«Российское литературное собрание» - таково официальное название события, которое состоялось 21 ноября в РУДН. Я там был и довольно внимательно следил за происходящим. На собрании присутствовало некоторое количество приглашенных, большинство из которых, насколько я могу судить, имеет отношение к российской словесности в разных ее проявлениях: от школьного преподавания литературы и издательского дела до собственно творческой работы – производства текстов. О том, сколько там было людей, каким образом формировалось это собрание – по каким принципам кого-то приглашали, почему кто-то не был приглашен, – можно только гадать и строить предположения. Я это сделаю на основе тех данных, которыми располагаю. Доподлинно мне мало что известно. Даже количество собравшихся, тем более поименный состав участников. Никакого заключительного пресс-релиза я на данный момент не видел.
Цель собрания, заявленная в разосланном приглашении, сформулирована так: «вернуть Литературе, Чтению, Книге, Слову (все с прописной – В.Г.) их высокое место и предназначение. Для обсуждения всего круга накопившихся проблем и для поиска их решений мы приглашаем Вас принять участие в Российском Литературном Собрании».
Цель эта крайне расплывчата и никаких конкретных решений не предполагает.
Приглашение подписано семью фамилиями:
Дмитрий Андреевич Достоевский
Михаил Юрьевич Лермонтов
Елена Владимировна Пастернак
Александр Александрович Пушкин (только он не присутствовал на Собрании)
Наталья Дмитриевна Солженицына
Владимир Ильич Толстой
Александр Михайлович Шолохов
В Собрании принял участие президент РФ Владимир Путин. Присутствие первого лица государства привлекло к Собранию повышенное общественное внимание.
Я постараюсь быть максимально объективным. О своем собственном отношении к Собранию и мотивах, которые заставили меня принять в нем участие, я тоже скажу. Но главное: не надо путать факты и гипотезы, личные мотивы каждого принявшего участие в Собрании и каждого отказавшегося – они у всех разные. Опираться мне придется в основном на мои собственные впечатления, которые неизбежно субъективны. С этим противоречием придется мириться.
Источники
1. Мои личные впечатления.
2. На официальном сайте президента РФ выложена расшифровка пленарного заседания. За исключением нескольких ошибок, которые я сумел заметить, расшифровка полная.
3. Видео пленарного заседания по трансляции канала Россия 24. Пленарное заседание на видео неполное. Например, на видео нет выступления Олега Новикова – гендиректора ЭКСМО.
Итак, пойдем по шагам.
Приглашение
Приглашение принять участие в Собрании я получил от Алисы Ганиевой. Алису я хорошо знаю и тепло к ней отношусь, поэтому у меня не было никакого когнитивного диссонанса, который случился, например, с Евгением Поповым. Он недоумевал, что получил приглашение от Достоевского, Лермонтова и др.: «Это какой-то Хармс!» Меня список имен подписавших приглашение тоже озадачил. Хотя список этот выглядел диковато, он не показался мне вовсе пустым. Кто такие Дмитрий Андреевич Достоевский, Михаил Юрьевич Лермонтов (не классик, а современник), Александр Александрович Пушкин или Александр Михайлович Шолохов я не знал.
Но кто такой Владимир Ильич Толстой я осведомлен достаточно подробно (у нас хватает общих знакомых). С Натальей Дмитриевной Солженицыной я имею честь быть знакомым лично и отношусь к ней с огромным уважением.
Отдельно хочу сказать о Елене Владимировне Пастернак. Она вдова Евгения Борисовича Пастернака (сына поэта) и внучка философа Шпета. Но этим ее заслуги перед отечественной словесностью не исчерпываются. Поскольку никто и нигде не написал об этих заслугах, - Елену Владимировну просто валили в общую кучу непонятных «потомков», - я это коротко сделаю. Я всегда буду благодарен Елене Владимировне за ту огромную работу, которую она вместе с мужем Евгением Борисовичем Пастернаком и другими членами творческого коллектива проделала, чтобы выпустить 11-томник Бориса Леонидовича Пастернака (а перед этим сначала двухтомник, а потом пятитомник). Я слышал много (даже, может быть, избыточно много) критических замечаний в адрес этого издания (в первую очередь претензии предъявляются к комментарию, но и по текстологии есть вопросы). Но это не отменяет того, что у нас теперь есть полный Пастернак. Работа над комментарием не закончена, она может и должна продолжаться, но 11-томник – это очень серьезно. Забегая вперед, скажу, что Елена Владимировна, промолчавшая почти все Собрание, выполнила свою роль с честью, в конце сказав главные слова.
Так что приглашали меня не просто малопонятные потомки классиков, но и известные мне серьезные люди.
Акунин тоже получил приглашение и отказался приходить. Он объяснил свое решение:
«Издательство уговаривало меня пойти и поучаствовать. Я обещал подумать. Раздумья мои закончились, когда я узнал, что на Собрание собирается прийти Владимир Путин – не то выступать, не то даже председательствовать. Если так – без меня, пожалуйста. Пока в стране есть политзаключенные, находиться поблизости от правителя, просто даже в одном с ним помещении, я не могу. Это означало бы, что я считаю для себя возможным внимать речам о прекрасном, исходящим от человека, который держит в тюрьме людей за их политические убеждения. Нет, не считаю».
Позиция Акунина ясна. И она заслуживает уважения. Присутствие на Собрании президента РФ Владимира Путина сильно осложнило дело и для меня. Но я не согласился с Борисом Акуниным, и дело не только в «нормальном писательском любопытстве», которое Акунин считает извинительным.
