформу, не прислушивался к советам друзей. Такое явное неумение прислушиваться к истории, следующие из опыта наших "22-х июня", удручает!

Что мешало, например, советскому руководству, имея за плечами опыт 4-х кампаний разной длительности и интенсивности – война в Испании, события на озере Хасан и реке Халхин-Гол, Финская кампания – уже в 1941-м году организовать сопротивление германскому нашествию более эффективно? Если гитлеровские части от кампании к кампании воевали все лучше и лучше, то почему наши командиры учились воевать до самого 1943 года?

Почему, например, после двух блестящих операций на Дальнем Востоке, советские части так неэффективно действовали в войне против финнов? В связи этим нельзя не согласиться с мнением тех военных историков, которые отмечают, что недостаточно убедительное проведение финской кампании усилило в Германии позиции сторонников войны с СССР. Советское государство стало выглядеть, как мировое "слабое звено", что сделало его привлекательной целью для гитлеровского "упреждающего удара". Вполне возможно, если бы войну против финнов вели более эффективно, не было бы и нападения Германии на СССР.

И что самое главное, несмотря на неадекватно высокие потери, цели финской кампании достигнуты не были. Ведь Сталин сам определил главную цель этой операции: обеспечение безопасности Ленинграда, исключение возможности его осады в случае разных неожиданностей. Как показали дальнейшие события, передвижение границы, которое было достигнуто в результате военных действий и переговоров, город от блокады не спасало.

Что, наконец, заставило кремлёвских властителей, имеющих за плечами весь опыт царской дипломатии, забыть о золотом правиле российской политики: ни при каких обстоятельствах не допускать разгром Франции! Ведь в случае поражения Парижа Россия оставалась без единственного сильного потенциального союзника на континенте. Это – азы европейской стратегии, которые были известны, вероятно, любому студенту-первокурснику императорской дипломатической академии. Весь опыт европейских войн ХIX века служит блестящим подтверждением этого тезиса, который по каким-то неведомым причинам в Москве позабыли…

Очевидно, что, если бы советские политические лидеры были более реалистичны, СССР не позволил бы Берлину разгром сил союзников во Франции в 1940-м году. Сталин не должен был ждать ещё год, пока Гитлер практически удвоит свои силы и выберет удобный для себя момент для нападения. Ссылка на то, что СССР "по моральным" или каким-либо ещё причинам не мог нарушить договор, не убедительна: в 1945 году СССР нарушил договор о ненападении с Японией, и ничего страшного не произошло. Поэтому ничем, кроме ошибки, такую медлительность Сталина в 1940-41 годах назвать нельзя.

Характерно, что эта ошибка была потом осознана, и исторические документы свидетельствуют о том, что непосредственно перед 22-м июня 1941 года советское правительство рассматривало планы полного пересмотра "политики миролюбия" по отношению к Германии и идейной подготовки населения и армии к возможности превентивной наступательной операции. Известны также документы, свидетельствующие о том, что накануне войны крупнейшие советские военачальники предлагали Сталину нанести по Германии упреждающий удар. Но доводы профессионалов почему-то не были приняты во внимание, что ещё раз свидетельствует о неадекватной оценке ситуации политическим руководством…

Череда "малых 22-х июня" преследовала Россию и в течение последнего 20-летия. Прошло лишь 6 лет со времени вывода советских войск из Афганистана, где они немалой кровью набрались бесценного опыта ведения противопартизанских операций, как весь этот багаж выветрился неизвестно куда. И в 1994 году в Чечне российской армии приходилось начинать с нуля в плане искусства ведения боя в жилой застройке и тактики военных действий в горах.

Между двумя чеченскими войнами кремлевское руководство не приложило даже минимально необходимых усилий, для того, чтобы привести хотя бы элитные части к состоянию, позволяющему вести современные боевые действия. И опять, как и в 41-м, оставалось уповать на героизм простых военнослужащих. И во Второй чеченской кампании имели место факты посылки необстрелянных бойцов на заведомую и в военном отношении бессмысленную смерть.

