Евгений Примаков

Ad memoriam

Первое моё относительно личное впечатление о Примакове относится к началу 80-х годов. За несколько лет до того мой двоюродный брат, ныне известный историк, публицист и общественный деятель Андрей Зубов пришёл в православие. Следуя установленным правилам, принял участие в пасхальном крестном ходе. Как водилось в годы коммунистической диктатуры, был замечен бдительными товарищами, настрочившими на него донос в КГБ. Из «органов» в академический институт, где Андрей работал, пришло представление в том смысле, что, мол, не должен адепт учения, не одобряемого коммунистической партией, работать в советском академическом институте.

Андрея вызвал директор института и сказал, что не разделяет его убеждений, хоть, может быть, и хотел бы разделять (его сын умер от сердечного приступа незадолго до того), но в обиду его не даст, и что он может и дальше спокойно работать. Директором института был академик Евгений Максимович Примаков.

Лично я познакомился с Примаковым в годы Демократической революции, а более близко — в тот короткий период, когда мы оба входили в руководство КГБ СССР: он — как начальник Первого Главного управления (разведка) — первый заместитель Председателя, я — как начальник Управления по Москве и Московской области — заместитель Председателя.

Назначение Примакова было личной инициативой Председателя КГБ СССР В.Бакатина. Он подробно рассказывает эту историю в своей интересной книге «Годы в большой политике». Это был чрезвычайно удачный выбор, особенно если учесть, что ПГУ предстояло в скором времени выделиться из состава КГБ в самостоятельную организацию.

По роду своей предыдущей деятельности — и журналистской, и академической — Примакову много приходилось взаимодействовать именно с разведслужбой КГБ. В Комитете его хорошо знали и высоко ценили за разносторонние и глубокие знания, патриотизм, комфортный характер и принципиальность. Эти качества остались при нём до последнего дня (об этом позже).

Так что появление Примакова во главе ПГУ было чрезвычайно важно для стабилизации обстановки в коллективе, тем более что вокруг кандидатуры будущего начальника ходили разные, самые фантастические слухи, доводившие сотрудников до озлобления. Тем более что ГКЧП возглавил выходец из ПГУ, а предшественник Примакова Л.Шебаршин, пробыв сутки во главе КГБ, уволился в знак протеста против своей молниеносной отставки.

Через месяц разведка ушла в самостоятельное плавание под флагом «Центральная служба разведки», а с распадом СССР превратилась через полтора месяца в Службу внешней разведки России. Всё это время до января 1996 года работой разведки руководил Примаков.

Прощаясь с ним в день его похорон, В.Путин заметил: «Евгений Максимович … добивался максимальных результатов на всех постах, где бы он ни работал…».

В СВР это означало, прежде всего, то, что удалось избежать обвала загранагентуры и загранрезидентур. Мы обсуждали этот вопрос не раз. Тема сохранения и агентурного аппарата, и собственно кадров спецслужбы стояла чрезвычайно остро: поменялась страна, поменялся государственный строй, поменялась признанная система ценностей, на служение которым был заточен КГБ вообще и его внешняя разведка в частности. В стране множились частью искренние, частью специально спровоцированные призывы к раскрытию агентуры КГБ, вгонявшие в страх всех, находившихся в отношениях негласного сотрудничества.

Но для разведки это всё осложнялось ещё одним обстоятельством. Значительная часть агентуры вербовалась на идеологических мотивах: на симпатии к идеологии коммунизма, на идее противостояния капитализму, поддержке национально-освободительных движений. С отказом Российской Федерации от идеи экспорта революций, с объявленным переходом страны к нормальной рыночной экономике, включавшей и всю гамму элементов капитализма, и демократические ценности, рассыпалась основа сотрудничества с этой частью агентуры.

Нетрудно представить, к каким катастрофическим последствиям это могло привести. Малейшие неосторожные кадровые или организационные решения, бестактные заявления или публичные действия нового руководства могли вызвать лавинообразный процесс отказов от сотрудничества, переходов на другую сторону, разоблачений и саморазоблачений.

Выдающаяся роль Примакова в том, что всего этого удалось избежать, не может быть переоценена.

Это проявилось и позднее, когда осенью 1993 года он по молчаливому соглашению с Ельциным избегал публичных оценок противостояния Президента и Съезда депутатов. Малейшее втягивание СВР в эту междоусобицу было чревато делением гласной и негласной части аппарата по политическому признаку, бегству одной из частей.

То, что для сохранения работоспособности СВР требовалось, с одной стороны, «ощущение противника», с другой стороны, невовлечённость в политические внутренние конфликты, он хорошо чувствовал и обеспечил если и не в полной (это было попросту невозможно), то в значительной степени.

Думаю, что это повлияло и на дальнейшие действия Примакова, когда он постоянно остерегался открытого сближения с США (или хотя бы непротивления США) именно из привычного ему «ощущения противника».

При Примакове работа с территориальными органами МБ-ФСК по вопросам разведки осуществлялась чрезвычайно эффективно, постановка задач и оценка результатов всегда доводились оперативно и внятно.