Я не считаю Путина легитимным президентом РФ. И не потому, что в стране есть «политические заключенные». Я не юрист и не знаком подробно с материалами «Болотного дела», дел Ходорковского и Pussy Riot. И не берусь судить об их незаконности, хотя все мои личные симпатии целиком на стороне заключенных. Но есть вещи, не требующие доказательств. Путин, демократически избранный в 2000 году президентом РФ, поклялся, в частности, сохранить в России демократию. Он эту клятву нарушил. Одна из главных задач, которая стоит перед демократически избранным президентом страны – обеспечить демократическую передачу верховной власти. Воспользоваться лазейкой, оставленной в Конституции, для того, чтобы сохранить личную власть – это значит нарушить взятые на себя обязательства.
Но я гражданин РФ, я живу в этой стране и участвую в тех процессах, которые в ней происходят, и в частности, в русской литературе. Да, Путин нарушил клятву и РФ больше не демократическая страна. Но я хочу понимать, что здесь происходит. При любой автократии (а РФ, на мой взгляд, все больше и больше напоминает именно автократический режим) власть сосредоточена в руках верховного правителя, и от того, что эти руки делают, зависит многое, слишком многое. Когда око Саурона едва повернулось в сторону литературы, в нашем тихом уголке начался настоящий переполох. Всего лишь повернулось, еще ничего не сделав и даже ничего конкретного не пообещав. Я хочу видеть этого человека, чтобы у меня была возможность анализировать и оценивать происходящее, судить о нем лично хотя бы до некоторой степени достоверно.
Тревога – вот главное чувство, которое я испытал, получив приглашение. Тревога, что писателей опять будут строить и покупать, чтобы они отдали свой талант на службу новой идеологии.
Можно объявить Путина несуществующим, можно назвать власть абсолютно черным телом. Кто от этого выиграет? Совершенно точно можно сказать: тот, кто отказался видеть - проиграет.
При этом я сам, как литератор, рискую не слишком многим. Я никогда не состоял ни в каких творческих союзах, не пользовался благами Литфонда, никогда не получал никаких государственных преференций. Я никогда не состоял в литературных объединениях и группировках и не несу ответственности ни перед какой литературной «партией». Я никогда литературой не зарабатывал сколько-нибудь серьезные деньги. До 43 лет я работал программистом, после – журналистом и редактором, и по большей части не литературным, а научным. Если будет совсем поперек характера, я, наверное, смогу скрепя сердце вернуться к программированию, выучить еще пару-тройку языков к тем полутора десяткам, которые знаю, и заработать себе на хлеб. Это будет больно, но не смертельно. Я выживу.
Я написал Алисе и сообщил о своем согласии участвовать в Собрании.
Насколько я понимаю, формирование списка участников происходило по принципу социальной сети. Инициативная группа, сформировавшаяся вокруг советника президента РФ Владимира Ильича Толстого (премия «Ясная поляна» и прочие олимпийские бега), разослала приглашение тем, кого они сочли действующими представителями русской литературы и книжного дела, филологам и учителям словесникам. Некоторые из приглашенных первого порядка также получили право пригласить тех, кого сочли нужным. Кто-то согласился, кто-то отказался, после этого и был сформирован список.
У такого принципа есть свои очевидные недостатки – такая сеть имеет разрывы, она не покрывает все литературное пространство. Многие достойные люди наверняка оказались не охвачены. Но, видимо, организаторы поступили именно так за неимением лучшего.
Секции
21 ноября, поднявшись ни свет, я приехал в РУДН и полчаса толокся при входе, пытаясь просочиться сквозь рамку. Это было медленно и унизительно. Я уже хотел плюнуть на все и отправиться домой досыпать, но удержался.
Я был на Секции 2 «Проблемы литературной критики, литературоведения, литературы в средствах массовой информации и в Интернете, "толстых" журналов, профессиональной периодики» (полный текст Приглашения со списком секций и распорядком дня я привожу в Приложении).
Не вижу смысла подробно останавливаться на секционном обсуждении. Было совершенно неясно, зачем мы собрались. То ли мы обсуждаем возможность создания новой институции - «Российского литературного общества», то ли мы сосредоточены на важных, но частных проблемах – работе журналов и филфаков, – то ли готовим свои предложения для того, чтобы предложить государственным структурам по возможности безболезненную для нас форму сотрудничества. Полномочия – туманны, цели – смазаны. Но все-таки что-то прояснилось – мы есть. Но вот готовы ли мы сотрудничать хотя бы друг с другом, осталось непроясненным – наши интересы лежат в совершенно разных плоскостях. Я полагал, что хотя бы некоторые проблемы будут вынесены на пленарное заседание, но этого не случилось, руководители нашей секции слова не получили.
Пленарное заседание
На сцене слева направо: Достоевский, Лермонтов, Наталья Дмитриевна Солженицына, пустое кресло, Владимир Толстой, Елена Владимировна Пастернак, Шолохов. Час ожидания.
Оценить количество присутствующих довольно трудно. Зал полон, но много мест занимают молодые люди, вероятно, студенты РУДН. Называют 500 человек. Но сколько их на самом деле? Далеко не все присутствующие писатели. Много учителей. По моим оценкам 500 - завышенная цифра. Скорее всего, несколько меньше.
Входит Путин. Многие встают. Аплодисменты.
Речь Путина вполне традиционна – «за все хорошее». Люди мало читают, с ошибками говорят, надо больше читать. Русский язык – это очень важно. Я обратил внимание вот на что. Путин много говорил об объединительной роли русского языка, о необходимости переводов с языков народов России. На фоне странных законов о сепаратизме показалось, что власть обратила внимание на писателей и русский язык как на важный фактор консолидации. Возможно, это случайное совпадение.
