Так ли страшен черт?

"Обжегся на своем молоке - на чужую воду дует", - весьма остроумно перефразировал русскую пословицу Евгений Базаров, герой романа Ивана Тургенева "Отцы и дети", характеризуя отношение Павла Кирсанова к сожительству брата Николая с незнатной дамой. Примерно так же можно сказать и об обеспокоенности российских либеральных правозащитников готовящимся законодательным расширением понятия "экстремистская деятельность". Особенно это характерно для правозащитников среднего и старшего поколений, переживших травму советского диссидентства. В любых мерах по защите конституционного строя они зорко отыскивают тень запрета на ведение антисоветской агитации и пропаганды.

Кто такой экстремист?

Последний пример - реакция правозащитников на поправки к федеральному закону "О противодействии экстремистской деятельности", принятые Государственной думой в первом чтении 28 июня. Законодательство адресовано прежде всего юристам - как правоприменителям (судьям, прокурорам и т. д.), так и тем, чьей профессиональной обязанностью является разъяснение его содержания заинтересованным лицам. Анализируя содержание закона "О противодействии экстремистской деятельности", следует понимать, что этот нормативный акт регулирует правоотношения, смежные по отношению к уголовно-правовым и к отношениям, регулируемым законодательством об административных правонарушениях. Если в уголовном кодексе и законодательстве об административных правонарушениях устанавливается мера ответственности физических лиц, то в этом законе - ответственности организаций и средств массовой информации.

Законодатель выделяет ряд составов преступлений (административных правонарушений), обозначая их как преступления (правонарушения) экстремистской направленности, и устанавливает порядок привлечения к ответственности организаций (не важно, зарегистрированных или фактически действующих) за деяния их членов, СМИ - за публикации, подготовленные их журналистами или допущенные их редакторами. Признаки экстремизма перекликаются с гипотезами (в уголовном праве их принято называть "диспозициями") норм УК РФ и КоАП РФ. Логично будет предположить, что прежде должны быть вынесены и вступить в законную силу судебные акты, устанавливающие вину конкретных лиц в совершении противоправных деяний, естественно, по правилам, предусмотренным уголовно-процессуальным законодательством и нормами, регулирующими рассмотрение дел об административных правонарушениях, - только потом можно принимать окончательные меры в отношении организаций и СМИ. Тревожные комментарии правозащитников основаны либо на непонимании, либо на сознательном игнорировании вышеизложенного, а те критики, которые утверждают, что понятие "экстремизм" используется законодателем расширительно, должно быть, имеют в виду слишком широкие, на их взгляд, формулировки УК РФ и КоАП РФ, с которыми соотнесены нормы закона "О противодействии экстремистской деятельности".

Поправки, предложенные группой депутатов, членов фракций "Единая Россия" и ЛДПР, вносятся исключительно в статью 1 указанного закона, содержащую дефинитивные нормы, то есть определения основных понятий, используемых в законе. Проанализируем эту статью в той редакции, в которой она принята в первом чтении. Жирным шрифтом выделены новеллы, а в скобках добавлены ссылки на нормы УК РФ и КоАП РФ, предусматривающие конкретные меры ответственности физических лиц, которые, очевидно, имеет в виду законодатель.

Статья 1. Основные понятия

Для целей настоящего Федерального закона применяются следующие основные понятия: экстремистская деятельность (экстремизм):

1) деятельность общественных и религиозных объединений, либо иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на:

- насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации (ст. 278, 279 УК РФ);

- подрыв безопасности Российской Федерации (ст. 275, 276, 281 УК РФ);

- захват или присвоение властных полномочий (ст. 278, 288 УК РФ);

- создание незаконных вооруженных формирований (ч. 1 ст. 208);

- осуществление террористической деятельности (ст. 205, 205 прим., 206, 208, 211, 277, 390 УК РФ);

- возбуждение расовой, национальной или религиозной розни, а также социальной розни, связанной с насилием или призывами к насилию (п. "а" ч. 2 ст. 282 УК РФ);

