По ту сторону эпохи Prosperity

По мнению большинства обывателей, Россия сегодня переживает эпоху относительного процветания. И если с точки зрения объективного анализа такое утверждение можно было бы легко оспорить, то субъективно, психологически людей можно понять. После мрачноватых 1990-х, когда казалось, что земля уходит из-под ног, а каждый день приходили новости о крушении очередного предприятия или целой отрасли, когда выпуски новостей рассказывали о непрекращающихся отключениях электричества и отопления посреди зимы, а многомесячные задержки зарплат стали привычными, когда экономика за считанные годы сократилась более чем вдвое, а миллионы еще советских людей впервые узнали, что такое нищета, после унизительного военного поражения, чехарды правительств, "реформ", залоговых аукционов, кампаний по приватизации, дефолтов и т.п. - после всего этого нынешняя эпоха вполне может показаться эрой процветания.

Интересно, что относительный оптимизм в оценках текущего положения дел, присущий большинству россиян, разделяют, судя по многочисленным опросам общественного мнения, и многие жители Европы и Америки, да и большинства стран мира. Жителям Запада не приходится сравнивать относительно стабильное сегодня с безусловно трагическим вчера, но и у них ощущение процветания основано на определенной реальности. Уже практически два десятилетия глобальная экономика стабильно растет. Крах советского блока и либерализация Китая открыли новые рынки для капиталистической экспансии и создали огромные возможности для инвесторов. Технологический рывок, связанный с развитием интернета, сотовой связи и других высокотехнологичных отраслей стал мощным подспорьем глобального роста.

Но как бы благополучно ни обстояло дело с экономикой вообще, ее финансовый сектор развивался невиданными темпами, оставляя далеко позади промышленность, технологии и даже сектор услуг. Увеличение финансово-спекулятивной составляющей привело повсюду к росту социального неравенства и поставило всю экономику в зависимость от нее.

Однажды в истории человечества такая эпоха процветания уже была. И воспринималась она так же благостно, что отразилось и в ее названии - Prosperity.

Во времена процветания и мира людям сложно поверить, что с ними может случиться беда. "Мы слишком разумны, чтобы истреблять друг друга в бессмысленных войнах, - думали многие европейцы в начале ХХ столетия. - Междоусобицы - удел дикарей, а мы находимся на острие прогресса". Две мировые войны и ужасы концлагерей поколебали веру в разум и прогресс, но не разучили людей впадать в благостную расслабленность. "История кончилась! - восклицали западные интеллектуалы на исходе минувшего века. - Не с кем больше бороться. Сегодняшний порядок пребудет вовеки!"

С весны этого года поползли слухи о приближающемся конце нынешнего prosperity. Многие аналитики увидели в кризисе американской системы ипотечного кредитования ту дощечку домино, которая может обрушить всю мозаику мировой экономики. Как всегда в таких случаях, мнения разделились. Оптимисты уверяют, что опасаться нечего: система будет расти вечно и говорить о кризисе или, тем более, крахе мировой экономики могут только сумасшедшие или провокаторы. Аналитики, менее подверженные обывательским иллюзиям, спорят: одни считают, что в ближайшие месяцы нам предстоит небольшая коррекция глобального рынка, а другие мрачно пророчествуют о его грядущем коллапсе.

Сегодня довольно любителей кликушествовать, нагнетать истерию, указывая на все тревожные симптомы, выбирая из множества фактов те, которые указывают на близкий экономический апокалипсис, и пророчествовать о скором Судном дне. Тех, кто обещает вечное процветание, еще больше. Мало тех, кто проектирует завтрашний день, а не гадает на кофейной гуще.

Капиталистическая экономика кризисна по своей природе; периоды подъема сменяются временем упадка. Амортизировать возможные кризисы, смягчить потери может сознательное регулирование кредита, производства и потребления со стороны общества, а в отсутствие такового экономические диспропорции растут бесконтрольно и грозят болезненными последствиями. Неолиберальные реформы последних десятилетий значительно снизили уровень регулирования экономики в большинстве стран, ослабив контроль за нею со стороны государства. Но предсказать день и час финансовой катастрофы, подобной "черной пятнице" ноября 1929 года на Уолл-стрит, практически невозможно. Слишком много случайностей преподносит "невидимая рука рынка".