Дальше я пойду по трансляции, постепенно выкладывая свою расшифровку видео. Я старался ничего не править, максимально сохраняя интонацию. И в тех местах, которые я плохо расслышал, и тех, которые не вошли в видео, я цитирую расшифровку, выложенную на kremlin.ru. Повторюсь, расшифровка полная и практически точная, за исключением необходимой грамматической правки, которая всегда вносится при подготовке подобных материалов. Я это еще раз подчеркиваю – специально для тех, кто не был на Собрании.
Необходимо сделать следующие замечания. Прежде мне никогда Путина видеть не приходилось. Это очень любопытное зрелище. Речи Путина и особенно его общение с аудиторией надо смотреть, а не читать. И лучше не по телевизору, а лично. Когда ты читаешь расшифровку или смотришь смонтированный видеоматериал, ты не видишь главного – Путин импровизирует. Он никогда не забывает реплик – ни своих, ни собеседников, но он широко пользуется «избирательной памятью», как бы что-то «забывая» и пропуская. Он по ходу дела монтирует собственные ответы, вольно интерпретируя слова собеседника – и собеседник вынужден спорить фактически с собой. Путин активен – он сам задает вопросы и умеет получать нужные ответы. Это высокий класс.
В выступлениях Путина очень важную роль играют паузы. Он выделяет ими наиболее значимые пассажи. Важен голос – от полушепота, до почти окрика. Он легко переходит от мягкого подтрунивания и шутки к практически прямой угрозе. Очень важна мимика. Его лицо вовсе не является непроницаемым. По нему можно читать, и я уверен, что Путин прекрасно это понимает – лицо тоже передает нужный Путину месседж. Всеми этими вполне актерскими навыками Путин владеет хорошо.
После Путина выступает Наталья Дмитриевна Солженицына: «Отрадно было слышать, что власть обратила внимание на положение литературы».
Александр Архангельский говорит о проблемах школы. А потом слово берет Сергей Волков. Он говорит очень хорошо. Надо сказать, что практически все говорили хорошо.
Ну, как-никак «мастера художественного слова».
Волков жалуется, что учителя вынуждены заполнять массу бумаг, и им некогда заниматься обучением. Говорит, что экзамен по литературе (который только что заново введен в программу) – это хорошо, но теперь надо менять образовательный стандарт. И завершает такой репликой: «Страна, в которой судья может не пустить Скорую помощь к упавшему в обморок подсудимому и в ответ на вопрос: "Не гестапо ли у нас?", ответить: "Да, гестапо", и дальше не стать предметом немедленной критики массовой информации, коллег по цеху, общественности, которая представляет страну, это говорит о каком-то очень серьезном заболевании, которое лечить можно только гуманитарной прививкой и ключевой фигурой здесь является учитель литературы»
Продолжительные аплодисменты. Больше я не буду указывать аплодисменты. Они странные и говорят только о том, что в зале присутствуют люди диаметрально противоположных взглядов.
Путин обращается к Волкову. Волков согласно кивает. Последнюю реплику Путин оставляет без ответа. Реплика риторическая и болезненная. Ее можно подхватить, а можно не заметить. Путин не замечает. Его память и внимание четко избирательны.
Толстой дает слово Сергею Шаргунову: «Я, может быть, немножко отойду от литературных тем, хочу сказать, что многие мои коллеги посчитали не нужным сюда приходить. Это их личное дело, это их право. Многие говорят мне: ну что толку обращаться к власти, что толку задавать вопросы президенту, ты получишь ответ, ну и все. И все похлопают. На самом-то деле я к вам подходил, Владим Владимирыч, если помните, на Валдае и спрашивал по поводу…»
Путин: «Конечно, помню».
Шаргунов: «Возможно, забыли, ну, это было не столь давно, и спрашивал я о тех, кого принято называть фигурантами "Болотного дела". Дело в том, что, мне кажется, что эта тема находится и в духе и в логике русской литературы. Многие меня осуждают: да не надо ни о чем разговаривать с властью, всё всё равно решено. А потом мне пришли письма. Мне написал письмо Леонид Развозжаев, который за свои фантазии кухонные отправился пыточным сибирским этапом, сейчас сидит больше года, мне написал письмо Ярослав Белоусов, 20 лет, студент, политолог, МГУ, который бросил «неустановленный желтый предмет типа лимона» в цепочку ОМОНа. Стихами говорю, хотя речь в общем-то о трагичных вещах, и больше года находится в заточении. А есть рядом дело Сергея Кривова, который больше 60 дней держит голодовку. Есть дело Данилы Константинова немножко отдельно, у парня абсолютное алиби, даже прошел детектор лжи. Но вот типа, как он рассказывает, пытались вербануть в центр «Э», отказался, сидит. Блогосфера возмущается, ломаются копья, но полное молчание государства и ощущение, что замуруют и закатают. Проще было бы об этом не говорить. Но вот, Владим Владимирыч, «не могу молчать», как завещал классик, совесть не позволяет. Я думаю, что это имеет прямое отношение к литературе. Я в этой связи хотел сделать вот какое предложение, я понимаю, что часто, наверно, у вас не всегда есть время вникнуть во все, это и у каждого точно так же, но, может быть, стоит возродить комиссию по помилованию при президенте в Российской Федерации. Чтоб там были разные писатели разных направлений, левые и правые, разного возраста, чтобы они могли смотреть эти дела и как-то свое мнение квалифицированно высказывать. Мне кажется, это было бы важно, и мне кажется, что эта финальная тема она не менее существенна для русской литературы, чем то, с чего я начал».
