Торжество "Комсомолки"

К журналистам принято относиться как к циничным и бессовестным людям. Это в основном несправедливая точка зрения, но некоторые основания не любить нас у общества, бесспорно, есть. Самым морально неоднозначным из своих журналистских поступков я считаю прошлогодний репортаж с планерки газеты "Комсомольская правда" для тогда еще еженедельника "Большой город".

Идея по-шпионски проникнуть в редакцию самой популярной ежедневной газеты России и СНГ возникла у нас с коллегами из "Большого города" прошлой осенью после памятной серии публикаций в "Комсомолке", начатой знаменитым интервью Владислава Суркова. Вслед за ним в этой газете выступили политологи Юрьев и Ципко, еще какие-то авторы, и на каком-то этапе у читающей публики выработался совершенно законный рефлекс - если есть потребность узнать, что сегодня затеяла наша загадочная власть, нужно читать не показушную "Российскую газету", публикующую законы о пчеловодстве, а настоящую главную газету страны - "Комсомольскую правду". Захотелось, короче говоря, разобраться в том, как и почему такой главной газетой стал разноцветный таблоид с фотографиями голых женщин и анекдотами про тещу на последней полосе, а не какая-нибудь толстая солидная буржуазная газета.

Способов разобраться в этом явном недоразумении, кроме непосредственного проникновения в редакцию, придумать не удалось. Но решиться на такое проникновение мне было очень трудно. Много куда приходилось пролезать без разрешения - в больницы, в морги, на съезд "Наших" в Сенеже; однажды даже пришлось назваться родственником жертв теракта, чтобы попасть на опознание погибших пассажиров взорванного над Доном самолета. И это было гораздо проще, потому что репортерская работа к таким поступкам, по большому счету, и сводится.

Но тут было совсем по-другому. Что-то вроде разницы между отечественной и гражданской войнами - это не морг и не арендованный политтехнологами санаторий, это такая же редакция, в которой ты сам работаешь, и люди в ней - такие же, как ты, твои коллеги.

Трудно было решиться. И я долго не решался. Просил редакцию перенести "дедлайн" на неделю, потом еще на неделю. Уже хотел отказаться от этого репортажа, сослаться на непобедимые обстоятельства. И тут как раз по основному месту работы, в "Коммерсанте", получил другое, гораздо более простое задание - съездить на военный полигон в подмосковную Кубинку, где Иосиф Кобзон по случаю годовщины битвы за Москву устраивал постановочный бой между русскими и немцами - с танками, самолетами и президентом в качестве главного зрителя.

Поехал. Бой выдался неинтересным - в том смысле, что пиротехники что-то не рассчитали, и во время всего представления поле было затянуто дымом, так что никаких танков с гостевой трибуны видно не было. Зато после боя был обед - с полевыми кухнями, кашей, салом, наркомовскими ста граммами. Обедали в палатках. Палатка для участников представления, палатка для журналистов, палатка для ветеранов и так далее. Президент должен был уехать сразу, но по дороге к своему "пульману" он решил зайти в палатку к ветеранам и посмотреть, как ветераны едят кашу.

Палатку, естественно, оцепили сотрудники ФСО, мы, в свою очередь, побросали недопитую водку и выбежали к оцеплению, чтобы посмотреть, а кто с камерами - и сфотографировать, как Путин будет выходить из ветеранской палатки. Вместо Путина, однако, из палатки выскочил его пресс-секретарь Алексей Алексеевич Громов. Выхватив из нашей толпы фотокорреспондента "Комсомольской правды", он, ни слова не говоря, увел его в палатку к президенту.

Через некоторое время президент и те, кто его сопровождал, вышли из палатки и уехали. Потом к нам вернулся тот фотограф и специально, чтобы позлить нас, оставшихся без эксклюзива, достал мобильный телефон и очень громко, чтобы всем было слышно, обратился к своему шеф-редактору: "Володя, у меня эксклюзив, Путин пьет водку с ветеранами. Громов сказал ставить на обложку (в "Комсомолке" первую полосу традиционно называют обложкой. - О.К.). Через час буду, не сдавайтесь пока".

В Москву мы с фотографом возвращались молча, оба злые. Потому что нехорошо как-то, что, во-первых, президентский пресс-секретарь так откровенно покровительствует только одному из изданий, во-вторых - не очень, прямо скажем, красиво, когда тот же пресс-секретарь даже не советует, а говорит редактору частной газеты, какие фотографии должны стоять на ее первой полосе.

Наутро вышел номер "Комсомолки" с фотографией Путина, пьющего водку, на первой полосе. Я листал этот номер, сидя в "Голубом зале" на шестом этаже старого здания издательства "Правда" на одноименной улице. Сомнений по поводу этичности поступка у меня уже не было.

Планерка началась с того, что дежурный по редакции, так называемая свежая голова (в тот день ею была женщина-обозреватель, специализирующаяся на национальном вопросе), выступила с кратким обзором утренних газет и рассказала (в "Комсомолке" такая традиция), как в киоске около ее дома продавались газеты. "Комсомолка", по словам "свежей головы", продавалась очень плохо, потому что у "Жизни" в тот день на первой полосе было что-то сенсационное, вроде фотографий жениха Алины Кабаевой, а у "Комсомолки" - просто Путин. "Почему у нас такая неинтересная обложка?" - возмущенно спрашивала "свежая голова".

Шеф-редактор Владимир Мамонтов в ответ промолчал (а что он мог ответить?). Быстро обсудив вчерашний номер, редколлегия перешла к планированию завтрашнего. На завтра был запланирован большой, на разворот, страноведческий обзор - о том, как в разных странах женщины кричат во время оргазма, а также репортаж откуда-то из регионов о первой в мире труппе дрессированных ежиков. Ежиков, впрочем, редколлегия забраковала, потому что оказалось, что сами ежики ничего не делают, просто ими дрессировщик жонглирует.

После планерки я пообщался с коллективом (оказалось, редакция настроена вполне либерально, а регулярная публикация официозных текстов была условием поддержки главного редактора в конфликте с основным акционером со стороны людей, имеющих на этого акционера большое влияние) и написал репортаж для "Большого города", а саму "Комсомолку" с тех пор иначе как главной газетой страны не называю.

Многие знакомые, прежде всего журналисты, не были в этом со мной согласны. Спорили, говорили: ну как же таблоид может быть главной газетой? Главная газета - это большое, серьезное, пафосное издание, без голых женщин и анекдотов про тещу. Это "Российская газета", это "Коммерсантъ", это "Ведомости". "Известия", наконец. Я возражал, но внутренне сам понимал, что аргументации в пользу моей версии о главной газете у меня недостаточно. Действительно, странно как-то: главная газета - и с голыми женщинами.

А на самом деле - ничего странного. Принято считать, что у нас должна быть своя "Нью-йорк таймс", своя "Жэньминь жибао", своя "Правда" в ее брежневской инкарнации. Большая, умная, толстая, всемирно влиятельная газета. А почему она должна быть? На каком основании? Просто потому, что так положено? Нет ответа на этот вопрос.

Сверхчуткие к воле власти акционеры "Газпром-медиа" тоже не нашли ответа на этот вопрос. Если ответа нет - вопрос снимается. Шеф-редактор "Комсомолки" делается главным редактором принадлежащих "Газпрому" "Известий" и уже обещает сделать газету интереснее, уточняя, что солидная газета не должна быть скучной. Потребность в умной общенациональной влиятельной газете, таким образом, официально признается несуществующей, а главная газета страны - "Комсомольская правда" - официально признается газетным эталоном.

С чем я нас всех и поздравляю.

       
Print version Распечатать