Последняя инкарнация рокового символа – "Пятидневная война" с Грузией. Мир вновь увидел российских солдат в пёстрой нештатной экипировке, без средств индивидуальной защиты, с автоматами ещё советской продукции, отсутствие элементарных раций и карт у командиров, бронетехнику, которая по 30 лет служит без всякой модернизации, и тому подобную нелепицу, о чем немало было сказано в печати за последние два года. Достаточно представить, что на месте грузин был бы более упорный противник, и тогда российским силам могло грозить военное поражение, либо затяжная война с таким количеством жертв, после которой даже победа была бы ненамного лучше поражения. "Пятидневная война" обнажила серьёзные слабости российской армии, которые до сих пор не ликвидированы, продолжая оставаться провоцирующим фактором новых попыток зарубежных сил "проверить" российскую боеготовность на прочность.

Стоит отметить, что всё это организационное безобразие на самом верху пирамиды военной организации происходило на фоне благоприятнейшей для России экономической и политической конъюнктуры, долгожданной внутриполитической стабильности, демонстрируемой лично президентом "заботы" о нуждах вооружённых сил. Как говорится: "не в коня корм". Вопреки прилагаемым усилиям, Россия продолжает идти навстречу следующему "22-му июня".

Что же нас ожидает теперь, когда экономические обстоятельства для России значительно ухудшились? После того, как было заявлено, что объявленного ранее перехода к профессиональному комплектованию армии не будет, стало очевидным, что задуманная военная реформа провалилась. Это лишает смысла продолжающееся сокращение численности вооруженных сил и снижение срока призыва до одного года. Напомним, что изначально имелось в виду, что место призывников займут профессионально подготовленные бойцы. Ведь только профессионалы способны освоить перспективную технику, которая едва начала поступать в войска. И вновь, как и прежде, никаких заметных персональных выводов не сделано, что означает для госбюрократов полную безнаказанность, а для страны – гарантированное повторение прежних ошибок…

Но отчего так происходит? Какой рок ведёт страну от одного военного конфуза к другому? Что, наконец, мешает, современным правителям России уделить необходимое внимание развитию вооруженных сил, обеспечив их готовность не только к виртуальному "ядерному Армагеддону", но и к нуждам реальных военных операций?

Нам представляется, что ответ на этот вопрос следует искать в архаическом способе регуляции общественных отношений, в смешении в политической и общественной жизни служебного и семейного. В частности, последнее влияет на способность национальных элит к самоочистке, а в отношении власти – снижает её способность к проведению эффективной кадровой политики. Действительно, политическая система, построенная в своей основе на приятельских и родственных отношениях, на непотизме, не может быть эффективна.

Тем не менее,она чрезвычайно живуча. По сути даже при Сталине это родимое пятно русской архаики не удавалось смыть. Кадры, подбираемые по принципу послушания и преданности вождю, зачастую заменяли собой более способных, а значит более инициативных и независимых в суждениях руководителей. Ну, а разговоры об "идейной близости" как правило, служили лишь для прикрытия принадлежности к господствующей властной группировке.

Что теперь мешает президенту освободить от должности тех высших руководителей вооруженных сил и военной промышленности, которые из года в год срывают выполнение намеченных планов военного строительства? То же самое: боязнь нарушить некие негласные табу взаимоотношений внутри номенклатуры, согласно которым те, кто принят "в семью", не могут быть из неё исключены. Другого разумного объяснения чрезвычайной вялости кадровой политики на фоне очевидных недостатков государственного управления не видно.

Положение усугубляется, к сожалению, и тем, как вообще в России происходят "модернизационные рывки", ведущие к техническому обновлению. Каждый новый "модернизационный рывок" начинался после военного поражения от армий передовых стран, либо перед лицом опасности такого поражения, проводился крайне неэффективно, и заканчивался вскоре вследствие быстрого истощения народных сил, а также совершенного равнодушия власти и элит к развитию страны и техническому прогрессу per-se.

В этом – отличие России от тех наций, которые для своей модернизации также нуждались во внешнем вдохновителе. Для других стран, таких, как Бразилия, страны Южной и Восточной Европы, пример наиболее технологически развитых стран Запада являлся сам по себе "путеводной звездой". Элиты этих государств прикладывали усилия к тому, чтобы их страны, по крайней мере, приблизились к Западу в области материального достатка большинства населения. Население в свою очередь активно требовало роста материального уровня, выходя на улицы городов, проводя забастовки и митинги и соответственно активизируя действия власти в этом направлении.