Шаргунов действует как опытный полемист. Он использует аргументы оппонента, он фактически ссылается на речь самого Путина – о важности классики, на слова Натальи Дмитриевны Солженицыной, только что говорившей, что Достоевский может научить состраданию, и Путин ей аплодировал, то есть соглашался. Шаргунов выстраивает речь (как бы импровизированную, с оговорками, паузами, повторами, сомнениями) стилистически очень точно – с устаревшей лексикой «пыточный сибирский этап», «находится в заточении» – дает своим словам классическую патину, цитирует Толстого «Не могу молчать». Он строит систему «атакующего оправдания» - «наверно, у вас не всегда есть время вникнуть во все», то есть предлагает готовый ответ Путину. Шаргунов апеллирует к их знакомству, то есть подчеркивает доверительность контакта. Говоря о тех «многих», которые критиковали саму попытку разговора с властью – он с этими многими не соглашается, чем, безусловно, демонстрирует личное доверие власти. Он предлагает дополнительный механизм оправдания власти – «комиссию по помилованию», которая во многом призвана как раз исправлять ошибки судебной системы.
Если следить за крупными планами Путина, видно – слова Шаргунова ему неприятны, но он их ждал и готов ответить.
Речь Шаргунова построена очень тонко. Но Шаргунову отвечает еще более сильный и искушенный оппонент.
Путин: «Я сейчас вряд ли воспроизведу все фамилии, которые вы назвали, но вот про человека, который кидался в полицию чем-то там, какими-то тяжелыми предметами, в то же время он является литератором, я не знаю… Можно сказать, что музам служит, а с головой не дружит».
Путин выбирает наиболее удобный ему объект для ответа (избирательная память). Он делает подтасовку, как бы ссылаясь на то, что он недослышал – Шаргунов говорил о «лимоне», а не о «тяжелом предмете». Вряд ли можно счесть «тяжелым предметом» лимон. Возможно, ошибка Шаргунова в том, что, задавая сразу много вопросов, он дает Путину возможность широкого маневра. И Путин выбирает наиболее удобный для ответа вариант. Но, с другой стороны, если не дать вариантов ответа – оппонент может просто увести разговор совершенно в сторону. Путин это тоже умеет.
Путин: «Потому что кидаться в полицию нельзя. Ни тяжелыми, ни легкими предметами, и я вот о чем бы хотел вам сказать… Мы все должны научиться жить по закону. И понимать, что если кому-то будет позволено нарушать этот закон, срывать погоны с полиции, бить в лицо, еще что-то, мы можем столкнуться с такими же проблемами, с какими столкнулись в 1917 году. Кто-нибудь этого хочет?»
Следует некорректное обобщение. Это известный способ подтасовки. Всякое утверждение (тем более правовое) верно только в определенном поле. Если изменить границы применимости утверждения, само утверждение станет некорректным. Связи между брошенным лимоном и революцией по типу 1917 года, кажется, нет никакой. Но у Путина получается, что она прямая. Как говорили во времена моей молодости: «Сегодня носит Адидас, а завтра Родину предаст». Аудитория совершенно точно относится безо всякого подъема к 1917 году, никто этого не хочет. А раз вы этого не хотите - ну так ведите себя прилично сами.
Можно показать, как работает некорректное обобщение. Дедукция предполагает переход от общего к частному. Например. Аксиомы: «Все люди смертны», «Сократ – человек». Вывод: «Сократ – смертен». Некорректное обобщение работает так: «Сократ – умер», «Сократ – человек». Вывод: «Все люди – смертны». Можно назвать этот метод – методом «неполной индукцией». Как ни назови, все одно – вывод некорректен.
Путин: «Я несколько раз приводил пример. Несколько лет назад, как вы знаете, в западных столицах это происходит часто, громят магазины, переворачивают машины, жгут их, вот в Лондоне были такие же беспорядки. Год всех искали, благодаря камерам уличного наблюдения всех нашли и всех посадили. Всех до последнего… Еще не хватало чтобы жгли, так мы не должны до этого допускать».
Это снова некорректное обобщение – нигде никогда не путают политический протест с уличными беспорядками. Перевод из одного правового поля в другое.
Путин: «А чтобы до этого не допустить, все должны знать, что есть предел, красная черта, которую нельзя переходить. Никто не хватает у нас, нет правила "хватай и не пущай" за суждения, за мысли, высказанные вслух, в ходе уличных мероприятий, которые тоже разрешены законом, но есть пределы, через которые нельзя переступать, понимаете, есть красная черта, вот о чем речь. И государство не должно быть жестоким, но государство должно соблюдать… следить за тем, чтобы все соблюдали определенные правила. Вот о чем речь.
Вот часто… вот только вчера я встречался с представителями непарламентских партий, тоже этот вопрос поднимался. В том числе и по представителям Гринпис. Но они делают благородное дело? Благородное. Они правильно поступили, что забрались на платформу? Неправильно. А уже приводил этот пример. Несколько лет назад на северном море, в одном из северных морей на американской платформе произошел трагический случай, оператор допустил ошибку. Возник пожар, погибли 167 человек – все. Из-за ошибки оператора.
