От редакции:В последнее время в России активизировались разговоры о демократических преобразованиях как неотъемлемой части программы модернизации страны. Обсуждают масштабы и перспективы возможных политических реформ. Однако при этом основной инициатор подобных дискуссий - сами политические элиты, а вовсе не те, во имя кого данные изменения задуманы. В связи с этим нередко можно слышать мнение, что россияне не готовы к демократии, что у них еще не сформирован запрос на политическое участие.

Чтобы выяснить, так ли это, РЖ решил обратиться к известному российскому социологу Владимиру Петухову, который уже многие годы изучает динамику восприятия демократических ценностей россиянами. Мы спросили Владимира Васильевича о том, есть ли у россиян потребность в демократии, как они ее понимают и наблюдаются ли в последнее время какие-то позитивные сдвиги в этом плане.

***

Русский журнал: Насколько реалистичны нынешние разговоры о модернизации – в смысле демократизации – в современной России?

Владимир Петухов: Конечно, каких-то особо благоприятных объективных предпосылок немного. Но мне лично никогда не нравилась точка зрения, согласно которой демократизация в России невозможна в силу некоторых специфических социокультурных особенностей россиян, русского народа. Хотя данная точка зрения довольно широко распространена, причем как в провластных, так и в оппозиционных кругах. То есть, якобы, большая часть населения ориентирована на авторитарную, сильную власть, просто по факту своего российского происхождения.

Так вот, согласно имеющимся исследованиям, россиянин в плане восприятия – в нормативном ключе – демократических ценностей и институтов мало чем отличается, скажем, от среднестатистического европейца. Мы ценим то же самое, то же самое понимаем под демократией. Проблема же в том, что среди россиян очень сильно разочарование в реализуемой на практике модели демократии. И не устраивает она их по причине неспособности демократических институтов решать две ключевые проблемы: реализовывать социально-экономические права граждан и еще более важно – обеспечивать законность и правопорядок, равенство всех граждан перед законом. Но здесь нужно уточнить: когда говорят, что идея равенства востребована россиянами, то имеется в виду не имущественное равенство в смысле "все раздать и поделить", а в смысле равенства всех граждан перед законом. Ведь россияне прекрасно понимают, что не равны не только отдельные люди, но и целые социальные группы и слои, обладающие совершенно разным потенциалом воздействия на принятие ключевых государственных и политических решений. И все знают – это неравенство изменить нет никакой возможности. Отсюда – разочарование в выборах как институте легитимации власти и в других демократических институтах.

Так что наше общество не будет противиться модернизации через демократизацию в случае, если демократические институты начнут работать как инструмент противодействия рыночному экспансионизму, когда эгоистические интересы властвующего меньшинства будут сдерживаться через механизмы массового политического участия.

РЖ: То есть, как я понял, общественный запрос на демократизацию есть?

В.П.: Да, но лишь при условии, что эта демократизация будет иметь очень четко выраженную социальную направленность. Потому что наши политики, когда они говорят о демократии, ее предельно сужают – до выборов, свободы слова, печати и каких-то других политических прав и свобод. При этом деликатно обходится тот момент, что демократия имеет еще и социальное измерение. На Западе считается, что если демократия и имеет какие-то перспективы, то не в сфере политики, а в сфере социальных отношений, коммуникаций и т.п., то есть предоставления разнообразных возможностей для граждан реализовать себя. Так что в данном значении демократия – это, прежде всего, свобода и возможность для человека добиться успеха в жизни. Демократические же институты – это те структуры, которые должны ему всячески в этом содействовать.

В России именно такая демократия и отсутствует: демократические институты играют не на стороне общества, а на стороне власти. Соответственно, им никто не доверяет. Так что, если вы посмотрите на индексы доверия к государственным и общественным институтам, замеряемые всеми социологическими службами, то вы увидите парадоксальную вещь: в самом внизу списка доверия располагаются именно те общественные институты, которые изначально призваны обслуживать общественные интересы. Тут имеются в виду: профсоюзы, политические партии, парламент, средства массовой информации, суды и так далее.

Доверия к этим институтам меньше даже чем к государственным учреждениям. Действительно, ну кто всерьез может рассчитывать на наши профсоюзы? Выписать путевки в пионерский лагерь или больничный – вот максимум, на что они способны.

РЖ: Что в первую очередь необходимо России для демократизации?

В.П.: Прежде всего, необходима институциональная среда, необходима совокупность соответствующих институтов. Однако тут есть проблема: в российском обществе, к сожалению, очень низкий уровень солидаризма. То есть люди говорят – да, нужны институты: профсоюзы, политические партии, общественные организации, но исходят они из того, что работать в них должен кто-то другой. Хотя позитивные симптомы есть уже сейчас: я имею в виду "движения одного требования" – всевозможные дольщики, автомобилисты, то есть люди, которые объединяются друг с другом для решения конкретных задач. В общем, нужна институциональная среда, нужен общественный субъект, который бы занялся строительством гражданских движений, воплощением гражданских инициатив.

РЖ: Способно ли государство выступить в качестве такого субъекта?

В.П.: Вы знаете, государство создает определенные рамочные условия в виде законов, правил. Что-то оно пытается сделать и в этой области: была создана Общественная палата, масса молодежных организаций. Но, как правило, все данные инициативы не воспринимаются обществом как нечто органичное, слишком много там имитационного. И есть у населения понимание: в случае конфликтов структуры, созданные властью, займут позицию именно власти.

