Оставаться честным с самим собой

От редакции. Иван Ниненко - заместитель директора "Трансперенси Интернешнл - Россия", аспирант факультета политологии Высшей школы экономики. Один из создателей студенческой ассоциации "Я думаю". Организатор кампании в защиту Байкала от прокладки нефтепровода по берегу озера. Вдохновитель инициативы OD-Group, боровшейся за права студентов на социологическом факультете МГУ. От имени "Трансперенси" лоббировал поправки в закон "О полиции", обязывающие сотрудников носить нагрудные жетоны. Следит за соблюдением полицией обязанности носить жетоны с помощью акций гражданского контроля "День Проверки Документов". Участник Молодёжного правозащитного движения, член Исполнительного комитета Федерации молодых европейских зелёных. С Иваном Ниненко побеседовал Всеволод Чернозуб.

* * *

Всеволод Чернозуб: Где ты родился?

Иван Ниненко: Родился в Москве, но всё детство провёл в Троицке, в частности, дружил с товарищем Укропом. Мы сначала были друзьями детства, а потом стали друзьями-активистами. В десятом классе ездил на год учиться в Америку. Полгода я жил в городе и учился в школе, что называется, African American community. В классе английского языка оказался единственным светлокожим. Интересно было ощутить себя расовым меньшинством.

В.Ч.: Тебя как-нибудь дискриминировали?

И.Н.: Ну я сам человек абсолютно неконфликтный, а во-вторых, когда они узнавали, что я русский, то претензий становилось меньше. Мы же их не эксплуатировали столетиями. Я встречался с темнокожей девочкой Джанел, она сейчас работает в Африке в разных волонтёрских проектах. Бывали ситуации, когда шли с ней за ручку, и ребята кричали: “Yo, white boy, keep your hands from our girl!”. Типичная цитата, что понаехали тут и наших...

В.Ч.: … девок портят

И.Н.: Да. Ещё из приколов - там портфель должен быть прозрачным. Уменьшают количество оружия, которое проносят в школу.

В.Ч.: Зачем туда ехал?

И.Н.: Поехал, конечно, по рекомендации родителей.

В.Ч.: А кто они у тебя?

И.Н.: Мама директор частной школы. Папа работает в лизинговой области. Оба они, естественно, по первому образованию физики. В Троицке все физики. Ещё у меня три брата и сестра.

В.Ч.: Ты иногда пишешь про бабушку, которая в аське сидит.

И.Н.: Ладно бы только в аське, она сейчас ещё в фейсбуке сидит!

В.Ч.: Твиттером не пользуется?

И.Н.: Нет, слава богу, твиттер последнее пристанище, куда можно писать спокойно. После Америки я учился здесь в одиннадцатом классе и мы тогда вместе с Лёшей Миняйло в школе создали печатную газету. Продавали её родителям, а печатали в типографии “Троицкого варианта”.

В.Ч.: Совершенно не по-русски...

И.Н.: Отчасти это из-за Америки, отчасти позиция родителей. Мы им продавали по подписке на родительских собраниях. Там печатались стихи их детей, рейтинги, они охотно покупали. Я однажды ездил на митинг в защиту НТВ, опоздал, видел уже расходившихся людей, написал репортаж. Хотя газета в целом была про ролевые игры, дискотеки, такую жизнь...

В.Ч.: А ролевыми играми когда заинтересовался?

И.Н.: В девятом классе...

В.Ч.: Что из себя представляет ролевая тусовка?

И.Н.: Субкультура. Всё выросло из толкиенизма, всё бегание с мечами. Но выросло и что-то очень серьёзное и большое. Много разных образовательных методик, построенных на ролевых играх. Одна из крутейших игр, в которой участвовал - Сильмариллион-экстрим. Большую часть игры я провёл в плену. Мы были эльфами, силами добра, и нас взаправду пытались заставить дать клятву верности Тёмному повелителю. Очень крутая психологическая ломка. После этого мне все “настоящие” тюрьмы казались детским садом. Наши тюремщики ведь вообще ни во что не верят, ни во власть, ни во что. Может быть, в Минске только верили в Лукашенко, и то...