Но когда на платформу лезут, создают чрезвычайную ситуацию, там не одна может быть ошибка у оператора, сколько угодно, они же отвлекаются от текущей работы. Кроме всего прочего, у нас же под водой водолазы находились, их жизнь реально подвергалась опасности. Кроме того, они целую операцию разработали, одни лезли на платформу, а другие атаковали пограничников наших, на своих лодках на них нападали. Оттесняя их от платформы. Это что такое? Вы знаете, есть такая формула, я думаю, что в этой аудитории я буду понят: все средства хороши для достижения благородной цели. Это наш метод, Федя? Помните? «Федя, это не наш метод». Ни действовать так нельзя, ни думать так нельзя. Далеко не любые цели можно достигать любыми средствами. Так же и ваши примеры, но, конечно, государство должно быть снисходительным, мы над этим подумаем».
Сама власть может действовать по формуле «для достижения цели все средства хороши». Если цель обеспечение общественного порядка – то следует держать в тюрьме бросившего в полицию лимон. Но Путин выводит действия самой власти за пределы этой формулы. Это было еще во времена СССР – власть требовала от граждан соблюдения законов, а сама законы соблюдать и не собиралась. Эта формула восходит к абсолютной монархии. Монарх – помазанник Божий. Он вне системы. Он не может нарушить закон, поскольку любое его решение по определению законно. Если судебная власть и законодательная власть подчиняются исполнительной – исполнительная власть, выводится из системы. Любые ее решения корректны де факто. Если исполнительная власть сосредоточена в одних руках – это автократия.
Вывод: вина фигурантов «Болотного дела» несомненна (они пересекли «красную черту» и поставили под угрозу само существование государства), но мы умеем быть милосердными, если захотим, конечно (функция суда – есть функция власти).
Толстой: «Про комиссию по помилованию».
Достоевский: «По поводу каторги пару слов»
Путин: «Позвольте, я закончу. Да, мы все каторжники (смех в зале). По поводу комиссии по помилованию – она есть. Она есть и работает. Ну конечно, и в каждом регионе есть комиссия, и они мне присылают свои предложения. И, более того, я регулярно подписываю указы о помиловании. Регулярно. Всех кто заслужил помилования – помилуем». И Достоевскому: «Пожалуйста». Фактически Путин ведет Собрание. Толстой – отдыхает.
Достоевский много чего сказал (см. расшифровку), я приведу одну его реплику: «Понимаете, ведь некоторые, на мой взгляд, может быть, вы на меня сильно обидитесь, но пиарятся в тюрьмах. Вот это страшно».
Наталья Дмитриевна Солженицына: «Я бы вам возразила».
Достоевский: «Давайте, мы для этого и собрались».
Солженицына: «…совсем недавно я вот убедилась в том, что за последнее время она [пенитенциарная система] стала совершенно людоедской, и людоедской она стала потому, что управление каждым лагерем отдали просто начальникам, которые стали просто, я даже не знаю, как это сказать, в общем, заключенные стали их рабами. Они работают на них. И это совершенно недопустимо в нашей стране, поэтому не могут они обдумать все, как Достоевский обдумал, и даже как Солженицын в Гулаге обдумал, они не могут ничего обдумать. Это надо срочно менять, Владимир Владимирыч (реплика тонет в аплодисментах) Потому что правда, они там просто рабы…»
Солженицына не называет имени Надежды Толоконниковой, но очевидно пересказывает ее письмо. Было бы лучше, если бы она Толоконникову назвала? Путин сразу ушел бы в сторону и заговорил про духовность и прочее святотатство. Достоевский просто-таки спешит на помощь, как Чип и Дэйл.
Достоевский: «У Достоевского было несомненно гораздо более тяжелое сидение, потому что он был в кандалах, только два раза в год расковывались кандалы, это и физическая постоянная боль, и все-таки голова работала, мы знаем это по "Мертвому дому"».
Путин: «Вы знаете, чтобы эту страничку перевернуть, там есть, наверное, и другие вопросы. У нас никто не хватает и сажает за мысли, за позицию, за политические взгляды, и этого мы никогда не допустим. Мы никогда не вернемся в это ужасное прошлое, когда Даниэля и Синявского гоняли или Пастернака высылали, понимаете, дело в совершенно другом. Дело в том, что никто не может позволить себе нарушать закон действием, действиями, вот о чем речь, вот…Точно совершенно это, во всех странах мира, возьмите самые демократические (взмах руками – обозначение кавычек, В.Г.) страны, там только руку протяни в карман, если полицейский напротив стоит, застрелят сразу. Примеров вон сколько, чуть ли не каждую неделю. Сразу. Прямо без слов. Пулю в лоб. И все. Мы, слава Богу, и до такой демократии пока не доросли и, думаю, не дорастем. Но все должны понимать, что есть закон, и он для всех одинаков: «dura lex sed lex» – «суров закон, но закон». То, что Наталья Дмитриевна сказала – это правда, и у нас проблем в этой тюремной системе предостаточно, дело там прежде всего в материальном состоянии, в материальной деградации. Да, да (Путин Солженицыной – ее слов не слышно). Это вопрос выделения средств просто на содержание, на то, чтобы люди, даже если они в этом положении оказались, они должны чувствовать себя людьми, и с ними должны обращаться, как с людьми, и вот это совершенно точно абсолютно. И вот в чем молодой человек выступал (кивает на Шаргунова – В.Г.) и был прав, конечно, действительно – степень наказания должна соответствовать степени содеянного, проступка, оно не должно быть избыточным, и еще раз скажу, ну государство оно у нас сильное мощное, надеюсь, таким и останется, но оно должно быть снисходительным, это правда».
Слова Достоевского я оставлю без комментариев. Скажу только, что после таких слов фамилию надо менять. Путин отыгрывает назад: принцип нажать – отпустить, напугать – успокоить, работает как надо.
