Слово о Ленине

Ровно 20 лет назад случилось следующее: Борис Ельцин приказал ликвидировать пост номер один у Мавзолея Ленина. Мол, чего его теперь охранять. И, вообще говоря, кто это? Кто сюда положил этого мертвого дяденьку?

Казалось бы, важное событие, информповод. Но чтобы писать о Ленине, информповод не нужен. В каждом селе есть улица, есть памятник. Непременно на улице Ленина кого-нибудь ограбят и поставят фингал, и с памятниками всегда что-нибудь да случается: то отвалится голова, то снесут, – в Гомеле, вот, памятник просто пропал, бесследно. Стоял себе, стоял десятилетиями, – а тут раз, и даже следа не осталось – даже вырванных из бетона остовов ног.

Но Лениных меньше не становится. Ленин – как воздух, всюду, везде, вокруг. С детства со мной один лишь Ленин. По Ленинградскому проспекту (где жил) я ездил на проспект Ленинский (где учился). Много лет подряд отдыхал в Крыму – в поселке Ленинское. На школьные каникулы ездил в деревню с платформы «Ленинградская». А еще однажды катастрофически сильно напился на дне рождения друга – в Заветах Ильича. Помнится, Ленин смотрел на меня с портрета в школьном кабинете истории – сурово так и осуждающе, будто заранее знал, что в Заветах напьюсь.

В Заветах Ильича мы пили, но Заветов Ильича не блюли – напротив, наша жизнь была целиком подчинена законам дикого анархо-капитализма: миллион видов конструкторов «Лего»; бабки, торгующие наркотой; «Майн кампф», каббала и оружие.

Как-то среди ночи нам позвонили в дверь. Незнакомый человек умолял впустить. Мы не впустили. А наутро вышли в подъезд – и там повсюду была кровь, в том числе и на ручке двери.

Бандитизм! – выглянул из противоположной двери сосед. – Безобразие. При Сталине бы такого не было.

А при Ленине? – спросил я. Сосед посмотрел на меня почему-то обиженно и закрыл за собой дверь.

А недавно гулял с другом в окрестностях МИДа – и встретил Ленина, причем живого. Того самого, которому положено бродить где-то между историческим музеем и Мавзолеем, вдоль Кремлевской стены. Иногда их там по несколько штук ходит. Ленин был недовольный и пьяный – в окружении вздутых запойных лиц. Сфотографировались на память и разошлись.

И вдруг подумал: а я, москвич, ведь ни разу не бывал в Мавзолее Ленина. Тысячу раз ведь вдоль и поперек, в любое время года, суток, пересекал Красную площадь, а в Мавзолей – нет, так и не угодил. Все как-то не складывалось. То очередь, то непогода, то Мавзолей закрыт на ремонт. Какое-то мистическое заговоренное место, попасть в которое мешает судьба. И из школьных и институтских друзей-москвичей, миллион раз прошедших мимо, вот парадокс, никто не бывал. Только одна знакомая поделилась впечатлением: ну да, видела – лежит себе, рыженький такой.

С нашим-то поколением все понятно, – с условными нами, чей разум пробудился уже после краха Союза неразрушимых – нам старшее поколение время от времени указывает с добрым прищуром, что мы, мол, вообще не знаем, что это за дед такой, вечно живой. Что-то мямлим такое, невнятное, про революцию 1812 года, или растерянно молчим.

Старшее поколение беззлобно посмеивается и ласково треплет нас по щеке: «счастливые идиоты!» Но до Ленина нет дела и вам. Куда делись все эти безостановочные споры о том, что делать с архитектурным объектом Мавзолей, и с содержащейся в ней мумией вечно живого Ленина. Одни говорили: снесем это капище – и рассеются тучи над Москвой, зачерпнем воздуха полной грудью. Другие вцепились когтями в землю и сказали: не отдадим. Нашей хрустальной, пленительной мечты и нашего великого смысла.

Но вот где захоронен Сталин, не все знают, а однако ж Сталин укоренен в сознании. Сталин непобедим. Уяснив это, общественность к Ленину охладела. Охладели к нему даже те, кому по профессии положено – не охладевать – для пожилых умеренных левых Ленин – как чемодан без ручки, потому что рукопожиматься с иерархами Церкви – сегодня важней, чем водить хороводы вокруг позабытых красных святынь. Для прогрессивных и бодрых левых – Ленин немоден, слишком попсов – в почете Мао, Ким Ир Сен, Че, на худой конец, Троцкий… В борьбе власти и оппозиции Ленин как риторический инструмент совершенно не годен и даже вреден. Удачливый радикал и успешный «вешатель попов» Ильич не нужен ни тем, ни другим.

В итоге непогрешимое божество в глазах нескольких поколений, единственный в русской политике real man, для которого Кремлевский трон не был согрет родственным телом, и которого на этот Кремлевский трон не занесло мутным кулуарным течением, а который в Кремль зашел сознательно сам, Ленин стремительно становится обычным персонажем из школьного учебника, крупным, но одним из – вроде Василия Темного какого-нибудь.

Из ток-шоу на центральном ТВ он кочует в сторону лекционных аудиторий и круглых столов, – и там, и только там из-за Ленина будут рвать друг другу последние волосы седые и пыльные академические затворники. Больше никто не будет рвать. И когда этот процесс окончательно довершится, можно будет, пусть и с некоторым опозданием, но зато с полной уверенностью констатировать – «Да, дорогие товарищи, Владимир Ильич Ленин мертв».

А некогда священный Зиккурат-Мавзолей – нынче просто предмет архитектуры, и оставаться ему там или нет, если такие споры возникнут в будущем – будут лежать исключительно в плоскости ландшафтного дизайна. И разрешение этого спора правильнее будет доверить иностранным туристам, – пусть они проведут между собой референдум, что ли. Потому что нам доверять референдум ни в коем случае нельзя. Нам еще рано. Нас еще Моисей должен водить 40 лет, пока последний совок не вымрет. Тем более теперь наш нынешний Моисей вообще, похоже, направил стопы обратно в Египет.

И итог этого референдума ясен – иностранные туристы Ленина, конечно, решат оставить. Потому что иностранные туристы, европейцы главным образом, ценят экзотику. В Европе человеческие тела посреди города не лежат. А лежат они в краях диких и далеких восточных деспотий – в специально оборудованных открытых склепах. Или иногда, в других экзотических странах, мертвые тела прибивает к берегу океанским прибоем – выглядят они менее аккуратно, и встречи с ними всегда незапланированы, и оттого еще более экзотичны, а значит, радостны для цивилизованного туриста.

Так что тысячи каменных Лениных стоят и будут стоять себе в городах, как стоят гигантские Стоунхенджи в Англии, чужие и далекие миры вглядываются в нас через них. Кто были эти люди, возводившие их, и были ли? Ясноглазые пионеры с ленинскими значками, сочинявшие письма потомкам; трактористы, развалившись на горячей после пахоты крыше, зачитывавшиеся новым номером «Дружбы народов» или, к примеру, «Знамени»; колхозницы, ослепительно прекрасные Любови Орловы с рассыпающимися в руках зерновыми злаками. Застывшие камни, они существуют только где-нибудь на ВДНХ – среди живых их нет.

       
Print version Распечатать