Маяковский в своём поминальном слове, посвящённом Велимиру Хлебникову, назвал его поэтом для поэтов, а не для публики. Жизненная траектория Андрея Вознесенского показывает нам, насколько относительны такие классификации.

Считается, что авангард как социальный тренд кодирует элитарность. Вознесенский наследует пролеткультовцам и Маяковскому, создавая парадоксальный «народный» авангард. По прошествии времени очевидно, что «народный» авангард нисколько не послужил демократизации искусства, однако из него вышло многое из того, что сегодня мы называем словом «медиа». Вознесенский самый «медийный» поэт из шестидесятников (даже больший, чем многотиражный песенник Рождественский). Однако это ничуть не повлияло на качество его творчества.

Вознесенский разрушил барьер между массовой и элитарной культурой, что стало едва ли не самым впечатляющим эстетическим свершением, которое ему удалось воплотить в жизнь. Более того, с именем Вознесенского связан крах представления о том, что поп-искусство есть синоним вторичности и эстетического мусора. И не то, чтобы вторичность и мусор в поп-искусстве есть вещи невозможные. Вовсе нет: фокус в другом. Поп-искусство поэтизирует поэтический мусор и вторичность, создавая культ трэша и цитатности. Поп-искусство и есть, таким образом, практический «постмодернизм» в наиболее расхожем его понимании (добавим, что поп-искусство, это расхожее понимание и создаёт).

Вознесенский – последний в отечественной поэзии поэт элитарного авангарда и первый поэт авангарда «для народа».

Из перспективы наследия Вознесенского становится ясно, что любое представление об «элитарном» искусстве – представление сугубо народное – для народа созданное и для него же являющееся отдельной опцией эстетического удовольствия. Именно Вознесенский превратил элитарность искусства в потребительскую опцию, которая востребуется наравне с другими такими же опциями (например, с пресловутыми «доступностью» и «понятностью»).

Многие знают, что Вознесенский автор стихов к «Миллиону алых роз», «На бис!» и «Плачет девушка в автомате». При этом даже рекламные профи не всегда знают, что он стоял у истоков современного копирайтинга. Именно Вознесенскому мы обязаны слоганами бритвы «Жилетт» («Жилетт. Лучше для мужчины нет!» и порошка «Тайд» («Чистота, чисто Тайд!»).

Обвинённый в формализме в ранний период творчества, Вознесенский фактически получил государственный патент на поэтические эксперименты. Драматическая история с Хрущёвым, когда пучеглазый первый секретарь ЦК грозился выдать ему загранпаспорт и отправить на Запад, оказался в действительности санкцией на возможность не стесняться в поэтическом самовыражении, если оно будет воспроизводить весь арсенал экспериментаторских приёмов, апробированных в западной словесности.

С одной стороны, Вознесенский не только приобрёл статус эталонного и вполне легального западника. С другой – он стал олицетворением русского поэта на самом Западе (что, к слову, радикально отличает его от Бродского, который приобрёл популярность у западной аудитории, превратив статус «русского поэта» в почти случайную биографическую подробность). Последнее сегодня, как и в позднехрущёвские времена, является успехом наивысшей пробы.

Многие противопоставляют Вознесенского Бродскому: вот, мол, по сравнению с Иосифом Андрей поэт второго ряда. Это совершенно несправедливо. И не только потому, что настоящие поэты несравнимы и несравненны. Важно другое: за критерий поэтического совершенства принимается социология. Не статистическая, основанная на опросах, а социология референций. Бродский соотносил себя с русской словесностью как институтом и академической категорией (для формирования того и другого немало потрудились западные слависты), Вознесенский – с народной речью, не обязательно стихийной (сама стихийность – штамп), но обязательно живой и чуткой к заимствоваваниям-вживлениям.

При этом в отличие от «народничающих» поэтов XIX века, поэзия Вознесенского держится на созвучиях не сельской, а городской культуры. Городская культура организована вокруг слов-имплантов. Авангард, протезирующий слова, – не догма для неё. И даже не руководство к действию. Авангард для языковой культуры – достояние языковой повседневности. Отсюда, например, классические англицизмы Вознесенского, благодаря которому слово «шузы» стало поэтическим и повседневным. Одновременно.

«Народный» авангард – это искусство по ту сторону вкуса: критерии вкуса не применимы ни к Хлебникову, ни к Маяковскому, ни к Вознесенскому. К «народному» авангарду применимы критерии музыкальности: «Слышат не уши, слушают души». Топочущий шёпот, имя которому публицистика, – одна-единственная угроза для народного авангарда.

Там, где возникает эффект этого громкого шёпота, кончается поэзия. Шестидесятников-поэтов погубила перестройка, конницей, проскакавшая по созвучиям. Но перестройка погубила не только поэтов. Она депоэтизировала самое поэтическое поколение. Припечатала к романтизму штамп «пошлость».

Несмотря на публицистические огрехи позднего творчества, Вознесенского конница перестройки затронула меньше всего. Он придумал два способа, как сделать себя неуязвимым.

Первый способ – видиомы. Соединение слова с образом.

Второй – реклама. И там то же самое: слово и образ как единое целое.

Не став медийным поэтом в новые времена, Вознесенский оставил это место Всеволоду Емелину (который, по наивности, ему благодарен).

За то, что ему удалось избежать медийной участи, Вознесенский был немедленно вознаграждён последним прозрением: поэзия была организована как медиа до того, как медиа стали равны обществу, до того, как медиа превратились в способ его существования, не нуждающийся ни в какой солидарности.

Или он знал об этом всегда? Сейчас уже не имеет значения. Важно, что есть 10 причин, из-за которых мы не забудем Вознесенского, даже если очень захотим это сделать:

Вознесенский учил нас звукописи.

Вознесенский преодолел грань между модернизмом и постмодернизмом в поэзии.

Вознесенский был классическим шестидесятником, но он один из немногих, кто снабжал шестидесятничество алиби.

Вознесенский – это "Юнона и Авось", одно из самых сильных эстетических впечатлений нашего детства.

Вознесенский – это видеомы. Образ, знак и звук как одно целое.

Вознесенский – это графическая поэзия. На стихотворение о башне Сухаревской хочется взобраться, а на стихотворении о скамейке можно посидеть.

Вознесенский – Кандинский от поэзии.

Вознесенский – это оппонент Хрущёва.

Вознесенский – автор "Гойи". "Гойя" – лучшее стихотворение второй половины XX века.

Вознесенский – Маяковский негероического времени.