Говоря, что Белоусов бросил в полицию «тяжелым предметом», Путин не забывает, что бросил-то Белоусов лимон. В следующем предложении он уже говорит о «тяжелых и легких предметах».
Возвращаясь к Шаргунову, Путин замыкает обсуждение на высокой ноте милосердия. Максимальная степень угрозы – это «демократическая» страна, где каждую неделю полицейские людям стреляют прямо в лоб. Путин понимает, что вряд ли публика сильно напугается этих страшных полицейских, но ему нужно выиграть пространство для отступления – для того, чтобы его «снисхождение» выглядело более выигрышно.
На этом отрезке четко видно, как работает Путин. Он отвечает не на вопрос, который задан, он плетет сеть, в которую попадает спрашивающий. Его главные аргументы – это интерпретированные слова оппонента и некорректные аналогии и обобщения.
Есть и еще один момент. Путин настаивает на том, что «у нас никто не хватает и сажает за мысли, за позицию, за политические взгляды», несмотря на то, что нет и в помине никакого террора, о таком незначимом деле, как «Болотное», все говорят. Мы будет наказывать только за действия – а разговоры «не действия». Пусть говорят.
То есть, он дает понять, что шум блогосферы ему не страшен. И, по-видимому, даже полезен. Давайте, шумите, а мы будем на вас смотреть. Спускайте пар в своих язвительных и гневных инвективах. Повышайте свой статус в своих глазах и надувайтесь собственной значимостью. Как говорит Жванецкий: «С театрами... Пусть играют – ни вреда, ни пользы, давайте, что хотите, только осторожно, не дай бог, перемрете от бессилия своего бесстрашия, от чудовищного выбора позиции в классовой борьбе». Создается впечатление, что блогосфера – это термометр, которым власть замеряет температуру в котле. Пока – полет нормальный. Я убежден, что вопросы, которые задавал Путину Сергей Шаргунов – важнее и болезненнее для власти, чем тысячи постов в FB. На эти вопросы Путину пришлось отвечать, и отвечать было трудно. Автократия это ведь не только плюсы для правителя, это ведь и вся полнота ответственности. Обещал – выполняй. Сказал, что власть должна быть снисходительной, ну так соответствуй. Иначе это публичное поражение. Локальное, может быть, в чьих-то глазах ничтожное, несущественное, но поражение.
Экономика
Но Путин далеко не всегда некорректен. Например, когда речь идет об экономических вопросах – Путин точен.
Он объяснил позицию России по Украине: у нас фактически открытые границы с Украиной, если Украина откроет границу с Евросоюзом, на что она имеет, конечно, полное право, но тогда она фактически откроет границу России с Евросоюзом, на что мы не можем согласиться и будем принимать меры. Многие присутствующие в зале сочли объяснение – приемлемым. Но среди них не было экономистов. Наверное, на съезде экономистов Путин говорил бы иначе.
В статье «Черное – это черное» Станислав Львовский цитирует Марию Ватутину: «"Путин предложил создавать благоприятные условия для книготорговли некоммерческой литературой (ну, это я своими словами, как поняла) не путем введения льгот по налогообложению, а путем субсидирования"… Кроме всего прочего Ватутина, видимо, просто не в состоянии понять, что в этом контексте означают "субсидии" вместо "льгот по налогообложению". Сложного тут ничего нет: льготы по налогообложению (я не обсуждаю сейчас вопрос о том, нужны они или нет, хороши или плохи) даются безадресно, по профилю деятельности. А прямые субсидии — о, тут совсем другое дело: "этому дала, этому дала, а этому не дала". Никакой особой премудрости в словах дуче нет, нужно просто остановиться на минуту и подумать головой».
Премудрости действительно особой нет, но, к сожалению, Станислав Львовский анализирует высказывание Путина с чужих слов (причем Ватутина как раз оговаривается, что не очень поняла).
Но нельзя же представлять действительность по дамским пересказам. Нельзя допускать, чтобы праведный гнев застил глаза. В обстановке истерии невозможно думать.
Между тем достаточно посмотреть расшифровку. (Замечу в скобках, что налоговые льготы тоже могут выделяться адресно – и вот это-то очень плохо для всей налоговой системы). В разговоре Путина с Олегом Новиковым (гендиректором ЭКСМО) речь шла о другом – об изменении статуса небольших книжных магазинов, которые разоряются, не выдерживая конкуренции, и придании им функций социальных учреждений с другим (более льготным) налогообложением. Тогда не надо будет менять налоговый кодекс. Это совершенно разумно.
Путин далеко не всегда делает логические ошибки по типу некорректных обобщений. Вот в этом случае все как раз наоборот. Путин исходит из универсальной схемы – налогового кодекса, – и предупреждает, что любое нарушение универсальной (именно неадресной) схемы есть проблема. Это же касается и зарплат учителям, которые не должны вносить диспропорции во всю систему оплаты госслужащих, есть ведь еще и медработники и другие люди. Путин видит шире, чем его собеседники.
О прямых субсидиях было сказано следующее. Отвечая на вопрос Толстого о том, что небольшие издательства не выдерживают конкуренции, Путин говорит: «То, что в рынке не выживает, то не должно в рынке существовать. Тогда государство должно сказать: "Это не рыночная, по сути, сфера, и мы будем это субсидировать. Но не за счет налоговых льгот, а за счет прямых субсидий"». Это продолжение разговора о налоговых льготах. Путин: «важно для государства сохранить целостность налоговой системы – все исключения ее разрушают. Все, что вводится где-то и как-то в качестве каких-то льгот в сфере налогообложения, это все специалисты в области экономики, в области налогообложения, считают как чрезвычайное происшествие. Для экономики это всегда плохо. Для социальной сферы иногда без этого невозможно. Это естественные противоречия. Давайте над этим подумаем».