В.Ч.: Что тебе дали ролевые игры?

И.Н.: Поначалу это прикольная тусовка интересных людей, социализация. Ролевые игры - огромнейший драйв, выплеск энергии. Ролевые игры ещё и процесс обучения, обучение через игру самое эффективное. Сейчас я к ним подхожу очень осознанно. Иногда еду на игру просто отдохнуть. Иногда чтобы получить интересный опыт. Последний раз ездили поиграть омоновцев с Машей Папу. Купил берцы, чёрную униформу, побрился налысо и отправился разгонять демонстрантов! А ещё теперь делаю ролевые игры в рамках прекрасного детского проекта «Будущее Сегодня».

В.Ч.: Ты в Вышке стал заниматься активизмом?

И.Н.: Да, были выборы Владимира Владимировича и такой тухляк, что просто... Никто ничего не обсуждал, тошнило от серости, не было тогда ни ваших, ни наших. Сейчас реально есть хоть какая-то позиция, дискуссия. Зюганов и Жириновский даже не участвовали, выставляли своих телохранителей и шофёров. Единственным глотком свежего воздуха был “Комитет-2008”. Мы с парой друзей решили замутить в Вышке клуб сторонников Комитета. Развесили объявления, встретились в кафе, пришло много людей. Создали проект “Я думаю”. В нем участвовали многие из тех, кто и ныне чего-то делает в публичной сфере: Илья Файбисович, Илья Азар, Антон Поминов, Стас Апетьян, Артём Ефимов, Сергей Санович. Стали мутить акции, лекции, приглашать известных людей.

В.Ч.: Ты участвовал в Оранжевой революции?

И.Н.: Да, тогда очень сильно вдохновило всё это. Потрясающе общались с молодёжью, с Чёрной Порой особенно. Кто хочет понять настроение - вспомните наш декабрь.

В.Ч.: Почему у них получилось?

И.Н.: Единый кандидат, четкая структура. Та же Пора могла привозить людей из регионов, они до революции качественно работали, провели много студенческих кампаний. И у них не было НАШИх, в каком-то смысле у Суркова получилось.

В.Ч.: Переманить молодёжь?

И.Н.: Да, в Украине, по сути, единственным живым организмом была Пора, Чёрная или Жёлтая. Активная молодёжь в итоге всё равно оказывалась там.

В.Ч.: Оранжевая революция вдохновила российскую молодёжь на политический протест. Ты хотел тогда свергнуть Путина, Майдан в Москве?

И.Н.: Да, хотел на тот момент. Правда, быстро отвалился. Участвовал в первом собрании Обороны, она же задумывалась как широкая коалиция и изначально позиционировалась как что-то типа Поры. Для меня важно, что Пора не только свергала власть, а несколько лет занималась структурированной общественной работой.

В.Ч.: Реальная работа, конструктив?

И.Н.: Только так можно привлечь людей и связи. Мы ушли, потому что через несколько часов обсуждений символики Илья Яшин сказал: “Флаги уже заказаны”. Сразу профанация. Тогда я в таких терминах не рассуждал, но сейчас точно понимаю, что процесс важнее результата. Жизнь это процесс, а не результат.

В.Ч.: Прямо по Ганди, “средства и есть цель”. И так ты стал ярым антиполитиком?

И.Н.: Мы же участвовали в достаточно политизированных структурах. На ВГК я спорил с Каспаровым, что нельзя объединяться с НБП. Вечная готовность политиков в России предать идеалы ради сиюминутной победы отбила всякое желание участвовать. Хотя не исключаю, что ещё буду заниматься политикой. Я переключился на другие темы и получил интересный политический опыт в Европе. Там я могу совмещать политику со своими идеалами. Зелёные, при всей критике, максимально соответствуют идеалу партии.

В.Ч.: Как она должна выглядеть?