- унижение национального достоинства (ч. 1 ст. 282 УК РФ);

- осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам идеологической, политической, расовой, национальной или религиозной ненависти либо вражды, а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы (ст. 212, 213, 214, 243, п. "б" ч. 2 ст. 244 УК РФ);

- пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности (ст. 282 УК РФ);

- воспрепятствование законной деятельности органов государственной власти, избирательных комиссий, а также законной деятельности должностных лиц указанных органов, соединенные с насилием или угрозой его применения (п. "а" ч. 2 141, ст. 296, 318 УК РФ);

- публичную клевету в отношении лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением, соединенную с обвинением указанного лица в совершении деяний, содержащих признаки экстремистской деятельности либо в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (ч. 2, ч. 3 ст. 130, ч. 3 ст. 298 УК РФ);

- применение насилия в отношении представителя государственной власти, либо угрозу применения насилия в отношении представителя государственной власти или его близких в связи с исполнением им своих должностных обязанностей (ст. 296, 318 УК РФ);

- посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность (ст. 277 УК РФ);

- совершение действий, направленных на нарушение прав и свобод человека и гражданина, причинение вреда здоровью и имуществу граждан в связи с их убеждениями, расовой или национальной принадлежностью, вероисповеданием, социальной принадлежностью или социальным происхождением (п. "л" ч. 2 ст. 105, п. "е" ч. 2 ст. 111, п. "е" ч. 2 ст. 112, п. "з" ч. 2 ст. 117, ст. 136, 148, 149, 239 УК РФ, гл. 5 КоАП РФ);

- создание печатных, аудио-, аудиовизуальных и иных материалов (произведений), предназначенных для публичного использования и содержащих хотя бы один из признаков экстремистской деятельности. Автор указанных материалов (произведений) признается лицом, осуществлявшим экстремистскую деятельность, и несет ответственность в установленном законодательством Российской Федерации порядке;

2) пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения (ст. 20. 3 КоАП РФ);

3) публичные призывы к осуществлению указанной деятельности (ст. 280 УК РФ), а также публичные призывы и выступления, распространение материалов или информации, побуждающих к осуществлению указанной деятельности, которые обосновывают либо оправдывают совершение деяний, содержащих признаки экстремистской деятельности;

4) финансирование указанной деятельности либо иное содействие в планировании, подготовке и совершении указанных действий, в том числе путем предоставления для осуществления указанной деятельности финансовых средств, недвижимости, учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной, факсимильной и иных видов связи, информационных услуг, иных материально-технических средств (ст. 205 прим., п. 5 ст. 33, ст. 282 прим. 1, 2 УК РФ);

экстремистская организация - общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности;

экстремистские материалы - предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистической рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы.

Со мной могут не согласиться, обратив внимание на то, что закон называет экстремистской деятельность не только организаций и СМИ, но и физических лиц. Однако определенных санкций в отношении "физиков" закон не предусматривают, их деяния, главным образом, имеют значение в качестве оснований к принятию мер в отношении организаций и СМИ.

Конечно, нормы УК и КоАП РФ лишь частично пересекаются с требованиями закона "О противодействии экстремистской деятельности". Однако во вступивших в законную силу судебных актах преступления и правонарушения обязательно конкретизируются, поэтому установленные в них факты - и только они - могут послужить основанием принятия окончательных мер в отношении организаций и СМИ. Опять же судебный порядок ликвидации (запрета деятельности) организаций и СМИ обязателен. Правда, расследование уголовных дел иногда неизбежно затягивается, а деятельность организации или СМИ может представлять опасность для охраняемых законом интересов. В этих случаях возможно вынесение правоприменительных актов о приостановлении деятельности организаций (СМИ) до вступления в законную силу приговоров по соответствующим уголовным делам.