Однако попытаться сделать некоторые прогнозы относительно будущих сценариев все-таки можно. Ведь логика их развертывания во многом может быть аналогична той, которая привела человечество от ноября 1929-го к январю 1933-го и затем к сентябрю 1939-го, остановившись по пути на других известных датах и рубежах. История вовсе не безальтернативна, но силы, которые ею движут, подчиняются определенным законам, возвращая человечество к уже пройденным им испытаниям и заставляя сдавать эти экзамены снова и снова. Зачастую история, как известно, повторяется в виде фарса, но от нас зависит, придется плакать или смеяться его героям и зрителям.

***

Кризис финансово-кредитной системы (а именно это сегодня самое слабое звено экономической системы), связывающей мировую экономику в единое целое, скажется на всех ее отраслях, но на каждой особенным образом. Учитывая, что мировое разделение труда за последние 80 лет только углубилось и разные страны занимают разные ниши в структуре мирового производства, каждую из них ждет своя судьба, в соответствии с ее местом в хозяйственной табели о рангах. Но что затронет всех, так это сам распад глобального рынка.

Когда-то марксисты мечтали организовать мировое хозяйство, как "единую фабрику". Сегодня их мечту воплотил корпоративный капитализм, разделивший мир на головную контору, бухгалтерию, конструкторское бюро, промышленные цеха, отдел приемки и обработки сырья и подсобное хозяйство. В одних странах определяются правила игры, заключаются сделки, разрабатываются технологии и аккумулируются прибыли; в других гудят заводские гудки, лязгают конвейерные цепи и пышут жаром доменные печи; в третьих - добывается и переправляется за рубеж сырье для промышленности или продукция сельского хозяйства; наконец, самых несчастных угораздило родиться в странах, куда складываются все отходы мировой фабрики, все порождаемые ею болезни, техногенные и экологические проблемы и социальные издержки. Здесь люди играют роль обитателей всемирного дома призрения, живя на подачки более богатых и успешных стран.

Есть множество сценариев финансового коллапса. Его может вызвать девальвация доллара, основной мировой резервной валюты. А она, в свою очередь, может быть вызвана решением стран-кредиторов (у США самый большой долг в мире) обналичить американские финансовые обязательства или перевести свои накопления в другую валюту (совсем недавно с такой угрозой выступили высокопоставленные китайские чиновники, указав, что экономическая безопасность Америки полностью в руках руководства Поднебесной). С другой стороны, паралич внутреннего кредита в тех же США и Европе способен без помощи извне обрушить карточный домик пресловутой prosperity. А он может поразить нас в любую минуту: все экономические игроки развитых стран, от рядового потребителя до крупнейшей корпорации, живут в долг и почти всегда не по средствам.

Важно, что такой коллапс разорвет связи между странами, а значит, сделает эффективное производство практически невозможным, во всяком случае, в прежних формах. Нынешняя мировая бухгалтерия - Запад - не сможет выделять деньги не только для спекуляций, но и для производства в мировых промышленных цехах - в Китае и странах ЮВА. Последние перестанут нуждаться в сырье для промышленности, что немедленно почувствуют на себе страны - экспортеры энергоносителей и других полезных ископаемых. Цепочку можно продолжить.

Что получится в итоге?

"Новые промышленные страны". Проще всего будет выживать тем, кто привык производить нечто необходимое - предметы потребления, продукты питания и, конечно, "средства производства", необходимые для изготовления первых и вторых. Но как обеспечить производственный процесс в отсутствие дешевых кредитов и крупных инвестиций извне? Для этого надо взять под очень жесткий государственный контроль все наличные ресурсы, директивно распределять их в интересах наиболее важных отраслей и руководствоваться не рыночной конъюнктурой (в условиях краха-то!), а центральным планированием. Дефицитные средства можно выжимать из собственного населения или из соседей, но не с помощью неэквивалентного обмена и не в долг, как раньше, а путем прямого насилия. То есть примерно так, как Сталин проводил индустриализацию за счет крестьян. Учитывая, что во многих индустриальных странах современности, таких как Китай или Вьетнам, есть многовековые традиции государственной централизации, можно ожидать, что мировой финансовый кризис толкнет их примерно на тот же путь, на который "черная пятница" толкнула Германию и СССР в 1930-х. На путь вынужденного государственного тоталитаризма и агрессивной внешней политики (будут остро нужны сырье и другие ресурсы).