И.Н.: У зелёных есть два крыла. Одни за риалполитик, другие - такие идеалисты. Партия изначально должна строиться на очень идеалистичной платформе. Зелёные, когда начинали, понимали, они - меньшинство. Они не говорили ради лишних голосов: “А давайте скажем большинству, что есть мясо это круто!”. Это не популярная тема, но надо снижать потребление мяса, переходить с частного транспорта на публичный. Двадцать лет назад их никто не поддерживал, они где-то с боями прорывались в парламенты. Сейчас зелёные - одна из ключевых политических сил. Они воспитали свой электорат за счет изменения поколений. Без рассуждений типа: “Знаете, менталитет нашего народа...”. Лёша Прокофьев, французский зелёный, любит пример с обсуждением идеи городского велосипеда в Париже. Ему говорили: “Ну что вы, менталитет французов другой, француз хочет ездить на своём авто”. Прошло десять лет, и менталитет парижанина такой, что у него на каждой парковке стоит велосипед.

В.Ч.: У нас политики любят ориентироваться на соцопросы. Хотя вместо общественного мнения только настроения. Твоя самая успешная кампания как раз с экологией связана - расскажи про защиту Байкала.

И.Н.: Эта история сделала меня оптимистом, я с лёгкостью победил с первой же попытки. После бакалавриата начал много ездить автостопом. Хотел, как Че Гевара, прокатиться по стране. А у моей хорошей подруги была идея поехать на Байкал. Мы идеи объединили и поехали.

В.Ч.: Почувствовал себя русским, прокатившись?

И.Н.: Я почувствовал страну и пространство, это да. После Омска нас подобрал дядька, ехавший в Новосибирск. Он первый раз в жизни дальше ближайшей деревни выезжал. Ему вместо одной штуки к комбайну прислали другую, пришлось ехать менять. В той же Америке, например, огромная географическая мобильность. Человек растёт в одном городе, учится в другом, потом едет в третий. С побережья на побережье... И сам Байкал взрывает представления о реальности. Огромный чистый водоём, можно купаться и пить, очень красивый, потрясающе. Я вернулся и узнал, что собираются строить нефтепровод. Мне было очевидно, что это полный идиотизм.

В.Ч.: Ходорковский же хотел строить нефтепроводы в Китай.

И.Н.: Им запретили по всем маршрутам, а потом разрешили Роснефти и Вайнштоку. Мы с Ромой Важенковым, координатором Байкальской программы Гринпис, часами обсуждали все проекты. Стало очевидно, что нужно протестовать. А мне все говорили, что нет, в России бесполезно устраивать массовый протест. Гринпис же устраивает акции на 15 человек. Я объяснял, что по теме Байкала народ поднимется. Здесь не надо даже бороться за мнение человека. Просто говоришь, что по берегу Байкала хотят построить нефтепровод. Расстояние - меньше километра. Байкал проходят в школе...

В.Ч.: И это священное место для живущих рядом.

И.Н.: В Иркутске на митинги выходили тысячи человек. Есть фото, где Единая Россия и НБП стоят рядом. Первую акцию “Дуракам Байкал не нужен!” мы делали вместе с анархистами. В Сибири стали говорить, что вот, не все мудаки в Москве, давайте их поддержим, порадуемся.

В.Ч.: Почему кампания получилась?

И.Н.: Потому что на самом деле любая кампания, которая в целом поддерживается населением - получится. Вопрос - как сделать так, чтобы её поддерживали. У нас был однозначно позитивный месседж: мы хотим, чтобы нефтепровод пошёл по другому маршруту. Мы не против нефтепровода вообще. Второй момент - поддержка местных жителей. Ключевой момент. Ко мне обращались много раз, например яблочники говорили, что где-то сносят ларьки. Я просил найти трёх ларёчников. В ответ: “Они не готовы активно выступать”. Соцфак МГУ - если есть студенты, движуха пойдёт. Мы в Москве просто вывели проблему на федеральный уровень. Митинг в защиту Байкала на Воробьёвых горах собрал больше тысячи человек, по тем временам очень много.