СВР Примакова позволяла себе оппонировать МИДу Козырева, в том числе по важнейшим вопросам, таким как расширение НАТО, занимая, впрочем, подчас амбивалентную позицию. Так, с одной стороны, СВР констатировала в своём докладе, опубликованном 25 ноября 1993 года, что «…Россия не вправе диктовать суверенным государствам Восточной и Центральной Европы (ЦВЕ), вступать ли им в НАТО либо другие международные объединения», но «…процесс вхождения государств Центральной и Восточной Европы в НАТО … должен формироваться с учётом мнения всех заинтересованных сторон, в том числе России…». Однако в тот же день Примаков без согласования с Козыревым заявил, что МИД и СВР негативно относятся к расширению НАТО. Его сразу опроверг МИД, а заявление МИД опроверг пресс-секретарь Ельцина. Такая чехарда, конечно, авторитет России не укрепляла.

При этом Примаков не ставил помех при налаживании в разумных пределах сотрудничества спецслужб и правоохранительных органов. А ведь на его месте многие сочли бы возможным и выгодным для себя злоупотреблять бдительностью.

В общем, Примаков обеспечил не только выживание разведслужбы России в тяжелейших политических и экономических условиях, но и её полноценную работоспособность.

Перейдя по настойчивому требованию Ельцина на работу в МИД в самом начале 1996 года, Примаков сформулировал своё видение российской внешней политики в виде двух основных принципов:

— многовекторность взамен прозападности, без новых границ и доминирования США;

— защита национальных интересов, которые он определил как:

  • обеспечение территориальной целостности России;
  • интеграция постсоветского пространства, в первую очередь, в экономической области;
  • стабилизация на региональном уровне (СНГ и бывшая Югославия) с урегулированием местных кризисов всех видов;
  • недопущение появления новых очагов напряжённости и распространения ОМУ.

Без малого три года работы МИДа во главе с Примаковым не привели к реализации большей части этих постулатов. НАТО расширилась, США продолжали доминировать, влияние России на постсоветском пространстве продолжало слабеть, старые конфликты не зарубцевались, правда, и новые не возникли, югославский кризис усугубился, Индия и Пакистан пополнили ядерный клуб.

Лидер Ирака Хусейн и лидер Югославии Милошевич пытались, прячась за спиной России, подрывать международную безопасность работами над ОМУ и геноцидом в Косово соответственно. Примакову дважды удалось отстоять Хусейна, издевавшегося над ООН в связи со своей программой ядерного вооружения, но сразу после перехода Примакова в премьеры это кончилось массированной бомбардировкой Багдада и других городов. А Косово для Примакова закончилось знаменитым разворотом над Атлантикой.

Конечно, в значительной мере неудачи Примакова во главе МИДа определяются слабостью России того периода, иллюзорными надеждами и заблуждениями некоторых иностранных лидеров. Но нельзя закрывать глаза и на собственные ошибки МИДа. Стремление в НАТО стран ЦВЕ и прибалтийских республик было непреодолимо, если помнить об их имманентном страхе перед возможным возвратом господства над ними восстановившейся России. Если бы Россия была солидарна с американо-европейским подходом к Хусейну и Милошевичу, итог мог бы быть тем же, но издержки для Ирака, Югославии да и самой России — меньше.

Так что на МИДовском направлении я бы не стал говорить о «максимальных результатах» Максимовича.

Триумфом Примакова стало его недолгое премьерство.

Для меня оно лично памятно.

Мы семьёй вернулись из Хорватии 23 августа 1998 года.

Кто не помнит, в этот день, через неделю после дефолта, в отставку был отправлен Кириенко. Ельцин сначала возложил премьерство на себя, но спустя несколько часов назначил и.о. премьера Черномырдина.

На следующий день, в понедельник, приехав, как обычно, на оперативку в Кремль, дождался её конца и зашёл к Юмашеву, возглавлявшему Администрацию Президента.

— Валентин Борисович, назначение Черномырдина — ошибка.

— А кого предлагаете, Лужкова?

Это он меня так подъе… то есть, говоря современным языком, протроллил. Почему-то он считал меня «человеком Лужкова», хотя для того не было ни малейших оснований — от работы под руководством Лужкова я бегал, как чёрт от ладана. Я, естественно, к такой «подсказке» был готов и ответил:

— Нет, Примакова.

— Рассматривали этот вариант. Не проходит.

— Почему?

— Американцы не поддержат.

— Вот нет у нас сейчас других забот, как думать, поддержат американцы или нет — страна на уши встала.

На том разговор закончили, но внутри Администрации как-то сформировалась античерномырдинская (не персонально, конечно, но по ситуации, «ничего личного») Фронда: Кокошин, Комиссар, Орехов, Савостьянов, Ястржембский.

Мы не были едины: Кокошин, Орехов и Ястржембский склонялись к кандидатуре Лужкова. Мы с Комиссаром — к Примакову.

