Психи # 4. Любовь как воля и представление

Sex is the best rest

Старинная китайская мудрость

Как-то одна моя знакомая, подрабатывавшая в глянцевом журнале, рассказывала о том, что многочисленные love stories, составляющие заметную часть любого глянца, сочиняются вовсе не участниками историй, а все теми же авторами на гонораре. Это невеликое, прямо скажем, открытие интересно хотя бы тем, что современная молодежь формирует свое представление о любви именно в согласии с теми немудреными правилами, которые устанавливают, надеясь привлечь читателя, глянцевые журналы. Чем "реальней" кажется история любви, тем талантливей журналист. Но потребитель глянца, который "сам обманываться рад", не только принимает эту выдумку за "чистую монету", но и требует от поставщика услуг чистоты жанра. Не было еще ни одной глянцевой истории, где бы кто-нибудь да не заплакал. Так надо. Товар "со слезой" идет нарасхват...

Важно понимать, что вся предыдущая европейская история пола была по преимуществу еще книжной, заставляющей читателя выстраивать свои поведенческие модели по литературным лекалам. Это противостояние, литературы и глянца, удивительным образом нивелирует противостояние внутри самой литературы: Иван Бунин с его "Легким дыханьем", Александр Блок со "Стихотворениями о Прекрасной Даме" и Генри Миллер с "Тропиком Рака" оказываются по одну сторону баррикад, потому что сам принцип сублимации чувств через художественное описание действует всегда, когда речь заходит о литературе.

Суть принципа - в широком диапазоне от Пушкина до Солженицына - очень проста: литература работает на "длинной дистанции", апеллирует к умению видеть нюансы и тонкости, чувствовать полутона, воспитывая у читателя особый тип сексуальности: латентный, немного стыдящийся того, что он вообще существует. Прославленный Ги де Мопассан, романы которого правоверные буржуа запрещали читать своим перезрелым дочкам, сегодня кажется едва ли не пуританином. Герой нашумевшей повести "Милый друг" Джордж Дюруа соблазняет госпожу де Марель со всей возможной изысканностью, а в самом описании " откровенной сцены" никакой откровенности нет вовсе:

" Вдруг он почувствовал, что она шевельнула ногой. Достаточно было этого чуть заметного движения, резкого, нервного, нетерпеливого, выражавшего досаду, а быть может, призыв, чтобы он весь затрепетал и, живо обернувшись, потянулся к ней, ища губами ее губы, а руками - ее тело. Она слабо вскрикнула, попыталась выпрямиться, высвободиться, оттолкнуть его - и, наконец, сдалась, как бы не в силах сопротивляться долее.

Немного погодя карета остановилась перед ее домом, и от неожиданности из головы у него вылетели все нежные слова, а ему хотелось выразить ей свою признательность, поблагодарить ее, сказать, что он ее любит, что он ее боготворит. Между тем, ошеломленная случившимся, она не поднималась, не двигалась. Боясь возбудить подозрения у кучера, он первый спрыгнул с подножки и подал ей руку.

Слегка пошатываясь, она молча вышла из экипажа. Он позвонил и, пока отворяли дверь, успел спросить:

- Когда мы увидимся?

- Приходите ко мне завтракать, - чуть слышно прошептала она и, с грохотом, похожим на пушечный выстрел, захлопнув за собой тяжелую дверь, скрылась в темном подъезде".

Пустое пространство, это самое невысказанное "немного погодя", и есть высшая степень литературной сексуальности, позволяющей читателю придумать самому все недостающие части пикантного сюжета. И Генри Миллер отличается от Мопассана всего лишь по количеству пауз и качеству пустот: уберите из "Тропика Козерога" все намеренно созданные автором недоговоренности, и роман превратится в бессмысленный набор оргий. Сам миллеровский дух кроется в едва уловимых промежутках между очередным совокуплением или авторской сентенцией о смысле чего бы то ни было.

Глянец же - в противовес пустотам и дыханию пауз - предложил набор оргий в качестве единственно возможного текста, тем самым окончательно маркировав границу между читателем книги и потребителем продукта. Индустрия производства развлечений превратила сексуальную сферу в предмет потребления, и в соответствии с самим характером процесса заполнила существовавшую пустоту первым попавшимся под руку содержанием. Потребитель, в отличие от читателя, практичен и суров: он требует ценника, сертификата соответствия и тщательно следит, чтобы не обвесили. Мопассановские штучки с ним не пройдут: он сам себе Мопассан.