В.Ч.: Есть версия, что ваша история была выгодна Путину для пиара.

И.Н.: Технология девяти шагов, разработанная в Польше и адаптированная здесь Андреем Юровым, говорит, что есть лицо, принимающее решение. Наша задача сделать так, чтобы ему стало выгодным принять то решение, которое мы хотим. Это в политике можно говорить, что Путин - враг. Тут мы говорим, что он должен принять хорошее решение в защиту Байкала. Может быть, наигрываем ему очки, но у нас есть реальная цель.

В.Ч.: Получается, вы легитимируете авторитарную власть.

И.Н.: Я не считаю нашу власть авторитарной.

В.Ч.: А какая она, если сажает людей?

И.Н.: Она сажает людей, опираясь на поддержку общества.

В.Ч.: Это значит, что она легитимна, но не значит, что неавторитарна. Авторитаризм может быть легитимным.

И.Н.: Она недоделанная авторитарная. Будь совсем авторитарной - уже посадили бы Навального. Ну ладно, очень мягкий авторитаризм.

В.Ч.: Режим Муссолини был легитимный. Оправдано ли сотрудничество с ним?

И.Н.: Тут ты уже выбираешь. И если не признаешь режим легитимным, то переходи к сопротивлению. Вот большая моя претензия ко всей этой оппозиции. Если вы говорите, что Дума нелегитимна - не выполняйте их законы. Ганди, когда сказал, что власть нелегитимна - отказался выполнять законы. Вы запрещаете вываривать соль? Мы идём сами вываривать соль. Его арестовывают, говорят: “Мы вам даём штраф двести рупий”. Он им отвечает: “Я не буду платить штрафы этой власти, она нелегитимна”. Судья в панике, потому что не хочет посылать чувака в тюрьму, а тот не хочет платить штраф.

В.Ч.: То есть твоя претензия к оппозиции, что она недостаточно радикальна?

И.Н.: Дело не в радикальности, а в том, что она непоследовательна, лицемерна. Лидеры оппозиции говорят, что власть нелегитимна, но исполняют её законы. Я не исключаю легитимации, но и не считаю режим абсолютным злом. Если б так считал, то перестал бы выполнять законы, ушёл бы в НБП, жить в леса, в экопоселения. То же самое с Муссолини, до какого-то этапа его считали легитимной властью, а дальше люди уходили в партизаны.

В.Ч.: Т.е. “приморских партизан” ты оцениваешь как последовательных ребят?

И.Н.: Я плохо знаю историю, но не исключаю такого.

В.Ч.: Может, тогда секрет их популярности не том, что они ментов убивали, а во внутренней логической последовательности?

И.Н.: Сиюминутную победу можно строить на противоречивых вещах, но для изменения реальности ключевой момент - последовательность слов и действий. Вот закон о митингах. Говорите, что закон нелегитимный? Тогда надо идти в тюрьму, отдавать часть зарплаты по суду, но не самому бежать платить штрафы. Может быть, мы укрепляем власть, но для меня Путин не является абсолютным злом. Он жутко проблемный и несоответствующий моим убеждениям, но большинство людей нашей страны не разделяет мои идеалы.

В.Ч.: И что? Ты же сам говорил, что нужно менять ситуацию.

И.Н.: Я и меняю. Изменения это просто личный пример и какие-то действия. Например, последняя наша акция ДПД (День проверки документов у полиции). С одной стороны, мы повышаем легитимность нашей власти, но с другой - возможность гражданина проверить у сотрудника документы взрывает мозг. Эта акция даже мне изменила представления о реальности, потому что я думал, всё будет намного хуже. Деятельность по изменению реальности потрясающа. В какой-то момент кажется, что есть что-то невозможное, с Байкалом, например. Что Путин перенесёт трубу, казалось чем-то на грани возможного, я думал протест будет долгим, будут летние лагеря на Байкале, что в Иркутске половина населения пойдёт перекрывать железную дорогу и т.п.

В.Ч.: Почему после Байкала не удалась история с соцфаком МГУ?