Прямые субсидии – это государственные гранты. Фактически Путин говорит о том, что не надо ломать систему налогообложения, а надо нерыночные институты выводить из рыночного поля. Это справедливо.
В экономических вопросах, которых Путин касался, он вполне корректен. Отдельного разговора заслуживают его слова о защите авторских прав, но об этом не здесь.
Возможно, главное
Наконец, речь дошла и до возможности организации «Литературного общества». Прежде чем ответить Полякову, Путин уточнил его отчество у Толстого. Шаргунова Путин ни разу по имени не назвал, только: «молодой человек». Это прямо по ходу утверждаемая иерархия собеседников, отделение уважаемых от не шибко важных. Соответственно вес их слов тоже разный.
Путин Полякову: «Знаете что, я хочу сразу сказать, наша помощь будет исключительно технической, технологической, вот чтобы никто ни нас, ни вас, нас с вами не обвинял в том, что создается опять на потребу власти провластная какая-то структура. Мы с удовольствием поддержим творческих людей, которые хотят объединить свои силы для того, чтобы выполнять, как вы сказали, выполнять такую социальную функцию служения обществу. С удовольствием сделаем, поддержим».
Я не знаю, что это значит. Возможно, это самая важная реплика изо всех тех, что касались собственно литературы. И Юрий Поляков быстро сформирует необходимый пакет документов, получит государственное финансирование и под него создаст то самое «Российское литературное общество», ради которого вроде как и собирались. Но, возможно, все будет и не так.
Что еще меня удивило. Я давно (никогда?) не слышал, чтобы Путин так жестко говорил о Советском Союзе. Возможно, это подачка аудитории, но вряд ли. Дело в чем-то другом.
Заключение
Путин. Заключительное слово: «Здесь выступали коллеги, некоторые говорили: "А что будет после нашей встречи?" Вот мы провели недавно Совет по культуре, и, вы уже знаете, принято решение – там как раз это тоже обсуждалось – о том, что возвращается в школу экзамен по литературе. То есть я что хочу сказать, что наши встречи подобного рода все-таки имеют значение и находят свое продолжение в принятии конкретных решений, которые обсуждаются в ходе таких мероприятий…».
То есть, решения будут приняты. Осталось только понять: какие?
Путин: «Помните, как он говорил в известном стихотворении: "Люблю Отчизну я, но странною любовью"? Это почему? Потому что у каждого из нас своя Россия, но она у нас одна. Спасибо вам за служение России!»
И во вступительном слове, и в заключении, и в репликах Путин много говорил об объединительной роли русского языка, о переводах с национальных языков, о том, что писатели могут «объединять», что русский язык – основа нации. Путин: русский язык «делает русских русскими. Это то, что создает большой, многообразный, многонациональный русский мир и поддерживает его статус». Что такое «многонациональный русский мир»? Это путинская Россия. Кажется, это все-таки связано с последними указами о сепаратизме.
Путин простился и ушел.
Вероятно, разговор мог бы продолжаться и после ухода Путина, но он не продолжился – слова потеряли смысл. Это значит, что смысл разговору придавало именно присутствие Путина. Это – автократия в действии.
Никакого заключительного документа принято не было. Никаких общих решений, которые касались бы самоорганизации литературного сообщества, принято не было.
Имело ли смысл ходить? Безусловно. Есть вещи и явления, которые необходимо видеть, если хочешь их понять. Путин – это такое явление.
Когда после пленарного заседания мы вышли с Бахытом Кенжеевым покурить, он сказал: «Путин умнее и коварнее, чем я полагал». Путин – это паук, который растягивает паутину и с усмешкой ждет, пока мухи, расталкивая друг друга, торопливо лезут в эту сеть. Но устройство сети – достойный объект исследования. Понять это устройство, к ней не приближаясь и убеждая себя и других, что ты и так все знаешь, - невозможно.
Уже в конце Елена Владимировна Пастернак процитировала слова Бориса Леонидовича, сказанные в Париже на «Конгрессе в защиту культуры» в 1935 году: «Писатели, не объединяйтесь». Без комментариев.
Реакция
Профессиональные СМИ отработали на редкость плохо. Это касается даже таких уважаемых изданий, как «Коммерсант» или Lenta.ru Я плохо понимаю, куда смотрели корреспонденты, если они там так ничего и не увидели. Неужели корреспондент «Коммерсанта» действительно считает, что самым важным на Собрании было мнение Олжаса Сулейменова о журнале «Юность»? А корреспондент Lenta.ru уверен, что главное, кто поименно обедал в отдельной комнате? Все весело оттоптались на Достоевском. Но он уж слишком удобная мишень. Чуть ли не все напомнили Путину, что Пастернака никуда не высылали. Но разве Хрущев не говорил, что в своем поэтическом огороде мы обойдемся без пастернака? Высылали, да вот отчего-то не выслали.
Блогосфера оттянулась по полной. Тех, кто принял участие в Собрании, не заклеймил только ленивый.
Станислав Львовский, пригвоздив участников к позорному столбу, великодушно прощает некоторых: «Все вышесказанное не относится к тем, кто пошел в собрание из любопытства, — а таких было более чем достаточно. Не относится и к тем, кто ответственен за других людей и хотел узнать, куда дует нынче ветер: главные редакторы, менеджеры больших проектов, — в таком роде. Но к тем только не относится, кто молчит. Кто не пытается вводить в заблуждение малых сих — не помнящих прошлого или просто глупых. Этих молчунов я понимаю — не всех, не вполне, но многих и в достаточной мере».