Механика сексуальной революции, как ни странно это прозвучит, была призвана хотя бы отчасти вынести сферу сексуальных отношений за рамки общества потребления: хиппи создавали коммуны, питавшиеся одним простым постулатом: " Если это приятно, делай это!". Разумеется "это" распространялось и на любовь. Битловское "All you need is love" - это ведь сразу обо всем, и об асоциальности, и о любви, и о свободе и о сексе, поди тут отдели одно от другого.

Россия же представляет собой странную с точки зрения пубертатной сексуальности картину. Когда-то не так давно мне пришлось написать статью о феминизме, в которой походя была затронута и тема любви. Реакция читателей и читательниц была бурной и продолжительной, но в основном сводилась к тому, что "да ему бабы не дают, вот он и пишет". Сам формат этого ответа свидетельствует о том, что никакой сексуальной революции в России не было. Ведь если о сексе можно писать только в узком пространстве "дают/не дают", то глупо надеяться на адекватность воспринимающего. Он же мыслит о твоем грязном белье: этот "запретный плод" - всегда самый сладкий. Сфера сексуального у нас так и осталось детабуированной наполовину: и все можно, и как-то неудобно. Надо сказать, что хиппи "неудобно" не было: "all you need is love" и гори оно все огнем... Российские феминистки, кстати, сыграли в процессе детабуирования свою дурную роль. Требуя равенства полов, они поняли равенство как карьерные возможности, а вовсе не как сексуальное равноправие, о котором вообще говорится крайне неохотно: кажется, что оно должно прийти само собой. Однако "уж полночь близится, а Германа все нет" ... впрочем, о феминистках больше ни слова, они люди слишком уж нервные, да и разговор это отдельный, долгий и неприятный.

Не отформатированное сексуальной революцией российской общество вступило в эпоху глянца, которая полна асексуальности. Сверхзадача культуры потребления - продать товар, и эффективным оказывается работа с существами почти вовсе бесполыми: затраты на производство и генерацию идей сопоставимо уменьшаются, а аудитория продаж растет. Сфере сексуальности отведена своя, очень хорошо продуманная и сконструированная ниша, - условная "группа "Тату", чья гомосексуальность разваливается ровно в тот момент, когда у продюсера заканчиваются деньги или желание работать с артистками. Этот подвох, как и сотня других подвохов, работает на искусственность сексуальности, на выведение пола за рамки актуального разговора. И общая инфантильность поколения 90-х оказывается клеткой, в которой в лучших традициях шизофрении заперты показная вседозволенность и глубинное незнание себя как существа, наделенного полом. Глянцу нужны "вечно молодые" и он всеми силами противится идеи семьи и брака, как противится и тем отношениям, о которых не могут придумать какой-нибудь истории работающие за тысячу знаков журналисты.

В отличие от литературы с ее идеей "долгого дыхания" и пауз, в которые читатель волен вписывать свое содержание, глянец не терпит лакун. Пространство потребления - это пространство, снизу доверху набитое вещами, в котором сексуальность имеет право на существование только рядом с фотографией полосатого свитера, презерватива или пылесоса (бюджетный вариант для домохозяек).

Странная ситуация, при которой "все можно", но в отрыве от множества сопутствующих вещей и обстоятельств (смотри любую love story - там об обстоятельствах подробно написано) "ничего не нужно", уже породило чудовищное поколение людей, не умеющих знакомиться на улице, в кафе, за разговором. Все можно в Интернете, но там, где заканчивается Сеть (а она все равно рано или поздно заканчивается), любые навыки теряют свою силу. И остается простой, как мычание, обмен междометиями.

- Ну и в общем...

- Ага, типа того...

Любовь и секс собственной ценности давно уже лишились, став инструментом, достижения социального статуса или механизмом преодоления скуки и одиночества. Вся связанная с этим кислая (и уже почти виртуальная) романтика располагается как раз между новыми маечками-писком-сезона, умопомрачительно пошлым фильмом "Питер FM" и андрогинной улыбкой Димы Билана.

Все разогрето и готово к употреблению...

       
Print version Распечатать