И.Н.: Потому что студенты выпустились, сдались. Если помнишь, всё мощно началось. Однажды Морарь позвала на лекцию “Почему зачищают землю русскую”, организованную Добреньковым. Мы туда пошли с Ильёй Азаром и Ильёй Васюниным. Взяли цитаты из книги лектора, распечатали и раздали студентам. Книжка говорила, что в евреях живут инопланетяне, заставляющие их творить гадости. Азар сказал, что прочитал книгу, она очень нравится, но он еврей, и что ему делать с инопланетянином внутри себя? Другим организатором была Марина Кудрявцева, она из Иркутска, и с сестрой участвовала в байкальской кампании. Первые встречи по соцфаку мы мутили с Морарь и Мариной, с их подругами. Марина озвучивала позицию младших курсов, Наташа - старших.

В.Ч.: Так почему не получилось? Все выпустились?

И.Н.: Половина выпустилась, половина перевелась. Тут интересный момент, как с возможностью миграции. Все кто хотел, перевелись на другие факультеты и борьба за соцфак потеряла для них актуальность. А мы изначально были дистанцированы, просто консультировали, те самые коварные политтехнологи...

В.Ч.: Ок, а чего добились?

И.Н.: На семинарах по правам студентов я говорю: “Ребята, у вас не полный писец”. Нас с тобой после раздачи листовок допрашивал уголовный розыск.

В.Ч.: А задерживал омон прямо у факультета!

И.Н.: Я рассказываю и объясняю, что даже в таких условиях что-то возможно. Садовничий закрыл столовую, где чай стоил по 70 рублей, а супчик - 200-300. Сильно сократили приём платников и блатных. И ещё мы добились очень важной вещи: факультет перестал восприниматься социологическим сообществом в России и других странах. Стал изгоем.

В.Ч.: Что для тебя политика?

И.Н.: Борьба за власть. Гражданские действия - борьба за изменения. Борьба за власть не обязательно подразумевает борьбу за изменения. За власть можно бороться ради власти. Ради власти ты разделяешь лозунги, которые разделяет большинство. И это бесит. У европейских зелёных такое тоже встречается. Повторюсь, там две группировки, одна за риалполитик, другая - идеалисты. Вопрос в том, насколько мы должны забить на наши непопулярные точки зрения... На мой взгляд, не должны. Сейчас я больше говорю о российской политике, которая ну совсем печальна. Слишком много сил уходит на срач внутри.

В.Ч.: Ты проецируешь негатив на то, что не нравится. Я с такой же уверенностью могу сказать, что в правозащитных организациях полный бардак. В том месте, где мы оба работали, 40% за обслуживание гранта брала одна лондонская структура. Большая часть ресурсов уходит на зарплаты и аренду. Через пресловутый USAID минимальная часть финансирования шла на полезные проекты типа Трансперенси. Много денег распиливалось близкими к российской власти людьми.

И.Н.: Со многим согласен, но, грубо говоря, здесь я могу делать то, что считаю правильным, с теми людьми, которым доверяю.

В.Ч.: Можно всю сферу НКО назвать большим международным бизнесом по освоению денег.

И.Н.: Повторю: нам важнее изменения или получить власть? Для меня важнее изменения. Мы добились того, что менты носят нагрудные знаки с номерами.

В.Ч.: Мы ходили на митинги и вернули губернаторские выборы. Вот политическое достижение.

И.Н.: Да. Хотя и это во многом было гражданским порывом.

В.Ч.: Почему не хочешь видеть идеализм в российской оппозиции? Почему не хочешь сам быть идеалистом в политике? Что мешает создать своё движение?

И.Н.: Отсутствие необходимости. Мы сделали ДПД без политики. Я участник Молодёжного правозащитного движения, у которого есть сеть по всему миру. Опять же меня очень разочаровала ситуация с нашей оппозицией, которая не смогла провести праймериз в Химках.

В.Ч.: У тебя рамка, будто всё хорошо: нормальная политика, и кроме Чириковой есть другие оппозиционные кандидаты.

