Как раввины с олигархами боролись

Зеленина Г.С. От скипетра Иуды к жезлу шута: Придворные евреи в средневековой Испании. - М.: Мосты культуры / Гешарим, 2007. - 256 с.

Когда читаешь в аннотации к этой книге: "первая русскоязычная монография по истории сефардского еврейства" - вздрагиваешь, как от очевидной ошибки. История сефардского (испано-португальского) еврейства вот уже много десятилетий является одним из самых активно разрабатываемых разделов иудаики и к настоящему времени изучена вплоть до мельчайших мелочей. Однако затем начинаешь перебирать, припоминать - и понимаешь, что среди множества испанских, английских, ивритских монографий русскоязычных исследований до сих пор действительно не было. Более того, практически ничего из наработанного иноязычными учеными, от классических трудов до частных штудий, на русский язык не переведено, а потому Г.Зелениной волей-неволей приходится играть двойную роль - не только представлять собственную, написанную по мотивам диссертации книгу со вполне оригинальной, как увидим далее, концепцией, но и создавать своего рода "введение в специальность", вводить русского читателя-неспециалиста в контекст мировой сефардистики во всем разнообразии ее проблематики и тенденций.

Впрочем, реферативная составляющая, хоть и выполнена весьма добротно и занимает в книге немало места, отдельного рассмотрения вряд ли заслуживает. Гораздо интереснее сосредоточиться на концептуальной, то есть собственно исследовательской, части монографии. В центре внимания автора, как явствует из заглавия, фигура придворного еврея в средневековой Испании. Точнее, не фигура, а образ - уточнение немаловажное, так как Г.Зеленину интересует не столько историческая реальность, сколько ее преломление в многочисленных литературных зеркалах, в "трельяже репрезентаций", как испанских, так и еврейских. В качестве источников привлекаются еврейские и испанские хроники, а также стихи, мидраши, респонсы, миниатюры. Таким образом, исследование, при всей своей тематической компактности, приобретает оттенок модной междисциплинарности, располагаясь на стыке не только иудаики и пиренеистики, но также истории и филологии.

Два ключевых в методологическом плане имени для автора - американский антрополог Джордж Фостер и испанский историк-медиевист Америко Кастро. У первого Г.Зеленина заимствует так называемую концепцию ограниченного блага, при помощи которой Фостер объяснял агональную природу отношений в мексиканской крестьянской общине. Речь идет о восприятии социально-экономической среды как системы, где не только материальные блага, но и статус, честь, влияние, безопасность и т.д. "существуют в ограниченном количестве и всегда в дефиците". Прикладывая эту концепцию к анализируемому материалу, автор с ее помощью ("милость монарха тоже есть ограниченное благо") объясняет неприятие испанскими хронистами евреев - королевских фаворитов (а после изгнания евреев из Испании в 1492 году - внедряющихся в испанскую аристократию конверсо, то есть принявших христианство выходцев из еврейской среды).

Америко Кастро - автор теории об исключительном еврейском влиянии на испанскую историю, в первую очередь на становление испанского национального характера и испанской системы ценностей. Его концепция в предельно сжатом виде выражается тезисом: "История остальной Европы может быть понята без необходимости помещать евреев на первое место; история Испании - нет". Эта теория, на которую, хотя и с оговорками, опирается в своем исследовании Г.Зеленина, вызвала в испанских академических кругах весьма резкое неприятие, став предметом ожесточенной полемики с переходом на личность ее создателя, еврея по происхождению.

Суть предлагаемой Г.Зелениной концепции в следующем: после изгнания евреев социальная роль и самосознание придворного еврея - королевского фаворита и советника - переходят не к конверсо-придворным, вынужденным всеми силами скрывать свое происхождение, но к конверсо-шутам. Типажи советника и шута рассматриваются как два амплуа одного и того же актера, два последовательных этапа развития одного и того же феномена, обнаруживающие черты "глубокого духовного родства, перевешивающие физиогномические различия масок". Все ключевые характеристики советника: честь, знатность, мудрость/хитрость, маргинальность в придворной среде, компенсируемая особой близостью к монарху, - переходят к шуту, по пути, разумеется, трансформируясь и травестируясь.

Преемственности способствует и тот факт, что после событий 1492 года еврейское вытесняется в область комического, приравниваясь к образам телесного низа, фекальному и генитальному юмору и прочим неизменным атрибутам культуры бурлеска. Шуты оставались единственной социальной группой, сохранившей возможность акцентировать свое происхождение, нетвердую приверженность новой вере - христианству, криптоиудаизм (тайное следование иудейским канонам и обрядам), приверженность к еврейской кухне, например к баклажанам и чесноку. То, что в случае с любыми другими представителями конверсо превращалось в материал для инквизиционного преследования с предсказуемым исходом, шутом могло открыто манифестироваться - пусть и в качестве изъяна, заслуживающего осмеяния.

Магистральная концепция дополняется в книге рядом весьма любопытных наблюдений частного характера. Так, говоря о ветхозаветных образах в средневековой словесности, Г.Зеленина демонстрирует, что испанские хронисты противопоставляют библейских евреев (великих воинов, знатных и благородных) евреям - своим современникам (неверным, идолопоклонникам, "сынам падения"), закрепляя эту антитезу даже на лексическом уровне: в одной из хроник евреи дохристианской эпохи именуются "народом Израиля", а евреи современные - "иудеями". Еврейские же авторы, напротив, проецируют средневековую историю на библейскую, подчеркивая их параллелизм и подыскивая для своих героев ветхозаветных прототипов (автор в подобных случаях использует слово "архетип", чересчур широко, на наш взгляд, трактуя юнговский термин).

Плохо то историческое исследование, из которого рецензент не может извлечь актуальный вывод. Наличествует актуальность и в книге Г.Зелениной. А потому приведем в заключение один поучительный эпизод. Все несчастья испанских евреев начались после того, как в сефардском мире усилилось влияние ашкеназских (французских и немецких) раввинов, утверждавших приоритет общины над индивидуумом, отрицавших рационализм и светскую культуру, выступавших против характерного для сефардов гедонизма, культа знатности и богатства и осуждавших любые контакты евреев с властями. Не случайно изгнанию евреев из Испании хронологически предшествовала победа антимаймонистов в длительной дискуссии вокруг наследия Маймонида (Рамбама) - крупнейшего еврейского философа, чьи труды, по убеждению ашкеназских авторитетов, были отмечены чрезмерным влиянием арабской секулярной культуры.

Импорт ашкеназской традиции быстро привел к росту антиолигархических настроений и к нежеланию общин подчиняться власти королевских фаворитов. В результате стройная и апробированная система представительства еврейских интересов при дворе разрушилась, а разразившаяся катастрофа затронула как представителей обеих противоборствующих элитных групп, так и рядовых членов общины, от имени которых выдвигались антиолигархические лозунги.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67