Сегодня в этих странах стремительно растет социальное неравенство и вытекающая из этого напряженность. В условиях кризиса у элиты останется только одна возможность справиться с давлением снизу: применив насилие и систему тотального контроля над населением. Кроме того, соблазн канализировать энергию масс в русло национализма (и без того нарастающего в большинстве промышленных стран) станет сильнее опасностей, которые несет эта идеология. В итоге мы можем получить вместо Германии-1933, Китай-20ХХ. Есть, конечно, вероятность, что энергия социального взрыва все-таки прорвет сдерживающие ее оковы государства. Но и тогда объективная экономическая логика будет вести страны, о которых идет речь, к образцам присной памяти "социализма в одной отдельно взятой стране", а вовсе не к горизонтам мирового социального освобождения. Мы можем стать свидетелями еще одного большого скачка и еще одной Культурной революции.

Запад. Другая история, вероятно, ждет сонный, благополучный и сытый "первый мир". Здесь глубокий экономический кризис затронет в первую очередь инфраструктуру массового потребления, обеспеченную сегодня эксплуатацией третьего мира и высочайшим уровнем доходов населения. Хорошо известно, что социальная стабильность западных обществ обеспечивается именно за счет неоправданно высоких стандартов жизни, достигнутых наиболее развитыми странами в результате совершенствования социальной сферы, с одной стороны, и выгодного положения бывших метрополий в мировом разделении труда - с другой. Распад мирового рынка сведет эти преимущества на нет, вернув на повестку дня острую общественную и политическую борьбу за перераспределение доходов, а вслед за ней и того призрака, который бродил по Европе начиная с Великой Французской революции и прославился под именем коммунизма.

Мобилизовать усилия общества в рамках жестко централизованного иерархического проекта, как это было в ХХ веке, вряд ли удастся на сегодняшнем Западе. Власти и капиталу там противостоит очень мощное, хотя и разрозненное гражданское общество, которое вынуждено будет выступить единым фронтом против попыток реконструкции авторитарных бюрократических моделей и, тем более, тоталитаризма.

Однако, с другой стороны, в руках элиты стран "первого мира" находятся самые большие финансовые и организационные ресурсы, которые сохранят свое значение и в эпоху экономических потрясений. Поэтому можно не сомневаться, что без боя социальные верхи не отдадут свои привилегии. Решающим фактором в момент острой борьбы могут оказаться те социальные силы, которые стоят особняком в магистральном потоке развития сегодняшних Европы и Америки. В ходе деиндустриализации, последовавшей за выводом промышленности в страны Азии, Африки и Латинской Америки, на Западе стало формироваться то, что принято называть "обществом услуг". Помимо сектора, связанного с производством информации, социальных экспериментов, смыслов и образов (лежащего в основе существования гражданского общества), оно основано на широчайшем развитии мелкого и мельчайшего бизнеса в сфере общественного питания, транспорта, развлечений и т.д. и т.п. Та социальная среда, которая выросла на этой экономической почве, весьма похожа на те слои, которые социалисты традиционно называли "мелкой буржуазией". К ней примыкают плохо ассимилированные, но абсолютно неустойчивые ("деклассированные") представители диаспор выходцев из бывших колоний. В Европе это эмигранты из арабских и африканских стран, в США - латиноамериканцы и отчасти чернокожие американцы и т.д.

Социальное поведение маргинальных групп непредсказуемо, так же как и логика действий низов среднего класса в эпоху, когда его социальный статус находится под угрозой. Именно эти слои привели к власти Гитлера и большинство ультраправых режимов прошлого. При активной поддержке финансово-промышленной и военно-бюрократической элиты, разумеется. В условиях глубокого экономического кризиса, когда многомиллионные массы придут в движение, а общественная борьба обострится до предела, эта ситуация может повториться, и элита найдет способ мобилизовать в пользу нового антидемократического проекта социальные низы (или столкнуть их представителей друг с другом в братоубийственной вражде). В противостоянии с гражданским обществом они вряд ли смогут победить, но, вероятно, блокируют радикальные перемены. В этом отношении показательно, как уже сегодня правящие элиты европейских стран мобилизуют вынужденную поддержку одной части общества, пугая ее угрозой со стороны другой. Так, Ширак в 2002 году получил голоса левых избирателей только благодаря тому, что ему противостоял правый экстремист Ле Пен; наоборот, консерваторы зачастую получают голоса центра, используя сознательно подогреваемые ксенофобские настроения (на волне страха перед эмигрантами из Магриба к власти пришел преемник Ширака, Саркози). Эти тенденции могут получить гораздо более яркое развитие в условиях глубокого кризиса. Стабильные и сытые страны Запада могут погрузиться в полосу гражданских и социальных конфликтов, которые не позволят им ни совершить эволюционный рывок к новому социальному устройству (в силу отсутствия организованного субъекта трансформации и устойчивости традиционных структур), ни скатиться к фашистскому варварству прошлого.