И.Н.: Как я вижу ситуацию: нужно было обращение от условного оргкомитета с акуниными и парфёновыми. Типа призываем всех, кто реально настроен на конструктив, участвовать в праймериз. Все снимаются в пользу победителя и обещают поддержку. Проигравшие включаются в команду. Неучастие того же Белоусова показало бы его намерения, его троллинг. Сейчас остальные логично говорят: “Почему мы должны сниматься в поддержку Чириковой?”.

В.Ч.: А кто субъект праймериз?

И.Н.: Жители Химок. Есть аргумент, что единоросы могут нагнать ботов и проголосовать за своего кандидата.

В.Ч.: За Паука, например.

И.Н.: Да. Так вот если вы боитесь проиграть Пауку, то вообще о какой победе может идти речь? Если вы не можете собрать на праймериз больше народу, чем единоросы, то, очевидно, выборы проиграете.

В.Ч.: Праймериз логичны в одной партии. А если у меня есть свои взгляды, если моя программа правильная, зачем мне с кем-то договариваться?

И.Н.: Потому что в данном случае нет других шансов победить. Сейчас же оппозиция не про право-лево, а про альтернативу Единой России.

В.Ч.: Что сейчас делать оппозиции? Спад естественный, но всё-таки что нужно делать? Исходя из твоего понимания гражданских действий?

И.Н.: Во-первых, страшно, что сейчас все начинают сраться.

В.Ч.: Так всегда происходит на спаде.

И.Н.: Наверно, это неизбежное зло. В целом, надо искать основные проблемы и решать их. Строить на этом политику. Политикам нужно идти на региональные выборы и добиваться побед.

В.Ч.: А что делать молодому активисту?

И.Н.: Учиться. Всё правильно, всё хорошо, получайте охрененный жизненный опыт. Я ещё рекомендую вылезать из локальных российский вещей и включаться в общеевропейский контекст. Ведь куча проблем транснациональны. Если сейчас чего-то нет - создавайте свои движения.

В.Ч.: Какие темы перспективны?

И.Н.: Экология, коррупция и полиция.

В.Ч.: Как можно бороться с коррупцией без постановки вопроса о власти? Ты пишешь на Слоне, что Ротенберги получают подряды по ключевым проектам власти: Олимпиада, Сколково и т.п. Без вопроса о власти у этих людей нет стимула вести себя прилично.

И.Н.: Сейчас есть, в том числе благодаря протесту. Путину всё сложнее выигрывать выборы.

В.Ч.: Будем ждать 2024 года?

И.Н.: Для меня не так критично, когда он проиграет. Важнее качественный происходящий процесс. Когда Ельцин и Путин побеждали коммунистов, многие говорили, что результат важнее, но изменений не происходило.

В.Ч.: Так можно ли бороться с коррупцией, имея несменяемую власть?

И.Н.: С этой властью нельзя. С другой стороны, у нас нет понимания, что такое борьба с коррупцией. Нужно вводить институты тендеров, говорить о конфликте интересов, о декларациях. Мы постепенно продвигаем эти темы.

В.Ч.: Ты предполагаешь презумпцию виновности чиновников?

И.Н.: Ограниченная презумпция виновности для чиновников это нормально. Как презумпция виновности для полицейских. Они должны доказывать, что если человек пострадал, то не по их вине. Сейчас для чиновников ограниченная презумпция вводится в гражданско-правовом аспекте. Например, конфискация имущества, если невозможно доказать законность его появления. При этой власти невозможно побороть коррупцию, нужно не только сменить власть, но и создать запросы на работающие институты.

В.Ч.: Можно ли какие-то институты вырастить при авторитарной власти?

И.Н.: При такой, как у нас, можно. У нас за публикации про конфликт интересов не сажают.

В.Ч.: При Муссолини тоже не всех сажали и убивали.

И.Н.: Мы живём в стране, где в разных регионах всё по-разному. В Чечне вообще режим близок к тоталитарному. А в Кирове или Москве довольно свободно.