Кончилось всё назначением Примакова и изгнанием фрондеров из Администрации — сначала Кокошина, Орехова, Ястржембского. Потом нас с Михаилом.

Назначение Примакова положило начало череде премьеров-силовиков (Примаков—Степашин—Путин). Ельцин наконец понял, что довёл страну до такого состояния, когда удержать её смогут только люди, очень близкие к «щиту и мечу», и что наследником президентского кресла может быть только такой политик.

Сформированное Примаковым Правительство и Геращенко, назначенный тогда же Председателем ЦБ, каким-то чудным образом сумели затормозить развал российской экономики.

Как они это сделали, — сам до сих пор до конца не вполне понимаю.

Конечно, сыграло свою роль и то, что 17 августа советско-российская экономика рухнула на дно. Но, как известно, именно в этот момент могут постучать снизу. К счастью, в России этого не случилось, и начался нормальный и довольно быстрый отскок.

Когда я спросил Геращенко, как ему удалось в считанные недели нормализовать финансовую систему страны, он загадочно улыбнулся, слегка пожал плечами и чуть-чуть развёл руки. В общем, ушёл от ответа.

Когда я спросил Примакова, как ему удалось обеспечить такое быстрое восстановление, он улыбнулся и подарил мне свою книгу «Восемь месяцев плюс».

В книге описаны пять принципов, которыми Примаков-премьер руководствовался:

— не вскрывать «первый пакет»;

— не возвращаться в «светлое прошлое»;

— не пересматривать итоги приватизации, кроме отдельных случаев, когда это целесообразно (ох уж эта подмена законности целесообразностью!);

— укрепить рубль (ну, это — дело Геращенко);

— не связывать себя концепцией экономического развития.

Я несколько раз перечитал книгу.

Да, поучительный пример. Просто учебник по антикризисному управлению, особенно актуальный сегодня.

Экономика рушится, казна пустеет (правда, есть там одна туманная фраза: «При исполнении бюджета появились не предвиденные нами дополнительные доходы»), но Правительство снижает пошлины, идёт на бартер с регионами и странами СНГ, осуществляет клиринговые взаимозачёты долгов предприятий и государства (даже Чубайс поддерживает начинание). А также ужесточает налоговое администрирование, выпускает с таможни арестованное оборудование предприятий и берёт под контроль традиционный главный источник казённого богатства — водочку.

Потом ещё начался рост цен нефти.

И эффект отскока от дна (падение курса рубля) сказался, возникли условия для импортозамещения. Помнится, находясь в Ростовской области по делам, связанным с грустными последствиями первой чеченской войны, объяснял губернатору Чубу, что пришло время для собственного производства курятины, крольчатины, поросятины, а потом — и крупного рогатого скота.

И экономика задышала, пошла в рост.

А ведь в ноябре 98-го на совещании в Администрации, когда мы планировали возможное развитие событий в стране, на мой прямой вопрос, что будет с экономикой, Волошин (тогда помощник Ельцина по экономическим вопросам) спрогнозировал новый кризис в феврале.

Спокойный, степенный, рассудительный Примаков, при котором всё стало как-то налаживаться, который не был причастен ни к кланам, ни к хищениям, ни к междоусобицам, стал чрезвычайно популярен и любим, что усилилось его антиамериканским демаршем над Атлантикой.

Поворот этот положил начало новому внешнеполитическому российскому романтизму, когда практические интересы (матрица «зачем?») вторичны относительно отвлечённых образов (матрица «почему?»). Потом последовал столь же загадочный с точки зрения здравого смысла, но эмоционально неотразимый для обывателя бросок десантников на Приштину. Народ восхищался решительностью Примакова, как спустя три месяца — и решимостью десантников.

Но… «жалует царь, да не жалует псарь». Примаков был в контрах с Березовским, его недолюбливало ближайшее окружение Ельцина, так называемая «семья». Будучи на два года старше Ельцина, он, конечно, не мог рассматриваться в качестве его преемника, а до выборов в Думу оставалось полгода, а до выборов Президента — год. И эти стратегические соображения делали отставку Примакова неизбежной.

Он по инициативе Лужкова, а потом и Шаймиева втянулся в создание «Отечества», «Отечества — Всей России». Не проявил сильных бойцовских качеств при выборах в Думу и вполне разумно не пошёл на президентские выборы.

Он достойно и взвешенно прожил оставшиеся годы, сделав немало для успокоения Думы и для повышения эффективности и востребованности Торгово-промышленной палаты.

Как председатель совета директоров РТИ, внёс свой вклад в формирование уникальной системы раннего предупреждения о ракетном нападении высокой заводской готовности.

Сыграл большую роль в работе «совета мудрецов», консультативно-аналитическом органе авторитетнейших ветеранов мировой политики.

В компании оставался всегда блистательным тамадой и автором нескончаемых анекдотов, мастером спеть и потанцевать, и выпить был мастак.

Умный, добрый позитивный, принципиальный.

Отличный был Человек.

Вечная ему память!

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67