Пермь глазами homecomer’а

От редакции. Социолог Артур Вафин в августе съездил к себе домой, в Пермь.

* * *

Дом, в отличие от Родины, понятие относительное. «Для одних дом – это томатный сэндвич с ледяным молоком, для других – свежее молоко и утренняя газета у двери, для третьих – трамваи и автомобильные гудки. Таким образом, дом означает одно для человека, который никогда не покидает его, другое – для того, кто обитает вдали от него, и третье – для тех, кто в него возвращается», – пишет Альфред Щюц в работе «Возвращающийся домой». Однако может ли homecomer называть домом то, что именуется таким жутким словом как «хрущевка», в котором слышится чавканье борова, перемалывающего кости? В условиях, когда съемные квартиры или общаги в мегаполисах – не альтернатива дому, в который возвращаешься, его относительность преобразуется в устоявшееся и абсолютное. К тому же дом не висит в пустоте, его окружают любовь, забота, очаровательные склоки, а макросоциально – Культура.

Культура тихой и спокойной Перми в XX веке претерпела несколько значимых изменений. В 1918 году пермяки активно поддерживали адмирала Колчака, что не могло не огорчить будущих победителей большевиков. Пермь была наказана физически и символически. Последнее выразилось в лишении Перми статуса столицы края, губернской столицей стал Екатеринбург – Свердловск. По сию пору бывший Молотов (Пермь) конкурирует с бывшим Свердловском за капиталы. В культурном плане Пермь лидирует (екатеринбургский рок и киностудию в расчет не берем). Театры, балет, галереи – все это perm’n’roll.

Вторая культурная трансформация в Перми связана с распадом Советского Союза в 1991 году. С этого момента город, область, а затем и Пермский край, становились все либеральнее и либеральнее, на что обращали внимание российские и западные ученые.

До того как стать идеологом российского национал-большевизма, временный преподаватель Пермского университета (ныне экстраординарное ПНИУ), колчаковец Николай Устрялов описывал своих студентов-пермяков тех лет как грубых, но душевных людей, раскрывающихся на семинарах. С приходом в XXI веке в Пермь так называемых варягов из Москвы (политтехнологи Гельман, Новичков), пермяки стали открыты не только на дискуссиях в стенах вузов – вообще «по жизни».

Пермские лица симпатичны и свободны, но как быть с духовностью?

Измеряется ли духовность чистотой улиц? Или же чопорные вылизанные дороги украшают как уютные европейские улочки, так и площади кровавых тоталитарных земель? Впрочем, у российской части liberal land с грязным тоталитаризмом проблем нет: грязь есть, а тоталитаризма нет. Путешественник, сошедший на перрон вокзала Пермь-2, видит вовсе не красных человечков. Они заседают в центре города. На вокзале вновь прибывшего приветствуют: добрые фиолетово-коричневые бомжи, битые бутылки, кучки мусора и, если пройти в сторону бывшего парка камней (бывшего «кладбища камней» (народное название)), деревянные врата. Конструкция, изображающая не то табуретку, не то объемную букву «П», подмигнет вам одним из своих бревнышек.

В честь врат город уже прозван шутниками «территорией бобра». Среди бабушек и некоторых местных чиновников ходит слух о том, что там по ночам сам Чорный Гельман вызывает дух Железного Дровосека. Логически этот миф интерпретировать сложно, его следует воспринимать буквально и эмоционально, да и увязки найдутся. Железный Дровосек – персонаж позаимствованный писателем Волковым из американской литературы. Чорный Гельман – персонаж, призванный губернатором Чиркуновым из Москвы для пермской культуры. Дровосеки рубят деревья, Гельманы тоже что-то рубят. Все сходится, хотя мало осознается, рационально толкуется.

Недоброжелатели мечтают уничтожить врата, сжечь их вместе с Чорным Гельманом, дескать, «Гельман, покайся в связи с Нечистым!». Ритуалу сожжения «гельманов» порадовались мастера пера: магический соцреалист А.А. и просто писатель И. Но, видимо, не выйдет. Буква «П» заколдована специальным покрытием, а Чорный Гельман обеспечил себе на время бессмертие в качестве феномена культуры.

Немного брюзжания. Что в Перми раздражает? Симуляция московского: «Мы безродные псы, в чем-то сродни волкам» (из репертуара группы «Второе крещение»).

Уютное местечко пермский Арбат, но почему Арбат? Почему хороший книжный магазин презентует себя как московский «Фаланстер»? Не является ли подобная подстройка под московский авторитет губительной для всего пермского? Когда слышишь в магазине «покупай пермское!» (невольно ассоциируется с «покупай белорусское!»), задумываешься: а это – пермское – хорошее? Почему уж не так: «покупай пермское мкадное!» или «покупай пермское кремлевское!»??? Обратный эффект – это негативное отношение ко всему столичному. Пока молодежи нравится и о столицах уже не мечтается.

К слову, о юношах. Тягостное ощущение вызывают 14-15 летние пацаны, стреляющие деньги: «Мужик, одолжи 100 рублей». Откуда такие аппетиты? На водку? На табак? На игровые автоматы. В Перми казино, естественно, нет. Только непонятные заведения без вывесок и с закупоренными окнами в самом центре города. Видимо, библиотеки нового досугового типа. Неплохо, если бы пермские чиновники озадачились вопросом об этих библиотеках.

Про гоп-культ ворчать нет желания. Он уже субтильной интеллигенцией забывается. Кто сейчас помнит одуванчика Сяву? Одуванчика, потому что где вы видели таких гопников? Только в глупом сериале на экс-канале Гусинского. Круг замыкается. Таких гопников не существует.

В конце августа в Перми холодно и пасмурно. Культура на отдыхе (в хорошем смысле). Немного пахнет политикой, что радует. Не хватает лишь реального движения, настоящего звениденя-звенидня. «Звенидень» – это понятие из словаря пермского поэта-футуриста Василия Каменского. Варлам Шаламов уверяет, что «Каменский – яркая фигура русского, а то и мирового масштаба, занимавшая свое место рядом с Маяковским и Хлебниковым во времена раннего футуризма, а кое в чем Каменский и сам выразительнейшая страница истории русской культуры, русской поэзии». Шаламову, пишущему эти строки в 70-е, трудно не поверить.

Строками из Каменского и кончу, дабы всем стало празднично:

ЗВЕНИДЕНЬ

Звени, Солнце! Копья светлые мечи,
Лей на Землю жизнедатные лучи.
Звени, знойный, краснощекий,
Ясный-ясный день!
Звенидень!
Звенидень!
Пойте, птицы! Пойте, люди!
Пой, Земля!
Побегу я на веселые поля.
Звени, знойный, черноземный,
Полный-полный день.
Звенидень!
Звенидень!
Сердце, радуйся и, пояс, развяжись!
Эй, душа моя, пошире распахнись!
Звени, знойный, кумачовый,
Яркий-яркий день.
Звенидень!
Звенидень!
Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,
Я хочу напиться счастья допьяна.
Звени, знойный, разудалый,
Пьяный, долгий день!
Звенидень!
Звенидень!

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67