Россия же в последние 300 лет начинала каждый свой технологический рывок, находясь в яростном противостоянии Западу. Именно, страх перед внешним нашествием, противостояние Западу – является ключевым побудительным мотивом российской модернизации.

Модернизация ради модернизации российских государственных мужей до сих пор не прельщает. Они на сегодняшний день не видят кардинальной ценности в техническом прогрессе России самом по себе. Иначе первейшим приоритетом экономической политики было бы вложение необходимых для ускоренного технологического развития средств, а не пресловутая "макроэкономическая стабильность".

Технические усовершенствования им необходимы лишь в качестве "палки", чтобы отбиваться от вероломного Запада, который периодически пытается диктовать Кремлю "правила поведения". Если бы они могли исключить такую угрозу, из побудительных мотивов остался бы лишь страх того, что нефтяных доходов может не хватить для содержания раздутого бюрократического аппарата. Задача достижения в стране западного уровня жизни путём имплементации передовых технологий в жизнь каждого гражданина всерьёз не ставится, она им представляется чересчур амбициозной.

Действительные же энтузиасты новых технологий, люди, понимающие каким образом их надо развивать, практически не попадают на ключевые должности, поскольку в подковерной борьбе не способны конкурировать с мастерами кремлевской закулисы. Обеспечить их карьерный рост некому, поскольку не действует принцип сменяемости кадров. Те же из граждан, кто пытается подражать Западу, пытаясь копировать его стандарты потребления, лишены минимальной государственной воли и гражданской ответственности. Их "борьба за модернизацию" ограничивается борьбой за свой собственный кусок. От них не дождёшься эффективного давления на власть "снизу" в данном направлении.

Реактивность российских модернизаций ведёт к дополнительным внешнеполитическим рискам. Получается, что с одной стороны, Россия для начала очередного витка технического обновления нуждается в обострении конфликта с Западом. Её руководство не способно найти альтернативного лекарства для консолидации элит и обществе, классового сотрудничества и национальной жертвенности.

С другой стороны – Россия могла бы проводить технологическую модернизацию со значительно меньшими издержками, использую передовые западные технологии и прямое участие западных контрагентов, если бы такого конфликта не было. Но тут другая опасность: потеря стимулов к обладанию технологической независимостью может привести к дальнейшей деградации собственной российской науки.

Однако, ещё следует учитывать и позицию крупнейших западных держав. Некоторые страны, такие, как Германия и Франция, в последнее время проявляют искренний интерес к техническому сотрудничеству с Россией, совместному развитию технологий. В то же время элиты такого государства, как Соединённые Штаты, заинтересованы в такой России, которая при необходимости могла бы играть роль "пугала", помогая оправдывать военные расходы, политику вмешательства и иные акции, необходимые для укрепления американской мировой империи. Если кто-либо считает, что от этой уготованной ей роли России будет легко избавится, тот ошибается. Наивно полагать, что Россию оставят в покое только потому, что сама Россия этого искренне хочет.

Также неоправданно рискованно для России выглядеть "слабым звеном", отдавая свою судьбу в руки других государств. А значит, единственно разумным выходом все же является модернизация, даже если бы ради её запуска пришлось идти на обострение отношений с некоторыми странами.

Но сломать инертность элит, которые готовы отказаться и от соперничества с Западом, и от модернизации страны, лишь бы их "не трогали", весьма сложно. Нам представляется, что это невозможно сделать без риска того, что налаженная система властных отношений может "полететь вразнос", и её пришлось бы заново собирать "на лету". Подобный риск неизбежен, ведь предстоит ломать "через колено" даже не людей, а мощные тысячелетние архетипы сознания. На такое не решился даже Сталин. Он проявил себя весьма талантливой игрой на народных архетипах, но оказался совершенно неспособным их изменить. Способны ли на это нынешние руководители страны? Думаю, что нет. Но их власть тоже не вечна.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67