Новая история Первой империи. Том 3. Наполеоновская Франция и Европа 1804-1814 гг. Тьерри Ленц. - Fayard, 2007. - 600 с.
Nouvelle histoire du Premier Empire. Tome 3. La France et l'Europe de Napoleon 1804-1814 de Thierry Lentz. - Fayard, 2007. - 600 pp.
Когда речь заходила о Наполеоне и его империи, часто возникал вопрос, сколько противоречивых оценок она вызвала. Тьерри Ленц, опубликовавший после двух хронологических томов третий том магистральной "Новой истории Первой империи", задает другой вопрос: зачем вообще эта империя была нужна? Объемный труд, посвященный наполеоновской Франции и Европе 1804-1814 годов (и даже выходящий за эти временные рамки), основан на малоизвестной историографии стран Европы и безупречной эрудиции автора. Его отличает безукоризненный стиль, оригинальность подхода и выводов, благодаря чему очень скоро он может стать важным источником для изучения этого периода. Разумеется, историк не может запереться в башне из слоновой кости - влияние времени проступает в трактовках Ленца, а современность накладывает свой отпечаток на его видении истории. Однако не это делает его труд столь убедительным. В других недавно вышедших книгах по этому вопросу подобное влияние тоже ощутимо, однако вероятность того, что на них будут часто ссылаться, невелика.
Тьерри Ленц взял на себя труд кропотливо пересмотреть противоположные мифы, распространяемые одновременно почитателями и критиками Империи. Скорее всего, именно в этом залог его успеха.
Чрезмерная индивидуализация
Страницы, которые автор посвящает проблеме легальности государственного переворота 18 брюмера, роли закона в процессе построения империи, доминированию гражданского общества в ущерб армии, отстраненной от сердцевины власти, устойчивости "политики" (особенно благодаря усилению роялистской оппозиции вследствие разрыва с папой в 1810 году), возвращают из забвения период, долго находившийся в тени личности Наполеона. Чрезмерная индивидуализация этого периода, сфокусированного на фигуру Наполеона, привела некоторых историков к опасному смешению понятий авторитарности и диктатуры, чего Тьерри Ленцу удалось успешно избежать.
Конечно, в описываемое время происходили и беззаконные аресты, и политические казни (примерно 3000), из которых наиболее известна казнь герцога Энгиенского. И тем не менее Наполеон сумел остановиться и противостоять соблазнам судебной и военной машины, настольно иерархичной, кодифицированной и упорядоченной, что она могла привести его на путь абсолютизма. Чем обвинять его, лучше постараться определить, что есть наполеоновский "общественный порядок", основанный на гражданском равенстве. В некотором смысле Тьерри Ленц приводит этот период "к норме", помогает нам его приблизить и понять. Снижая пафос, он избавляет его и от клейма атипичности. Конечно, Наполеон не отсутствует. Ему посвящены великолепные страницы "Принца и времени" (в названии введения - неизменная ссылка на Макиавелли и идею диалектических отношений, которые могут существовать между понятиями потери реальности и потери власти). Но построение наполеоновской "системы", превращение в орудие его воли "братских королевств", последствия всего этого для экономической и финансовой организации страны, - короче говоря, бегство от империи, обреченной на упадок уже по причине своего гигантизма, не является здесь самым важным.
Ленцу хватает мудрости поместить Империю в длительное течение современной истории. Например, по его мнению, не существует глубинных отличий Наполеоновских войн от войн предшествующих. Будучи верным последователем замечательного, но основательно забытого историка начала 20-го века Альбера Сореля, он видит во всех этих войнах не идеологию (естественные пределы, установленные в революцию, очень быстро преодолены, права человека подменены), но продолжение прежней экспансивной политики больших европейских стран, когда один партнер создает б ольшие неудобства, чем другой. Именно "интересы" превыше всего, в фокусе - давнее англо-французское экономическое соперничество, длящееся с конца 17-го века. Оно разрешится в пользу Англии не по причине падения Империи, а по причине, кроющейся в самой Империи.
Эта побежденная империя является также и империей победившей в перспективе административной реальности современнной Европы, ограненной волей человека эпохи Просвещения, который превратил государство в главного пользователя своих реформ, который изгнал феодализм, провозгласил гражданское равенство, ввел рациональные административные и финансовые принципы. Естественно, все это следует понимать вне родившейся на Святой Елене легенды, забывшей "отца нового государства" ради романтического образа "отца европейских народов".
Наконец, достоинство предлагаемой вниманию читателя новой истории Империи в том, что выводы здесь целостны, а это редко встречается в таких панорамных полотнах. Ленц показывает взаимосвязи, которые существовали в Европе между двумя столпами - внутренней политикой, с одной стороны, и внешней политикой - с другой. Именно благодаря усилению принципа рациональности, успеху централизации государственных структур, благодаря "гранитным" социальным массам, которым благоволил Наполеон, и слиянию буржуазной и деловой элиты с властью стала возможной великая империя. И еще. Поскольку она стала "слишком возможной", это слияние в конце концов изменило Наполеону и повергло его. Возможно, империя страдала от того, что парадоксальным образом одновременно находилась в постоянном движении (поддерживавшемся непрерывным возобновлением войн вне ее границ), а с другой стороны - жаждала неподвижности после революционных потрясений. Этот период, говоря словами Франсуа Фюре, "завершает" революцию... и ее же возобновляет. Поскольку сам Наполеон застыл, убежденный в своем превосходстве и избранничестве, его империя в результате впала в хаос и неуверенность.
Источник: "Le Monde"
Перевод Наталии Овчининской