Тренды советской философии

По обсуждению фильма «Отдел», которое состоялось 27 сентября, и по некоторым откликам, можно заключить, что имеет место странная ситуация, в которой предполагается, что, обсуждая советскую философию, мы должны какую-то ее часть редуцировать, и эта часть обычно оказывается текстуальной. То есть, все сходятся на том, что это не более чем некоторые фрагменты истории интеллигенции, предполагая при этом, что мы знаем, что это такое - интеллигенция. В принципе, можно было бы согласиться, если бы не получалось, что все эти люди, тексты и так далее объединены тем, что, в принципе, нам сейчас не дано на феноменальном уровне. Мы не можем это вычитать через тексты. Система самопрезентации работает именно на уровне тотальной мистификации. Советская философия представляется коллективным, большим телом, которое работает по извлечению некоторого опыта, который недоступен был ни ей, ни, естественно, нам.

В одном случае этот опыт может быть определен как опыт, предположим, сталинизма, в другом случае - как опыт, скажем, движения модерна или антимодерна, но суть дела от этого не меняется. Здесь есть серьезная натяжка, которая вообще не позволяет сейчас иметь дело с советской философией. Предполагается, что все эти фигуры так или иначе не состоялись в своей философской работе, которая имела пока потенциальный, не публичный характер. Если существует какой-то шанс для советской философии, то этот шанс вполне эмпирический: вписать ее концепции в актуальную работу. В противном случае мы имеем ее вписывание в некоторую историософию, некоторую глобальную политическую теорию и так далее.

Старые специалисты, если так можно говорить, это, в принципе, система, которая поддерживалась именно интеллигенцией, которая в том числе ориентировалась на культуру, которая существовала за счет передачи некоторой информации, принципиально закрытой, из уст в уста. В 1990-е произошло то изменение, которое предполагает, что культура стала существовать во многом дистанционно, текст стал гораздо более значим.

Сейчас мы не можем считать за одно то множество, которое было преподнесено в фильме Архангельского как некий единый конгломерат.

Вопрос выбора фигур для отражении в фильме очень субъективен. Нужно иметь в виду присутствие определенного тренда, внутри которого и осуществлялась работа и Мамардашвили, и Щедровицкого. Если мы берем Щедровицкого, то понятно, что в глобальном масштабе была некоторая волна, которая начиналась в свое время еще с Форда и которая предполагала разложение натуральных единиц действий, которые когда-то были собственностью ремесленников, на те единицы, которые тиражируются, то есть на единицы труда и действия, которые освобождаются от непосредственных носителей. Отсюда тезис Щедровицкого о том, что мышление не является атрибутом человека. Определенные положения оказываются не мистическими, не проекцией какой-то глобальной российской историософии, а рассматриваются глобально.

       
Print version Распечатать