В.Ч.: Механизмы, реализованные в Грузии, ты их изучаешь?

И.Н.: Конечно. Тем более, там много типичных решений. Ключевая проблема, что в Грузии заложена бомба замедленного действия. Нет опции гражданского контроля.

В.Ч.: Что там хорошего сделано?

И.Н.: Хорошего? Сокращение регулирующих структур. На практике многие из них вредны. Например, пожарная инспекция не сокращает количество пожаров. Давайте проверим - отменим в одном из регионов пожарную инспекцию. Санитарная инспекция не сокращает количество отравлений в фастфудах. Кафе сами заинтересованы в качестве еды. Тем более, уголовная ответственность за отравления с них не снимается. Дальше - введение ускоренных процедур. Чтобы я мог легально придти и сказать: “Хочу загранпаспорт завтра”. Мне говорят - ок, это стоит 10.000 рублей, потому что мы нанимаем дополнительного сотрудника. Реформа полиции... У них ведь был уникальный карт-бланш на реформы.

В.Ч.: У Ющенко тоже была огромная поддержка, какой ни у одного украинского президента никогда не было. Но он популист и мало что сделал.

И.Н.: Да, не решился. В Грузии с полицией что сделали - сформировали новые институты подготовки. Если делать реформы, нужно создать новый полицейский колледж, пригласить проверенных людей, ушедших из прошлой системы, экспертов из-за границы. Может быть, у нас не получится сделать это одномоментно, но можем делать по регионам. Проводим конкурс, помогаем регионам, увеличиваем зарплаты сотрудникам, хотя у них и сейчас уже хорошие.

В.Ч.: А что плохого в реформах?

И.Н.: Существуют два типа противодействия коррупции: сверху и снизу. Борьба сверху закладывает несколько проблем. Первая - недолговечность. Если преемник будет хоть в какой-то степени настроен на обогащение, то вся система борьбы рухнет. Следующая проблема - верхушечная коррупция. Со временем мы не можем убрать “своего”, потому что он “свой”.

В.Ч.: Саакашвили сажал “своих”.

И.Н.: Сначала ты сажаешь всех и набираешь новых. А дальше все места заняты, люди уходят в оппозицию, мало кто хочет перейти к тебе. Саакашвили напарывается на институт несменяемости.

В.Ч.: Они придерживаются такого принципа, что в либертарианском государстве общественные действия - дело общества.

И.Н.: Обществу нужно дать такие права и возможности. Мне бизнесмены говорят, что мы крутые ребята, что нам могут через оффшорчик кинуть денег нормально для Трансперенси. А открыто дать боятся. В Грузии похожая ситуация. Саакашвили очень любил Трансперенси, пока они критиковали Шеварднадзе, а через пару лет перестал любить.

В.Ч.: И разогнал?

И.Н.: У них зарубежное финансирование. Я был там после войны, и в местном отделении жаловались, что власти постепенно стали закрывать информацию, доступ к документам. Будь у Саакашвили своя нефть, - он бы с радостью их закрыл.

В.Ч.: Гражданское общество - дело рук самого общества.

И.Н.: Я считаю, что проблема Саакашвили в том, что он боится сменяемости. Считает, что он прав и он лучший. Может быть, и лучший, но пусть его сменят и потом он вернётся. У политиков есть зависимость от власти. Он закрывает возможности гражданского контроля, критики себя.

В.Ч.: У тебя есть идеальная политическая модель?

И.Н.: Если в двух словах, то это анархия с осознанным участием общества в принятии решений. Просто уровень осознанности ещё не такой...

В.Ч.: А мировоззренческая?

И.Н.: Самопознание. Познание мира через активное действие. Поиск своего пути и реализация. Я, кстати, крестился на следующий день после приговора Pussy Riot, просто никому не говорил.

В.Ч.: Почему крестился?