Страны - экспортеры сырья и аграрные страны. Больнее всего кризис ударит по странам, торгующим своими недрами или плодами своей политой потом крестьян земли. В большинстве своем и без того сравнительно бедные и отсталые, они лишатся основного источника доходов, а вместе с ним и социальной стабильности. Даже тяжелое золото и нешуточное богатство нефтяных монархий не спасет их от падения. Миллионы палестинцев и пакистанцев, работающих на нефтяных промыслах и вышках Аравийского полуострова, оказавшись на улице, потребуют оплатить им по векселю социальной справедливости. В этом их поддержит средний класс и нищие бедуины, плохо вписавшиеся не только в энергетическое процветание, но и в современность вообще. Даже буржуазия вложит свои две копейки в дело свержения анахроничных монархий, рассматривающих свои страны как феодальные поместья, из которых следует выкачивать деньги на "приличную жизнь". Если нефть (газ, медь, марганец, олово) теперь ничего не стоит, то организованное вокруг его добычи население оказывается не у дел. И вынуждено выяснять пути дальнейшего развития своих стран на голодный желудок. А это, как говорится, не способствует. Поэтому есть все основания ожидать, что процесс творческого поиска будет происходить весьма драматично.

Аналогичным образом будет строиться дискуссия относительно путей развития в аграрных странах, тесно связанных с мировым рынком. Если никому не нужна больше наша говядина или бананы, то нам не нужно такое правительство - резонно заключат граждане соответствующих стран. Беда лишь в том, что относительно дальнейших шагов согласия не будет.

В большинстве случаев сырьевые и аграрные страны находятся на сравнительно раннем этапе эволюции. Во многих из них сохранились еще племенные или общинные институты. Нередко эти государства, будучи весьма случайным результатом географических фантазий бывших колонизаторов, проводивших административные границы колоний как бог на душу положит, являются многонациональными и многоконфессиональными. Все это, будучи помножено на примитивность социальных структур и хрупкость хозяйственной жизни, приведет, надо полагать, к серии бесконечных этнических, племенных и религиозных войн, государственных переворотов и социальных бунтов, которые охватят значительную часть Азии, Африки, Латинской Америки. А это означает новые жертвы, миллионы беженцев и все новую нестабильность.

Возможно, кое-где возникнут сравнительно устойчивые и совершенно террористические режимы традиционалистского или неотрадиционалистского толка (подобные тому, что в Афганистане стремился установить Талибан). Но вряд ли это избавит народы бедных стран от нищеты и бесконечных неурядиц, ведь ни социальных реформ, ни глубокой модернизации в повестке дня таких режимов, скорее всего, не значится.

Россия. А что же наша великая энергетическая держава? Что ждет ее в случае экономического катаклизма?

С Россией, как всегда, не обойтись общим аршином, у нее ведь - особенная стать. В наследство от Советского Союза нам достались не одни только нефтяные вышки в сибирской тайге. Помимо них, несмотря на все усилия многочисленных реформаторов, в стране есть сравнительно развитая промышленность, все еще передовая наука и даже тот сектор, который принято связывать с ростками "информационного общества". В России одновременно уживаются "первый", "второй" и третий мир. Глубокие социальные противоречия обещают острые конфликты в будущем; слабость "государственного класса" и того олигархического капитала, на который он опирается, оставляет возможность для победы общества в возможной схватке. Вместе с тем стремительная деградация социальной инфраструктуры, маргинализация населения и анклавы почти средневековой отсталости (не только на национальных окраинах или среди мигрантов, но и в русской глубинке) создают угрозы для прогрессивных перемен.

Тем не менее, оставшись без нефтяных сверхдоходов и поддерживаемой ими стабильности, Россия имеет шансы пережить самую драматическую и насыщенную эволюцию. Она остается "самым слабым звеном в цепи империализма", как говорил один известный революционер.

Абсолютное большинство населения страны как в воздухе нуждается в социальных гарантиях и связанной с ними системе перераспределения общественного богатства. Вместе с тем гражданское общество (т.е. организованная часть населения, наиболее социально мобильная и ресурсная, сосредоточенная преимущественно в мегаполисах), стоящее во главе борьбы за социальные и гражданские права, идет в своих требованиях дальше, выступая за радикальную демократизацию общественной и государственной жизни, за контроль общества над экономической и социальной политикой (т.е. за трудовую республику на каждом предприятии, в каждом НИИ и за самоуправление для каждого двора, а вовсе не за новое издание произвола в "демократическом" камуфляже). Это требования, выдвигаемые общественным движением "первого мира". Но в России они могут осуществиться только при условии демократической революции большинства, совершенной во имя самосохранения страны, спасения ее от сползания в третий мир. А такая революция (неактуальная на Западе) возможна благодаря глубоким противоречиям многоукладной страны.