То есть осрамились, так хоть молчите. Ну отчего же? Львовскому можно клеймить, а мне почему-то нельзя объяснить собственную позицию. Это называется либеральный террор. И от него русская культура, например, во второй половине XIX века пострадала не меньше, чем от царской цензуры. Достаточно вспомнить о судьбе Константина Случевского, которого просто сломала именно «прогрессистская» пресса. С*ка, об народе не радеет, так мы его мордой об стол. Но даже его не упрекали за сотрудничество с «людоедской властью» - а он был крупным чиновником, вот с царем по России ездил.
Дмитрий Данилов, который не только был на Собрании, но и вел онлайн-трансляцию, пишет в FB, что ничего героического в походе на Собрание не было. В походе-то не было, а вот в возвращении оттуда – с «собрания нечестивых» - домой, к своим, друзьям, знакомым, дорогим людям, как видно, было.
Приложение
Текст приглашения на «Российское литературное собрание»
Дорогие друзья!
Во все времена, начиная от новгородских берестяных грамот и Слова о Полку Игореве, во все исторические эпохи литература играла особую роль в жизни России, составляла ее безусловную, неоспоримую славу и гордость. Еще совсем недавно наша страна считалась одной из самых читающих в мире.
Через русский язык находили свой путь в мировую культуру писатели и поэты всех народов, населявших некогда «шестую часть суши».
Наша литература всегда была лучшим послом доброй воли и самым верным средством объединения людей всех стран и континентов.
Но сегодня мы не можем не признать стремительно растущие угрозы обеднения языка, оскудения мысли и, как следствие, одичания душ…
Реформы в системе образования, жестокие рыночные законы в издательской деятельности, идейные и имущественные распри в писательской среде, утрата естественных многолетних связей с литературными соседями, – все это отодвинуло литературу далеко на обочину общественной жизни…
Это не может не вызывать у нас глубокую тревогу, но мы убеждены, что ситуацию необходимо и можно выправлять. Сделать это удастся, только если мы все – такие разные и иногда диаметрально противоположных взглядов на жизнь, политику, власть, люди – сумеем объединить свои усилия вокруг общей для всех нас цели: вернуть Литературе, Чтению, Книге, Слову их высокое место и предназначение.
Для обсуждения всего круга накопившихся проблем и для поиска их решений мы приглашаем Вас принять участие в Российском Литературном Собрании, которое состоится 21 ноября 2013 года в Москве в Российском университете дружбы народов.
Дмитрий Андреевич Достоевский
Михаил Юрьевич Лермонтов
Елена Владимировна Пастернак
Александр Александрович Пушкин
Наталья Дмитриевна Солженицына
Владимир Ильич Толстой
Александр Михайлович Шолохов
______
Информация о проведении Российского Литературного Собрания
Российское Литературное Собрание проводится 21 ноября 2013 года с 10.00 до 18.00 в помещении Российского Университета Дружбы народов.
Первая часть Собрания пройдет в формате секционных заседаний.
Формируются 8 секций для обсуждения следующих групп вопросов:
Секция 1
Проблемы преподавания литературы в средней и высшей школе, подготовки учителей-словесников, литературы для детей
Секция 2
Проблемы литературной критики, литературоведения, литературы в средствах массовой информации и в Интернете, «толстых» журналов, профессиональной периодики
Секция 3
Проблемы продвижения литературы на русском языке в мире и, в частности, на постсоветском пространстве, литературного перевода с русского и на русский, проблемы продвижения современной литературы, создаваемой на языках народов России
Секция 4
Проблемы книгоиздания, книготорговли, библиотек как инструмента доставки книги читателю. Работа секции будет проходить в режиме двух «круглых столов», для обсуждения этого круга вопроса с позиции индустрии и бизнеса с одной стороны, и с позиции читателя с другой стороны
Секция 5
Проблемы современной российской поэзии, деятельности литературных студий и клубов, в том числе виртуальных
Секция 6
Проблемы драматургии, кино- и теледраматургии, литературного редактирования, судьба театральной «литчасти»
Секция 7
Проблемы современной прозы, прозаических жанров, дебюта в литературе
Секция 8
Проблемы сохранения литературного наследия: исторический контекст литературного процесса, особенности «трансляции» литературных произведений следующим поколениям, сохранение «цифрового наследия» (архивы, музеи, библиотеки)
Вторая часть Собрания проводится в форме пленарного заседания, на котором планируются выступления по темам обсуждения в секциях и принятие итогового документа (обращения) Собрания.
Расписание работы Собрания:
09.00-10.00
Регистрация участников (иногородние и зарубежные участники могут пройти регистрацию в отеле вечером 20 ноября 2013 г.)
10.00-12.30
Работа в секциях
12.30-13.00
Кофе-пауза
13.00 – 16.00
Пленарное заседание
16.00-18.00
Обед
Работа Собрания будет проходить в главном административном корпусе Российского университета дружбы народов Россия, г. Москва, улица Миклухо-Маклая, д. 6
Организаторы Собрания обеспечивают размещение иногородних и зарубежных участников в гостинице, проезд автобусами от гостиницы к месту проведения Собрания и обратно.
Затраты на проезд и проживание (с 14.00 20-го ноября по 12.00 22-го ноября) иногородних и зарубежных участников Собрания оплачиваются за счет организаторов.
Адреса для направления информации и получения дополнительной информации: (адрес я не указываю – В.Г.) Анна Сергеевна Колупаева.