Кроме того, закон "О противодействии экстремистской деятельности" запрещает некоторые деяния, за которые не всегда предусмотрена ответственность физических лиц. Например, не предусмотрена ответственность за сам факт распространения экстремистских материалов, если при этом не доказана направленность умысла на возбуждение ненависти в отношении указанных в уголовном законе групп граждан. Представляется, что в подобных случаях экстремистские материалы все-таки подлежат изъятию и что это будет реализацией запрета, а не наказанием граждан, хотя правоприменители неохотно воспринимают мысль о возможности такого изъятия за рамками уголовного дела или дела об административном правонарушении.

Что их не устраивает?

Критикуя законопроекты, следует отдавать себе отчет в том, за что вообще несет моральную ответственность законодатель. Гражданин может критиковать его за то, что закон не принесет, по его мнению, пользы. Юрист - за внутренние логические противоречия в самом законе, каковые нередко встречаются, или за то, что, пересекаясь с другими законами, принимаемый закон не позволяет однозначно разрешать возникающие коллизии согласно вековым правилам юриспруденции. Но законодатель, безусловно, не отвечает за правосознание и действия правоприменителя, явно искажающего закон.

Например, обвинительный приговор в отношении нижегородского правозащитника Станислава Дмитриевского, опубликовавшего в своей малотиражной газете стандартные пропагандистские обращения Масхадова и Закаева, что суд квалифицировал как возбуждение ненависти по национальным и социальным признакам, безусловно, несправедлив. Для осуждения Дмитриевского "по беспределу" оказалось достаточно фактического сговора следователя, эксперта, прокурора и судьи. Но этот приговор вовсе не означает, что плохи сами нормы статьи 282 УК РФ.

Другой пример. Законодатель вообще не давал органам исполнительной власти субъектов РФ права воздерживаться от согласования условий проведения собраний, митингов, демонстраций, шествий и пикетирований. Однако как раз с принятием соответствующего закона фактические запреты на проведение публичных мероприятий становятся все более частым явлением.

При этом судьи почти всегда поддерживают исполнительную власть. Фактический сговор этих двух ветвей власти может свести на нет любые усилия власти законодательной. Правозащитники совершают недопустимое, когда заранее ставят в вину авторам законопроекта гипотетические искажения норм в правоприменительной практике. Против подобных искажений не застрахован ни один самый распрекрасный закон.

Вообще-то либеральные правозащитники по-разному воспринимают различные меры, направленные на борьбу с экстремизмом. Их отношение зависит от предчувствий, кого именно настигнет на сей раз карающий меч закона: националистов или духовно им близких радикальных либералов. Первому они в большинстве случаев аплодируют, в защиту вторых обычно поднимают шум. В этом плане очень характерна перемена позиции Московского бюро по правам человека и Российской секции Международного общества прав человека. 27 июня эти две организации разослали свое совместное заявление, в котором приветствовали обращение Лужкова, Шаймиева и глав других субъектов-доноров к Государственной думе с призывом усилить борьбу с экстремизмом и восхваляли его авторов. Но уже через день, 29 июня, они в следующем заявлении осудили поправки в закон "О противодействии экстремистской деятельности".

Представители 18 других российских правозащитных организаций также выпустили коллективное заявление с осуждением этих поправок. В документе отмечается, будто закон уже сейчас содержит якобы чрезмерно широкое определение понятия "экстремизм" и "чрезмерно жесткие санкции по отношению к людям, организациям и СМИ". В действительности закон конкретных санкций по отношению к людям вообще не содержит. Разве что бланкетную норму об ограничении доступа для экстремистов к государственной службе, к работе в правоохранительных органах и частных охранных предприятиях, в сфере образования. Но в этой норме дана ссылка на установленный порядок, а порядок не установлен. Что касается организаций и СМИ, то в отношении них трудно придумать какие-либо санкции, кроме приостановления либо прекращения деятельности. Однако, по мнению правозащитников, закон все чаще применяется "для явно неправомерного ограничения гражданских прав".