Поэтому более жизнеспособными, как правило, являются те гражданские институты, которые были созданы самими людьми для решения собственных задач. И вот с этим у нас серьезная проблема. Но тут, я думаю, все же есть повод для оптимизма: мы живем в современном обществе и нам уже не требуются массовые общественные движения. Вы помните знаменитую ленинскую цитату: «Политика – там, где миллионы». В условиях современных информационных – и не только – технологий данный принцип уже устарел. Сегодня даже небольшие группы людей – или отдельные граждане – в состоянии оказать влияние на жизнь страны не меньшее, чем огромные, многомиллионные формальные институции.

РЖ: То есть, как я понял Вашу позицию, запрос на демократизацию есть, но нет того общественного субъекта, который мог бы эту демократизацию осуществить на низовом уровне?

В.П.: В целом, да. Понимаете, демократия – пакетная ценность, а не просто некая умозрительная идеальная конструкция. То есть демократия должна иметь инструментальное наполнение – она должна быть эффективной, она должна быть действенно сплетена с идеей справедливости, с идеей развития человеческого капитала. Только тогда демократия будет востребована.

Демократические институты строятся не для того, чтобы они просто были. Глупо мыслить: нужна партия – создали; нужен профсоюз – создали; смотрите – у нас демократическая система! Получаются симулякры, имитаторы.

Я, кстати, возлагаю большие надежды на систему местного самоуправления. Опросы показывают, что большая политика, например, выборы людям не очень интересны. А все, что касается непосредственно среды обитания, все, что затрагиваются чьи-то личные интересы, вызывает в людях неподдельный интерес, они демонстрируют чудеса самоорганизации, включенности, участия, активности. То есть начаться все должно снизу, с каких-то низовых самоуправленческих организаций, а потом уже захватывать все более широкие пласты. Вот из этого уже что-то сможет вырасти: какие-то общероссийские объединения, а может быть, даже новые политические партии.

РЖ: Способен ли средний класс стать субъектом демократизации?

В.П.: Да, у нас, действительно, появился средний класс. И он уже достаточно значителен. Однако пока особого интереса к проблеме демократии он не проявляет – его вполне устраивает то, что есть сейчас. Однако ситуация в связи с кризисом меняется. А этим людям есть что терять и за свои права они умеют бороться. Я думаю, что они смогут как-то сорганизоваться.

Но в рамках среднего слоя должен еще появиться предэлитный слой. Ведь проблема России не только в институтах, но и в качестве элит. Нынешняя элита – это симбиоз олигархии и высшего чиновничества, она категорически не заинтересована ни в каких демократических переменах и едва ли она будет содействовать демократизации. Поэтому в рамках среднего класса необходимо появление верхней прослойки, некоего предэлитного слоя, который не был бы оторван – как нынешняя элита – от общества. Вот этот слой мог бы стать ферментом перемен.

РЖ: Возможна ли демократизация в рамках той политической системы, которая сложилась в России сегодня? Насколько нынешняя российская система вообще доступна для демократизации? Нужны ли нам кардинальные реформы?

В.П.: Едва ли нам требуется ломка системы. Дело в том, что нынешняя политическая система строилась под определенный период времени, у нее были соответствующие задачи: обеспечить преемственность власти. С этой функцией она справилась: она обеспечивает легитимацию власти и формирование властных органов через выборы, хорошие или плохие. Есть какие-то партии, устраиваются выборы, формируются региональные парламенты, назначается правительство, избирается президент и так далее.

Но помимо этого требуется еще одна сфера общественной – или даже культурной – жизни, напрямую не связанная ни с отправлением власти, ни с властными институтами. Данная сфера должна быть нацелена на обслуживание общественных интересов. То есть надо не ломать политическую систему, а строить параллельно систему гражданского общества и гражданских институтов. Нужно создавать новые профсоюзы –это сегодня первостепенная задача, нужно формировать центры интеллектуальной мысли, нужны новые общественные формирования, выражающие интересы разных групп, нужны "движения одного требования" и так далее.

Мне кажется, что задача нынешнего этапа – не ломка или очередное изменение политической системы, которую уже столько раз меняли. Пускай это всё живет себе потихонечку, но параллельно рядом должна отстраиваться мощная общественная инфраструктура, мощные сети, которые смогут начать диалог на равных с политической системой. Необходимо создавать сеть органов местных самоуправленческих общин.

РЖ: Как экономический кризис повлиял на настроения россиян? Интенсифицировал ли он описываемые Вами процессы или, наоборот, замедлил?

В.П.: Кризис пока повлиял лишь на настроения в обществе, которые сейчас заметно более пессимистичны, чем то было еще полгода назад. Есть ощущение тревожности, колоссальной неопределенности – не очень понятно, к чему готовиться и чего ждать. Самое главное – наблюдается рост протестных настроений, однако они выражены скорей в ответах на вопросы социологов, чем на практике. Однако, что касается отношения к базовым ценностям, то здесь никаких изменений нет. Но тут и нет ничего удивительного, так как ценностные сдвиги затрагивают гораздо более продолжительные временные лаги, три-четыре месяца – это еще мало. Так что о каких-то серьезных идеологических, политических ценностных изменениях мы сможем говорить лишь ближе к лету или даже к осени следующего года.

Единственный негативный момент – это еще больший крен в сторону индивидуализации: люди снова готовятся в одиночку встретить новую реальность кризиса. В общем, серьезных коллективистских поползновений пока не наблюдается.

Беседовал Дмитрий Узланер