И.Н.: У меня длинный путь к богу. Сейчас я понял, что моё отрицание православия является, по сути, тщеславием. Мне близки христианские идеалы, опыт Христа, и я стал готов принять крещение. Я недавно женился, у меня верующая супруга, и для нас это важно. С большим интересом читаю Александра Меня и Александра Борисова.

В.Ч.: Ты такой любвеобильный хиппи и вдруг женился.

И.Н.: Честно говоря, до Саши я приготовился поставить крест на том, что когда-то женюсь. Встретил её, и всё стало очевидно. Помимо православия я интересуюсь восточной философией. Проблемы часто внутри, а не снаружи. Если я вижу, что это Она, то возникающие трудности - отражение моих внутренних проблем. С ними можно и нужно работать. Я понял, что всегда можно искать чего-то лучшего. Тебе не хватало одного качества в девушке, встречаешь другую и понимаешь, что тоже не всё так идеально. Есть такой Шри Шри Рави Шанкар, один из индусских гуру, который, кстати, и про коррупцию много говорит. И из его лекций и медитаций я вынес простую истину. Ты вечно находишься в состоянии неудовлетворенности. Переместись на месяц назад и вспомни, как сильно хотел того, что есть. Ты получил, будь счастлив, твоя мечта сбылась! Хороший метод внутренне перенестись в прошлое и спросить себя: “Круто?”. Круто, вот и радуйся. Переместитесь на год назад и скажите себе, что в Москве сотни тысяч будут ходить на протесты, вернут выборы губернаторов и снизят регистрацию партий до 500 человек. Вы тот, год назад, будете радоваться?

В.Ч.: А желание нового?

И.Н.: Желание чего-то нового, конечно, тоже мощный инструмент. Меня потряс опыт общения с европейцами. У них по большому счёту всё есть, а они ещё чего-то хотят. Я писал магистерскую по лгбт-движению - это последнее социальное изменение в Западном мире. Есть люди, которым когда-то казалось невозможным даже танцевать с партнёром своего пола при всех. Они ещё помнят маккартизм, когда выгоняли с госслужбы с замечательным обвинением: он гей, он скрывает личную жизнь и потому может быть завербован коммунистами.

В.Ч.: Как наше поколение себя осознаёт? Ты себя чувствуешь частью поколения?

И.Н.: Нет. Я общаюсь с людьми всех возрастов. Жене моей 22, а мне скоро 29.

В.Ч.: Есть ли сейчас запрос на разговор о ценностях?

И.Н.: Есть. Много кто из ровесников говорит: “Круто, что ты занимаешься чем-то ценностно-ориентированным”. Всегда есть некоторый процент ориентированных на ценности, вряд ли он зависит от поколения.

В.Ч.: Как выжить, занимаясь тем, что тебе нравится?

И.Н.: В Вышке я часто не мог пойти с народом бухать или купить телефон нормальный. Жизненный выбор всегда такой. Или ты делаешь то, что на душе лежит, или то, что считается правильным. Наверняка есть люди, зарабатывающие миллионы и честные с собой, но для большинства из них первичны не деньги, а достижения. Мои достижения не связаны с материальными благами. Я долгое время жил достаточно бедно, в коммунах, в параллельной реальности. Для меня самое важное - оставаться честным с самим собой.

В.Ч.: Бывают же разные обстоятельства.

И.Н.: Я часто спрашиваю: “Последний раз вы давали взятку для того, чтобы спасти чью-то жизнь? Или чтобы не лишили прав?”. Задумайтесь. Да, печально побыть без прав или сделать загран чуть попозже. Большинству молодых людей не приходится кормить семью или умирающих родителей. Я не считаю большой жертвой пореже ходить в дорогие кабаки. Сейчас у меня нормальный доход, и даже если Трансперенси прикроют, я заработаю на жизнь статьями, преподаванием, экспертизой. Если ты делаешь то, что хочешь - станешь экспертом и всегда найдешь работу. Главное, чему я научился в жизни - быть последовательным в словах, мыслях и делах, быть искренним с собой. А дальше всё само складывается очень позитивно.

Фото Елены Недбаевой

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67