Парадоксальная точка зрения. Автору этих строк как раз наоборот представляется, что этот закон за минувшие четыре без малого года почти не нашел применения вовсе, хотя при его принятии паники среди оппозиции было хоть отбавляй. Достаточно отметить, что ни одна мало-мальски заметная организация, ни одна газета, которая хотя бы в малейшей степени находилась бы на слуху, не была запрещена в связи с экстремистской деятельностью. Даже Национал-большевистская партия - главный жупел нынешней власти - ликвидирована как юридическое лицо по формальным основаниям, но не в связи с экстремистской деятельностью, а потому уверенно свою деятельность продолжает и вербует новых соратников.

Поэтому вполне понятны мотивы депутатов, желающих все-таки вдохнуть жизнь в мертворожденное детище. Но в понимании правозащитников это означает превращение опасного для гражданских свобод закона в еще более репрессивный. Они, правда, признают, что часть внесенных дополнений "вполне разумна", но не уточняют, каких и чем. Зато не скупятся на критику тех положений, которые вызывают у них "особую тревогу".

" Первое - в определение включена клевета на чиновников, связанная с обвинением в экстремизме либо в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. Клевета - уголовное преступление и, в сущности, ее наличие должно определяться судом в соответствующем уголовном процессе. Но рассматриваемый закон - не уголовный, и весьма вероятно, что факт наличия клеветы будет устанавливаться в административном порядке против организации или издания. Тем самым, фактически могут оказаться запрещены публичные обвинения чиновников в коррупции (как правило, это тяжкое преступление), в покровительстве националистам и много еще в чем.

Второе - экстремизмом предложено считать любое применение насилия к представителю власти, хотя понятно, что такие действия (безусловно противозаконные) членов какой-то организации или группы отнюдь не всегда характеризуют ее как общественно опасную. Они могут носить чисто бытовой характер или стихийно возникать в ходе разгона полицией публичных акций.

Третье - запрет не только призывов к экстремистской деятельности, но даже оправдания таковой. В сочетании со все расширяющимся определением это означает, что экстремизмом будет считаться оправдание акций гражданского неповиновения или оправдание священнослужителя, настаивающего на какой-либо "исключительности" адептов своей религии".

Не будем придираться к мелочам вроде нелепого словосочетания "уголовное преступление" (не бывает преступлений не уголовных) или упоминания несуществующей в РФ "полиции". Можно, конечно, представить, что надзорный орган или даже прокурор вынесут какому-нибудь СМИ предупреждение в связи с критикой какого-то должностного лица, которая будет названа "клеветой". (Чего только в российской правоприменительной практике не случается! Даже недавно уволенный заместитель генпрокурора Николай Шепель позволил себе, находясь при исполнении служебных обязанностей, просить суд вынести Нурпаши Кулаеву смертный приговор, хотя обязан был знать о моратории, установленном Конституционным судом РФ, постановления которого выше закона и равны по юридической силе самой Конституции РФ). Однако такое предупреждение немедленно будет обжаловано в суд, где от надзорного органа (или от прокурора) потребуют доказательств, во-первых, того, что СМИ действительно обвинило чиновника в тяжком или особо тяжком преступлении, во-вторых, того, что это обвинение не соответствует действительности, в-третьих, того, что СМИ знало о ложности этого обвинения, а не пало жертвой добросовестного заблуждения.

Трудно себе представить и то, чтобы уполномоченные органы поставили в вину организации насильственные эксцессы со стороны отдельных ее членов, особенно если руководители этой организации не только не призывали к насилию, но и пытались от него удержать. Что касается прибавления к слову "призывы" слов "побуждающих", "обосновывают либо оправдывают", то странно, как это правозащитники не разглядели прежде практически тождественной формулировки, фигурирующей в законе все эти четыре года! Речь идет об определении экстремистских материалов, каковыми именуются " предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистической рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы".

