Не считая главной акунинской эпопеи о сыщике Эрасте Фандорине, «Смерть на брудершафт» — самый объемный, проработанный и притом самый молодой из всех беллетристических циклов писателя. И вот он закончен «фильмой десятой», состоящей из двух повестей: «Операция «Транзит» и «Батальон ангелов». Незавершенной осталась лишь фандориниана, для которой Акунин обещает еще одну, последнюю книгу. Наверное, весь огромный, сложный и разветвленный акунинский проект подходит к концу. Глупо задаваться вопросом: что дал нам Акунин? В фильме знаменитой английской комик-группы «Монти Пайтон» «Житие Брайна» иудеи, томящиеся под гнетом римлян, рассуждают:
«— Проклятые римляне отняли у нас все! А что они дали нам взамен?..
— Акведуки. Канализацию.
— Ну хорошо, канализацию и акведуки. Это всего две вещи, которые нам дали римляне.
— Дороги. Ирригацию. Здравоохранение. Просвещение. И вино!.. Без вина было бы трудно. Порядок. Раньше на улицу никто не мог выйти без страха. Представьте, что здесь было бы без римской стражи?
— Ну хорошо! Что еще, кроме вина, дорог, медицины, канализации, системы ирригации, общественного порядка, — что еще дали нам римляне?..»
Так и у нас.
Цикл «Смерть на брудершафт» оставляет такое впечатление, что по качеству своего восприятия истории автор (в данном случае маска) постоянно балансирует где-то посередине между историческим фатализмом Толстого и верой в возможность альтернативной истории. Сам Акунин так пишет об этом в своем блоге: «Для меня эпопея Первой мировой — это преступная и абсурдная притча о том, как старый мир сам себя разодрал на части и похоронил, и мой сценарий был бы про смертельную схватку двух блестящих оппонентов, которые, проявив чудеса героизма, изобретательности, самоотверженности, благополучно губят обе свои империи». То есть все как будто заранее предрешено, и сотни тысяч людей идут убивать друг друга потому, что так сложились миллионы условий. Но в то же время исторические романы Акунина построены на приеме максимальной погруженности в достоверный исторический контекст. Да, конечно же, в реальности никакой немецкий шпион Теофельс не помогал Ленину перебираться в Россию, но мы ведь точно знаем, что вокруг этого дела шла столь убедительно изображенная в повести напряженная война разведок, так почему бы не могло быть так на самом деле? Получается парадокс слияния теорий фатализма и роли личности в истории: мы точно знаем, что так не могло быть, и в то же время абсолютно уверены, что могло быть именно так. В романах Акунина историческая предрешенность и возможность изменить историю усилием воли отдельных людей как бы сливаются в одно целое, обслуживая друг друга. Да, Теофельс и Романов своими руками реализовали эту предрешенность; но если бы не их активные действия, что было бы с этой предрешенностью?

По композиции последний сборник похож на предыдущую фильму, включавшую в себя повести «Мария, Мария…» и «Ничего святого». Также как и там, в первой короткой, жестокой и циничной повести «Операция «Транзит» майор Зепп, используя свою способность входить в доверие к женщинам, выполняет сложное и ответственное поручение: помогает обложенному со всех сторон Ленину сесть в тот самый легендарный пломбированный вагон, который довезет его до России. В «Операции» воссоздан лихорадочный предреволюционный военный колорит, в котором даже сквозь сонный уют тихих швейцарских улочек, пивных, скверов все сильнее просвечивает весь тот ужас, который наступит уже так скоро.
Собственно, чем ближе к 1917 году подбираются сюжеты цикла, тем страшнее и реалистичнее становятся повести из «Смерти на брудершафт». Первые книги, хоть и были сделаны совсем иначе, по атмосфере и тональности походили на фандориниану: шпионские страсти, напряженная игра ума, остроумные детективные ходы. Было жутковато, было жалко убитых симпатичных героев, но ясно было, что это далекое, сказочное, нестрашное время, со знанием и любовью изображенное писателем — и оттого чтение про резню и подлость было милым. Зловещий Зепп фон Теофельс казался игрушечным и был не страшнее ярмарочного японца Масы. К тому же часто сюжетные ходы и развязки, используемые Акуниным, казались почти цирковыми. Но чем ближе действие подходит к дате, изменившей личную историю каждого русскоязычного читателя, тем сильнее охватывает чувство, о котором сказано выше, тем яснее и холоднее понимание того, что если все на самом деле было не так, то вполне могло быть именно так. И шантажирование матери угрозой выбросить младенца из окна кажется уже не жестоким и сильным драматическим ходом, а всего лишь обыденным «методом ведения допроса» — и это пугает уже совсем не художественно.
Страшен сам по себе и реальный исторический сюжет, положенный Акуниным в основу самой последней повести. «Десятая, последняя фильма для меня в цикле «Роман-кино» главная. Ради нее я и затеял весь этот цикл. История женского «батальона смерти» — одна из самых жестоких, самых безумных и в то же время самых прекрасных страниц нашей истории. Коллизия стара, как мир: мужчины заваривают кровавую кашу, а расхлебывают ее женщины, потому что повара — идиоты» — комментирует автор в своем блоге. Тема женских «батальонов смерти», создаваемых Временным правительством по инициативе знаменитой М. Л. Бочкаревой для поднятия патриотического настроя «мужской» армии и для борьбы с деморализованностью, дезертирством и братанием действительно идеально подходит для завершения акунинского цикла. «Смерть на брудершафт», мне кажется, как раз об этом — о полном и окончательном (само-)разрушении Старого Мира. Если в начале Первой мировой войны все еще было по-старому, если воевали еще по-джентльменски, а убийства совершались с «изяществом и вкусом», то после этих батальонов смерти все сломалось окончательно. Отныне можно все, и если в 1917 году всех ужасали женщины-героини, то в 1943 никого уже не удивляли женщины-полицаи и палачи. «Шпионский роман» из цикла «Жанры» озадачил когда-то поклонников Акунина: там в правоверном гебешнике товарище Октябрьском они узнали бравого контрразведчика Романова, главного противника майора Зеппа, — Романова, самой своей фамилией когда-то интимно приближенного к Старому Миру. А после того, как в последней повести гибнет в последней бессмысленной штыковой атаке последняя хрупкая курсисточка, становится понятно: иначе и быть не могло. Теперь можно все.
Смерть на брудершафт выпила всех.