"Пролетарская" революция начала ХХ века могла произойти только в преимущественно крестьянской России с ее архаичным самодержавием и дворянской аристократией, потому что для нее нужна была такая глубина противоречий и общественных антагонизмов, которая была непредставима на гораздо более (равномерно) развитом Западе. В результате Россия на время не только догнала Запад, но долгое время шла в авангарде мирового развития. Похожий шанс есть и сегодня.

Но для этого пока не хватает одного важного условия. В России начала ХХ века были хорошо организованы силы, стремящиеся к радикальным переменам - революционные партии (эсеры, большевики, меньшевики). Сегодня их нет или они не могут преодолеть кризис, доставшийся им в наследство от краха "советского проекта". Без такого "модератора" исторического процесса страна может оказаться в ситуации катаклизма без внятных рецептов и стратегии выхода из кризиса. Упустив шанс на прорыв в будущее, страна может оказаться уже безнадежно в третьем мире с его выбором между трайбализмом, фундаментализмом и вечной междоусобицей. Уже сегодня хватает поклонников "родноверия" и сторонников "национал-демократии", предлагающих свой посконный рай, где между плахой и пыточной избой останется только простор только для традиционной русской тоски по навеки упущенным возможностям.

***

Слава богу, история не обязана слушать начетчиков от науки или идеологии. И она вовсе не подписывала обязательств идти по тому пути, по которому веками ходила до сих пор. В конце концов, предугадать всего многообразия форм развития невозможно. Я лишь в общих чертах описал те тенденции, которые играют заметную роль в современной общественной борьбе и могут быть усилены экономическими обстоятельствами ближайших лет. Какие из упомянутых факторов сыграют "по полной", а какие окажут лишь едва заметное влияние, точно сказать не может никто. И все же не учитывать возможности описанного сценария или других подобных, нельзя.

Что ждет мир в случае наступления эры "больших развязок"? Новая мировая война? Мировая революция? Новое средневековье? Это зависит от того, какая инфраструктура будет подготовлена к моменту "Ч". Гонка вооружений подобна висящему на стене заряженному ружью, которое, увы, рано или поздно выстрелит. А сегодня гонка вооружений налицо. Укрепление социальной самоорганизации масс, рост низовых инициатив, их превращение в сознательную силу, в реальный субъект политической жизни создают возможность для будущих трансформаций, и чем больший перевес будет на стороне "сил прогресса", тем меньше крови и жертв потребуют боги Истории.

Сегодня темпы роста вооружений обгоняют темпы становления нового социального движения. И это печально. В той точке, в которой разрыв и возможность трансформаций больше, чем где бы то ни было, - в нашей прекрасной стране, - слабость социальных альтернатив особенно сильно чувствуется. И это может дорого стоить всем нам. А между тем терновый венец новых войн и смут уже готов увенчать нынешние поколения, слишком расслабленные в своем легкомыслии.

Изменить эту невыгодную конъюнктуру в наших силах. И для этого как нельзя лучше подходит старая программа "Мир хижинам - война дворцам!".

Мы уже привыкли к свастикам на стенах домов, к победным реляциям с голубого экрана о росте вооружений и к политическому крохоборству национальных лидеров, торгующих оптом и в розницу интересами народов некогда единой страны, стравливающих "коренных" и "унтерменшей" в безумной надежде выжать дополнительную прибыль из взаимной ненависти равно угнетенных уроженцев братских республик. Все это - инфраструктура войны. Противопоставить ей можно только солидарность в борьбе за свои права, за свое достоинство и за свой проект Человека. В ноябре этого года в Киеве пройдет Социальный форум стран бывшего Союза, который будет означать реальную интеграцию и солидарность снизу, вместо политических интриг и хвастливых фраз о мнимых победах сверху. Это - инфраструктура мира. Может, это маленький шаг, но это шаг в сторону мира и прогресса. Это попытка заставить будущее говорить с нами на том языке, который мы хотим слышать. Шаг от шаткого prosperity немногих к миру и процветанию для большинства.

       
Print version Распечатать