Так почему правозащитников это в свое время не обеспокоило? Может быть, потому, например, что существует Международная конвенция "О ликвидации всех форм расовой дискриминации" от 21 декабря 1965 года, юридически обязательная и для нашей страны, которая, в частности, гласит: " Государства - участники осуждают всякую пропаганду и все организации, основанные на идеях или теориях превосходства одной расы или группы лиц определенного цвета кожи или этнического происхождения, или пытающиеся оправдать, или поощряющие расовую ненависть и дискриминацию в какой бы то ни было форме...". Расовая ненависть - одна из форм экстремизма, ее, согласно международному акту, оправдывать запрещено. Может быть, правозащитники полагают, что есть особо опасные формы экстремизма, которые нельзя оправдывать и менее опасные, которые оправдывать можно?

Похоже, именно так, раз они упоминают священника-фанатика и участников акций гражданского неповиновения. Однако упоминание последних - какое-то недоразумение: экстремистскими акции неповиновения могут стать только в связи с насилием, если же они предполагают насилие, то назвать их акциями гражданского неповиновения - такой же оксюморон, как какое-нибудь "мирное завоевание". Стоит напомнить, что расширение сферы запретов обосновывать или оправдывать что-либо - мировая тенденция. Например, в Великобритании в апреле был принят закон "О борьбе с терроризмом", предписывающий запрещать любую организацию, которая позволит себе прославление терроризма (glorification of terrorism).

Если бы в России действовал аналогичный закон, то, возможно, нашлись бы действительно законные основания осудить, например, Станислава Дмитриевского. Однако эксперты-лингвисты в нашей стране каждое слово толкуют буквально. Поэтому попытка следователя ФСБ привлечь того же Дмитриевского к уголовной ответственности еще и за "публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности" (ст. 280 УК РФ) не удалась, пресеченная заключением эксперта: "текст... не содержит призывы". Видимо, авторы поправок извлекают уроки из таких неудач следствия.

Федотов с приветом

Одним из наиболее известных и ярких апологетов почти безграничной свободы СМИ является секретарь Союза журналистов России доктор юридических наук Михаил Федотов. 3 июля в "Новых Известиях" была опубликована его статья "С экстремистским приветом".

Автор отмечает тот факт, что в 2004 году по делам о "возбуждении ненависти" (ст. 282 УК РФ) вступили в законную силу обвинительные приговоры лишь в отношении 11 человек, и оценивает такое число как мизерное. Это касается и других форм экстремизма - закон скорее мертв, чем жив. Однако никаких конструктивных предложений об изменении такого порядка вещей Федотов не вносит, неожиданно резко пересаживаясь на любимого тираноборческого конька.

Он выводит логический парадокс, основанный на теории естественных прав, якобы данных каждому от природы. " Короче, я не собираюсь делать ничего из того, что подпадает под установленное законом определение экстремистской деятельности. Но если человек не нарушает действующий закон, то это еще не повод считать его законопослушным гражданином. Ведь закон можно подправить, перенеся границу недозволенного далеко в глубь пространства естественной человеческой свободы". В подтексте прочитывается излюбленный тезис либеральных теоретиков права: бывают законы правовые и неправовые.

Переходя к конкретике, Федотов как юрист, разумеется, замечает, что закон "О противодействии экстремистской деятельности" оперирует признанными составами преступлений. Однако его возмущает конструирование законодателем на их основе специальных составов. " Один из них - публичная клевета в отношении чиновника. Получается, что оклеветать нас с вами, дорогой читатель, - это так, пустяк, дело частного обвинения, возбуждаемое не иначе как по заявлению потерпевшего. А вот если ты написал в газете, что мэр построил коррупционную систему управления городом, то ты уже экстремист". Далее, конечно, присовокупляется излюбленный жупел постсоветской интеллигенции, пережившей диссидентскую травму: "Чувствуете, читатель, как потянуло Уголовным кодексом РСФСР с его нешуточными карами за "антисоветскую агитацию и пропаганду" и "клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй?".

При этом доктор юридических наук допускает досадную оплошность: он забыл, что согласно части 2 статьи 20 УПК РФ делом частного обвинения является только "простая" клевета (ч. 1 ст. 129 УК РФ). Публичная клевета в отношении любого лица (ч. 2 ст. 129 УК РФ), а равно клевета, соединенная с обвинением любого лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (ч. 3, ст. 129 УК РФ), являются делами публичного обвинения.

Вполне логично выглядит выделение депутатами публичной клеветы в отношении должностных лиц РФ и субъектов РФ как преступления экстремистской направленности. Недаром в действующем УК РФ фигурируют такие специальные составы, как "публичное оскорбление представителя власти" (ст. 319) и "клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя" (ст. 298). Дело в том, что основным объектом этих преступлений выступает не личность как таковая (она может быть факультативным объектом), а порядок управления и правосудие (особый вид государственной деятельности) соответственно. Следовательно, клевещущий на должностное лицо является противником государственного строя, использующим запрещенные методы политической борьбы, то есть экстремистом. Тот факт, что была запрещена любая борьба против советского государственного и общественного строя, не приводит нас к выводу, что ныне следует разрешить какие угодно средства политической борьбы: насилие, клевету и т.д.

Далее Федотов уже откровенно ерничает, старательно имитируя правосознание человека, не просто не отягченного юридическими знаниями, но еще и игнорирующего даже представления обыденного сознания. "Другой состав преступления и того чище - "совершение действий, направленных на нарушение прав и свобод человека и гражданина, причинение вреда здоровью и имуществу граждан в связи с их убеждениями" и т.д. Богатейшая формулировка! Так и вижу студента, обвиняющего меня в экстремизме за то, что я нарушил его право на образование, поставив "неуд" за его искреннюю убежденность во вредоносности любого знания. Или кандидата в депутаты, на чье право быть избранным я покусился, по религиозным соображениям не отдав за него свой голос. Или наших бывших льготников, чьему имуществу вред причинил уже не я, а наш парламент пресловутым законом о монетизации". В принципе для любого юриста должно быть очевидно, что речь идет не о каких угодно правах и свободах в понимании заинтересованного лица, а только об обладающих правовой защитой, и не от каких угодно действий, а только от действий противоправных. Однако можно, как представляется, пойти навстречу Федотову и добавить в закон слова: "за которые предусмотрена уголовная либо административная ответственность". Вот так в расчете на восприятие обывателя законы и перегружают избыточными формулировками.

Прелестно и другое замечание Федотова: "даже обыкновенное хулиганство можно признать преступлением экстремистской направленности". Вопрос, что мы подразумеваем под "хулиганством": объективную сторону, форму действий (нарушение общественного порядка) или субъективную сторону, мотив? Нарушение общественного порядка может быть мотивировано как субъективно-психологическим побуждением некоторых индивидов (особенно в силу молодости или нетрезвости) к антиобщественному поведению (озорству, бузотерству), так и побуждениями экстремистскими. То есть с точки зрения внешней формы поведения это может казаться и "обыкновенным хулиганством", а по сути быть проявлением экстремизма.

По сети сейчас бродит "подметная грамота" от имени некой "инициативной группы жителей района Москвы Бутово, 27 человек" с вполне экстремистским призывом провести "День народного гнева" в знак протеста против принятия обсуждаемого закона. Едва ли эта акция привлечет сколько-нибудь заметное количество публики, но примечательно, что у таких лидеров общественного мнения, как Федотов, завелись столь разгневанные последователи.

Интеллигенция, травмированная предшествующей несвободой, подобна герою Ильфа и Петрова Васисуалию Лоханкину. Она не может поверить, что живет уже в царстве свободы, и все ждет, когда ее наконец станут пороть, так как якобы именно в этом заключается великая сермяжная правда.

       
Print version Распечатать